Подкаменная Тунгуска (СИ) - Страница 38
— Колотушка, колотушка — дай ответ! Слушайте меня все! Если в какой-то момент колотушка по воле духов сама вырывается из моей руки и упадёт на человека, для которого камлаю, она объявит нам волю сонма духов, злых и добрых. Упадёт кольцами-погремушками вверх — духи приняли просьбу, вниз — отказали.
Колотушка упала на корчившегося в конвульсиях Шмонса — плашмя.
— Ответ ещё не окончательный — неблагоприятную вероятность можно изменить. Окончательный ответ дадут нам ваши подношения — приняли ли их духи или нет?
Ерофеич вскарабкался на лестнице на притолоку над дверью и вернулся с солидным самородком. Фёкла выставила торбу с тёртым табаком-самосадом, полмешка муки, полмешка сахару и пластиковую канистру с самогоном.
— Духи приняли подношение! — объявил шаман, вконец обессиленный борьбой с духами. — Етагыр ушёл к себе в глубину горы! Душа вернулась в тело страждущего!.. А ты, девка, принеси угощение добрым духам да повкусней!
Тунгуска подскочила к огню с деревянным подносом. Шаман накрыл решёткой кумирницу с углями, положил на неё белый хлеб и куски запечённого мяса. Разбрызгал костяной лопаткой молоко по четырём сторонам света, отломил и сжёг в огне кусочки мяса и хлеба. Затем разломал хлеб на три части. Взял себе свою долю, остальные две вручил с кусками мяса Ерофеичу и тунгуске.
— Это надо съесть до последней крошки!
Минут пятнадцать все усиленно работали челюстями, даваясь всухомятку.
— Только теперь можно запить медовухой! — приказал шаман, когда все прожевали последний кусок.
Фёкла кинулась за бражкой. Шаман снял с пояса старинные чернёные ножницы, вырезал из куска кожи танцующего чёртика с хвостом и рогами и повесил над дверью для удостоверения, что злой дух изгнан из больного навсегда.
— Пресекаю злым духам доступ к душе больного!
Привязал аркан к рогам оленя, бившегося на привязи, а другом концом обвил пристёгнутые руки Шмонса. Ударом плётки поднял оленя на дыбы. Олень боднул воздух рогами — Шманец чуть не перевернулся вместе с лежаком, к которому был привязан.
— Злым духам навсегда заказан путь к душе исцелённого!
Затем шаман снова прыгал у огня, тряся побрякушками и бляхами, змеиными головками из пивных банок. Бил в бубен, крича гой-э-э-э! гой-э-э-э! и ему снова подпевала тунгуска и подвывал Ерофеич с вытаращенными глазами.
Наконец шаман задрожал, и, сам вытаращивши глаза, упал на пол, хрипя и корчась. Изо рта пузырилась пена. Через некоторое время встал, шатаясь, недоуменно озираясь и позёвывая, как спросонку, и снова пугнул оленя и упал, совсем уже будто бы без сил. Олень дёрнул рогами, натянул аркан, привязанный к рукам Шмонса. Громко лопнули сыромятные шнурки, оторвались от лежака лосиные камасы. Шманец высвободил руки, поднялся и сел на лежаке. Взгляд у него был невидящий. Он был похож на мертвеца, восставшего из могилы, до того бледный и помертвелый. Шаман, который до того валялся без сознания или как бы в обмороке, тоже очнулся, начал лёжа петь и призывать умерших соплеменников восстать из мёртвых.
— Придите к нам из своих саванов-могил на верхушках берёз и попросите самых длинных щук в реке утянуть на дно все наши немощи, отягощающие нас. Придите и заслоните вашими спинами наши жилища от злых духов, скрадывающих во сне наш жизненный припас из часов, дней и лет, отведённых нам. Да не кончится слишком рано соль, табак и сахар, отпущенные нам на пропитание! Придите, мёртвые!
Ерофеич, который давно вошёл в гипнотический транс от театрального зрелища, не на шутку перепугался, что шаман напустит полну избу мертвецов, и обмочил портки со страху. Что чувствовала тунгуска, никто бы никогда не прочитал на её непроницаемом лице. Шаман всё ещё сидел на полу с закрытыми глазами и рассказывал, что он видел и слышал от мертвецов в загробном мире, о чем каждый из живых думал и загадывал:
— Вот ты, хозяин, задумал дурное — за это тебе нехорошо будет, духи так говорят. Етагыр тебе не отпустит от себя. Девке твоей летать по небу кукушкой, а исцелённый одержимый вырвется из тёмного мира к свету и получит радостное преображение, так духи обещают ему после очищения его души. А тебе, хозяин, твоей души уже не очистить.
Ерофеич громко бухнулся затылком о деревянный пол и потерял сознание.
Тунгуска пристегнула жертвенного оленя к упряжке шамана. Уложила в нарты приношения духам.
— Пойдём рассчитаемся, — отвёл её шаман в избу. — Окна и люки можно закрыть. Больной исцелился.
Шаман нагнулся над Ерофеичем и поднёс растопыренную ладонь к его лицо. Ерофеич начал медленно подниматься с закрытыми глазами.
— Встань! — негромко сказал шаман. — Ты меня слышишь?
Ерофеич кивнул с закрытыми глазами.
— Сядь за стол и положи обе руки на столешницу.
Ерофеич с закрытыми глазами точно подошёл к стулу и уселся за стол, положил перед собой руки.
— Так и сидеть!
Шаман с тунгуской уложили на полати тяжеленного Шмонса.
— Теперь он будет спать трое суток без еды и питья.
— Не помрёт от голода и жажды?
— У него избыточные жировые отложения — сдюжит. Как проснётся, влейте в него полстакана тёплого молока.
— Оленьего или коровьего?
— Неужто оленье есть до сих пор?
— Яловая оленуха до сих пор доится. Стакана два в день даёт. Чудо какое-то.
— Всё равно какое, лишь бы молоко было тёплое. И потом ещё двенадцать часов спасённого не кормить. Поить только противно тёплой кипяченой водой. Чаю не давать.
— А водку можно?
— Он уже никогда не сможет водки пить.
— Заколдовал?
— Закодировал… Поначалу он будет ходить под себя, как маленький ребёнок, и блевать. Лучше постелить под него клеёнку. Следите, чтобы голова была на боку.
— Зачем?
— Как бы больной не задохнулся рвотными массами.
— Тунгусский шаман говорит, как настоящий доктор? Наши люди в тайге так не говорят.
— Я городской в четвёртом поколении.
— Из Ярилоярска?
— Из Питера. Кандидат медицинских наук. Практикующий психотерапевт. Мой отец был доктор медицинских наук.
— Тоже шаман был?
— Нет. У нас шаманы не наследственные. Призвание шамана может проснуться в каждом тунгусе. Хозяин тебя не обижает?
— Только малешко.
— Скоро не будет.
Шаман подошёл к сидящему в кресле Ерофеичу и повернул его голову к себе: