Подкаменная Тунгуска (СИ) - Страница 36

— Дай я тебе слегка угли побрызгаю, чтобы пламенем не вспыхивало.

— Огонь нельзя осквернять водой!

— А как в тайге костёр затушить, если не помочиться на него?

— Ногой притоптать и землёй присыпать, а не осквернять нечистотами. Духи накажут, зверя не пошлют.

Над дымом шаман разогревал бубен, плавно перемещая его над углями. Кружась на месте, потрясал жестяными побрякушками из пивных банок, нашитыми на своём облачении из косматых шкур, и слегка постукивал колотушкой.

— Зачем коптишь своё вооружение?

— Дым все освящает, а огонь всё очищает… Вовремя подсыпай свежих углей в кумирницу, — напомнил шаман тунгуске.

— Я сейчас ей дровишек подколю, — с охотой вызвался Ерофеич.

— Только во дворе. Нельзя рубить дрова близко от костра, чтобы не поранить духа огня.

— Придумали, вашу тунгусскую мать!

— Нельзя ругаться матерными словами у огня, нельзя плевать в него или чем-то тыкать в угли.

— А кочерга на что?

— Кочерга для золы. Это уже мёртвый огонь, а мёртвых нечего бояться. Живых бойся!

— Поставьте лежак с больным у кумирницы и накройте одержимого шкурами.

— И так не замёрзнет — у жаровни лежит.

— Накройте, чтобы не выпустить его душу вместе со злым духом.

— Откуда у Шмонса душа? Проиграл он свою душу в картишки вместе с совестью.

— Всё в мире имеет душу — каждый камень, всякое дерево, малая травинка, самый малый клещ. Сорвёшь травинку без заклятия — выпустишь её душу, духа-покровителя обидишь. Обидишь духа — упустишь удачу — тебе зверя на пошлют, а сам потеряешь здоровье или даже жизнь. Нам сегодня помощь всех добрых духов нужна. Мы поборем самого злого хозяина этих мест — Етагыра.

— А ты его видел?

— Много раз, когда был на грани гибели один на один с тайгой.

— А в городе только добрые домовые водятся?

— В городе нечисти полным-полно, но нечистики там по горло сыты грехами горожан, а в тайге мало грешников, вот и духи голодные бродят. Злые очень от голода. За твоими грехами охотятся.

— А звери?

— На зверях нет греха, они в ладу с природой живут. Только человек против сотворителя мира грешит. Злые духи рады-радёшеньки любому заблудшему в горах или безлюдной тайге, чтобы слопать его грешную душу, а тело росомахам на растерзание оставить.

— По обличию они драконы, волколаки или черти рогатые?

— Они способны принимать человеческий облик, чтобы втереться в доверие. А потом могут завести тебя в болотную топь, свести тебя с ума или даже заставить есть человеческое мясо.

— Так оттого-то беглые зэки в тайге человечинкой балуются?

— А ты думал!

— Во как, паря, всё хитро устроено… А я и не догадался бы… Ты-то сам как их видишь, во сне аль наяву?

— Вот посмотри на мой головной убор — бахрома из кожаных ленточек полностью закрывает мне лицо. Через неё хорошо видно духов, но не видишь окружающих людей, когда тебе этого не нужно.

— Понятно, это такой прибор для духовидения… — почесал за ухом Ерофеич. — Заговаривать злых духов — это чо, типа служба такая, как у попа в церкви?

— Нет. Ритуальные камлания совершаются только ради врачевания или для поддержки заблудших в тайге людей, чтобы путь им домой указать. Шаманы не будут камлать просто так за здорово живёшь и лишний раз тревожить духов. Это себе дороже. Профессия у нас такая.

— Понятно, работаете только по прямому заказу… А зачем тебе змеиные головки из пивных банок на кожаных полосках болтаются? Для пущего шума?

— Змеи у нас в тайге редкие твари — холодно им тут, и они почти что не кусачие. Зато считаются самыми сильными духами-защитниками шамана в путешествиях в нижний мир, что под землёй хоронятся. А вот эти связанные в узлы кожаные шнурки, нашитые на полы облачения, служат мне крыльями в полёте между мирами. Шнурки продеты в металлические трубочки, на конце каждого шнурка — колокольчик, чтобы звоном устрашать злых духов.

— Это же обычный сторожок для донной удочки из магазина для рыбаков.

— И жестянки-погремушки от обычных пивных банок, ну что? Нечистый дух любого скрежета не переносит, а рыбачьи звоночки им ещё пуще на нервы действуют.

Ерофеич и сам поёжился от непонятного предчувствия. От шума, звона и скрипучего шороха косматого шаманского облачения у кого угодно мурашки по спине пробегут, не только у злого духа. Головной убор шамана вообще придурошный — кожаная лента, к верхнему краю которой нашиты орлиные перья.

— Зачем у тебя на ленте нарисованы глаза и уши да ещё девчачьи атласные ленточки для косичек нашиты — чёрная, зелёная и голубая?

— Чтоб духи знали, что шаман всё видит и слышит во тьме, под водой, на земле и под землёй и на любом далёком расстоянии. И за это опасались меня.

— А перья орлиные на голове к чему?

— Орлиные перья помогают мне летать в мире духов.

— Понятно — рулевое оперение, как в авиации… А сам-то ты на чём лётаешь?

— Бубен — крылатый конь шамана. На нём прорывается в высшие и низшие сферы нашего мира. Если ускоряю бой колотушкой в бубен, я подгоняю своего крылатого коня, заставляю его подниматься все выше и выше. Замедляя бой, я приземляюсь. Тебе кажется, что я рядом с тобой, а я одновременно проношусь сквозь напластования реальности и виртуальности.

— Какие-какие слои?

— Вселенная представляется нам как многослойная малица-шуба мира, в которую завёрнут младенец-человек. Каждый слой вселенной населен многочисленными существами и духами. В этом запутанном сховище духи могут спрятать похищенную душу скорбящего. А я эту душу найду, верну хозяину и очищу в огне и дыме.

— Подремонтируешь?

— Если смогу, конечно.

— А коли не смогёшь?

— Тогда болезный помрёт по воле духов, но я его ушедшую душу направлю в лучший из потусторонних миров… Присаживайтесь оба у огня.

— Я постою.

— Всем обязательно сидеть и смотреть, не сводя глаз! Начинаю камлать. Всем меня слушаться!

Ерофеич с тунгуской сели, поджав под себя ноги, и, нагнувшись вперёд, смотрели на синий огонёк, изредка проскакивавший по подёрнутым пеплом углям. Шаман подпалил и быстро затушил пучок багульника, чтобы напустил больше духовитого дыма. Заново окурил сначала свою обувь, а затем свой бубен и другие шаманские прибамбасы. Сделал над кумирницей три оборота по солнцу правой, а затем левой ногой. Обернулся три раза на месте с закрытыми глазами. Пристукивая колотушкой по бубну, согнулся в три погибели и что-то запел на родном языке, ускоряя темп. Шаман пел и бил в бубен, тунгуска подпевала.