Подельник эпохи: Леонид Леонов - Страница 10

Выдержки из очередного письма сына Максим Леонович использовал для создания двух кратких корреспонденций о забастовках и демонстрациях московских рабочих. Они вышли в двух номерах – от 25 и 26 сентября 1913 года.

Тогда же Лёна начинает писать первые стихи, которые не сохранились…

19 июля (1 августа по новому стилю) 1914 года началась Первая мировая война.

Много лет спустя Леонов вспомнил, что осенью 1914 года выступал на сцене Большого театра – пел в Московском сводном гимназическом хоре; выступление посвящалось союзникам России в войне.

Похвальная грамота ученику 4-го класса Московской Третьей гимназии Леониду Леонову «в награду за отличное поведение и хорошие успехи в науках», врученная 27 ноября 1914 года, косвенно отражала состояние России в те дни.

Еще верилось, что война будет выиграна, а Российскую империю и Дом Романовых ждут долгие времена благоденствия. Посему наградной лист красив, богат, огромен, в многоцветном его орнаменте размещены фотографии, посвященные празднованию 300-летия Дома Романовых и 100-летию Отечественной войны 1812 года, на листе размещены портреты первого государя из Романовых Михаила Федоровича, императоров Александра I, Николая II, императрицы Александры Федоровны и царевича Алексея.

Похвальный лист следующего, 1915, года выглядит несколько скромнее. На нем начертаны суровые слова, которые позже возьмут на вооружение советские агитаторы: «Всё для войны» – слева и «Всё для победы» – справа.

К пятнадцатому году Лёна Леонов всерьез увлечен литературой. Посещает литературные кружки, пишет не только стихи, но и прозу. Друзья его старых детских забав – по кулачным боям и посещениям иллюзиона «Наполеон» – уходят в прошлое. Теперь у него новый товарищ – Наум Михайлович Белинкий. Прозвище друга – Немка. Кто-то назвал его так из гимназистов, и прижилось. Немка разделяет интерес Лёны к поэзии.

За год, вспоминал Наум Михайлович, они перечитали Бальмонта, Брюсова, Белого, Сологуба; кстати, мрачные стихи последнего Леонов будет любить всю жизнь…

Лёна посылает первые свои поэтические опыты отцу, и в том же 1915-м Максим Леонович отзывается трогательным и бесхитростным стихотворением «Заветы сыну»: «В своих стихах будь чист, как светлая росинка,/ Как гордого орла полет – высок душой,/ Забитого нуждой и в жизни сиротинку/ Благословляй в твоей поэзии святой./ Бичуй порок и зло, клейми неправду злую,/ Обиженным судьбой защитой будь в стихах,/ Не забывай вовек страну свою родную,/ Неси свет знания туда, где правит мрак…»

Четвертого июля 1915 года в газете «Северное утро» впервые опубликовано стихотворение Леонида – «Вечером». Леонов никогда не отсчитывал начало своей литературной деятельности с этого дня, что неудивительно: стихи его той поры были совершенно беспомощными: «Люблю я вечером смотреть,/ Как солнце за гору уходит,/ Как пташки песнь свою заводят,/ И станет темный лес гореть/ Светила яркого лучами…/ Как тихо сделается вкруг,/ Как станет пахнуть сразу, вдруг/ Прекрасным воздухом, цветами…» и т. д.

Но даже в этом, совсем еще детском, стихотворении неожиданно возникает та нота, что будет сопровождать прозу Леонова целую жизнь: «Вдруг скрылось солнце – с ним краса…/ Пора домой, уже роса…/ И на душе так грустно станет,/ Как будто гневны небеса/ И солнце снова не проглянет».

«Гневны небеса» – вот ведь что! «И солнце снова не проглянет…» Отсюда уже различим путь к финальным строкам «Пирамиды», где снопы искр летят к «отемневшему небу», то есть к тем самым гневным небесам без солнца.

В следующем номере «Северного утра», от 5 июля, вышло еще одно стихотворение Леонова – «Родине». Оно о войне: «Ты не покинута в своих стремленьях славных./ Святая Русь! Ведь гордо, как всегда,/ Восстали грозные спокойно-величавы/ В защиту матери герои-сыновья…»

И здесь возникла вторая главная, пожизненная тема Леонова: светлая земля Русь, ее печали и устремления, ее красивые люди.

Черты родины, уже в первых стихах упомянутые юным Лёной, – и спокойствие ее, и гордость, и величавость – проявятся в полную силу в его «Взятии Великошумска», в «Русском лесе»…

И, кажется, можно догадаться, когда впервые две эти главные, неразрывные темы болезненно сошлись для Лёны Леонова.

Это была осень 1914 года. В Москву пришли известия о катастрофе, случившейся со Второй русской армией, возглавляемой генералом Александром Васильевичем Самсоновым. В течение всего пяти дней два корпуса армии понесли страшные потери: до 30 тысяч убитых и раненых и 92 тысячи пленных. Самсонов покончил жизнь самоубийством.

Вскоре начался призыв работников второго разряда на войну. «Пошли, – вспоминал Леонид Леонов, – мужики с могучими руками, громадные, русые, с голубыми глазами, с бородами… А я был мальчишкой пятнадцати лет, закрылся в уборной во дворе и плакал».

И больше почти ни одного известия о том, что Леонид Леонов плакал когда-либо, не сохранилось.

А слезы его были от жуткого прозрения, что эти живые, высокие, сильные люди окажутся скоро кровавым мясом, а еще точнее – «молодятиной», скормленной войне. Именно этим точным словом – «молодятина» – охарактеризует призывников Первой мировой Леонов в романе «Барсуки».

А от страшной этой «молодятины» совсем недалеко до еще более жуткого определения Леонова, что он дал людям, – «человечина».

Человечина – то, что останется от венца творения, когда небеса окончательно прогневаются и солнца больше не будет над теми, кто не хочет жить и сжигает свою землю.

Так два наивных юношеских стихотворения Леонида Леонова вместили тайный знак всего его пути.

С 1915 года шестнадцатилетний Леонид Леонов подрабатывает корректором в газете. Появляются деньги, чтобы съездить к отцу, – и с этого года он проводит каникулы в Архангельске. Заводит там новые знакомства, посещает местные театры, которых в городе было немало.

Газета, где редакторствует отец Лёны, выходит ежедневно на четырех полосах. «Северное утро» старается рассказать читателю сразу обо всем: от последних событий в стране и ходе войны в Европе до местных, архангельских казусов.

С Максимом Леоновичем сотрудничает Филипп Шкулёв, которого в 1913 году тоже выслали в Архангельск. Он пишет иногда ура-патриотические стихи («А ведь русские идут стеной/ и бряцают щетиной стальной»), иногда сатирические и весьма энергичные фельетоны.

Одновременно Максим Леонов и Филипп Шкулёв выпускают сатирический журнал «Северное жало».

Существующий порядок вещей Максим Леонович не принимает, как и прежде, о чем можно судить по его новым стихам: «Верить можно и должно,/ Но когда же это солнце/ Нам свободой заблестит?/ Иль уже не суждено/ В наше тусклое оконце/ Солнцу яркому светить».

Или еще более радикальное в журнале «Северное жало»: «Задушена свобода,/ Задушена печать./ Забитому народу/ Приказано молчать./ Не пусты казематы,/ И тюрьмы все полны./ Сидят, тоской объяты,/ В них лучшие сыны./ Расстреляны герои,/ Повешены борцы,/ И властвуют повсюду/ Шпики и подлецы!»

После публикации этого стихотворения журнал закрыли, а оставшиеся номера изъяли из продажи.

В пятнадцатом году Лёна еще находится под поэтическим влиянием отца. Пишет очень много, «иногда – по шести стихотворений в день», как сам говорил.

«Мои первые стихотворения были очень плохи, – признавался позже Леонид Леонов, – но я хотел бы в свое оправдание сказать: большие деревья поздно приносят плоды».

Не оспаривая мнение Леонова, мы все же считаем, что ранние поэтические опыты его могут быть полезными в попытке воссоздания портрета писателя в юности.

Максим Леонович воспринимал поэтические увлечения сына с удовольствием: печатал его часто и последовательно. После первых июльских публикаций 1915 года следуют новые.

Двадцать шестого июля на страницах «Северного утра» появляется лирическое стихотворение «Другу». 1 августа – «Песня», традиционное народническое стихотворение о тяжкой мужицкой доле. 14 августа – «Сон», опять же про мужика, которому снится, что он король.