Подарок тролля - Страница 63

— Побирушки вы этакие, вы что, еды в глаза не видали?

Еще пуще застыдились Маттиас с Анной, отвернулись в сторону, вздохнули и ни слова не сказали ему в ответ.

Но всякий день они упорно шли в школу, хотя снежные сугробы поджидали их на лесной дороге, а холод сводил им пальцы, и были они всего-навсего бедными сиротами, и хлеба со шпиком и сыром да пряников — в глаза не видали. Но как весело было сидеть кружком вокруг очага вместе с другими детьми из селения и читать по складам! Хозяин же хутора Торфяное Болото каждый день повторял:

— Упаси вас Бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси вас Бог оставить коров недоеными!

Где уж там Маттиасу с Анной к сроку не воротиться! Мчались они лесом, словно две маленькие серые мыши-полевки по дороге в норку, до того хозяина боялись!

Но вот однажды Анна остановилась посреди дороги, схватила брата за руку и говорит:

— Не помогла мне, Маттиас, и школа. Видно, нет мне радости на этом свете, и до весны мне не дотянуть!

Только Анна вымолвила эти слова, глядь — птичка алая на дороге сидит! Такая алая на белом снегу, такая яркая-преяркая! И так звонко поет, что снег на еловых ветках тысячами снежных звездочек рассыпается. А звездочки эти тихо на землю падают…

Протянула Анна руки к птичке, заплакала и сказала:

— Птичка-то алая! Глянь-ка, она алая!

Заплакал тут и Маттиас:

— Она, наверно, и не знает, что на свете водятся серые мыши-полевки.

Взмахнула тут птичка алыми крылышками и полетела. Тогда Анна схватила за руку Маттиаса и говорит:

— Если эта птичка улетит, я умру!

Взявшись за руки, побежали тут брат с сестренкой следом за птичкой. Словно язычок яркого пламени, трепетали крылышки птички, когда она неслась меж елей. И куда бы она ни летела, от звонкого ее пения на землю тихо падали снежные звездочки… Вдруг птичка понеслась прямо в лесную чащу; снует между деревьями, а дети за ней — и все дальше и дальше от дороги отходят. То в сугробах увязают, то о камни, что под снегом спрятались, спотыкаются, то ветки деревьев их по лицу хлещут! А глаза у Маттиаса и Анны так и горят!

И вдруг птичка исчезла!

— Если птичка не найдется, я умру! — сказала Анна.

— Слышу я, птичка за горой поет, — сказал он.

— А как попасть за гору? — спросила Анна.

— Через это темное ущелье, — ответил Маттиас.

Повел он Анну через ущелье. И видят вдруг брат с сестрой — лежит на белом снегу в глубине ущелья блестящее алое перышко. Поняли дети, что они — на верном пути. Ущелье становилось все теснее и теснее, а под конец стало таким узким, что только ребенку впору в него протиснуться.

— Ну и щель, — сказал Маттиас, — только мы можем здесь пройти! Вот до чего мы отощали!

— Хозяин Торфяного Болота позаботился, — горько пошутила Анна.

Пройдя в узкую щель, они оказались за горой в зимнем лесу.

— Ну, теперь мы за горой, — сказала Анна. — Но где же моя алая птичка?

Маттиас прислушался.

— Птичка вон здесь, за этой стеной, — ответил он.

Поглядела Анна — перед ними стена, высокая-превысокая, а в стене ворота. Ворота полуоткрыты, словно кто-то недавно тут прошел да и забыл их за собой закрыть. Кругом — снежные сугробы, мороз, стужа, а за стеной вишневое дерево цветущие ветви раскинуло.

— Помнишь, Маттиас, — сказала Анна, — и у нас дома на хуторе вишня была, только она и не думала зимой цвести.

Повел Маттиас Анну в ворота.

Вдруг увидели брат с сестрой — на березе, покрытой мелкими зелеными кудрявыми листочками, алая птичка сидит. И они мигом поняли — тут весна: тысячи крохотных пташек поют на деревьях, ликуют, ручьи журчат, цветы весенние пестреют, на зеленой полянке дети играют. Да, да, детей вокруг видимо-невидимо.

Они дудочки мастерят и на них играют. Вот и кажется, будто скворцы весной поют. И дети такие красивые, в алых, лазоревых да белых одеждах. И кажется, будто это тоже весенние цветы в зеленой траве пестреют.

— Дети эти, наверно, и не знают, что на свете водятся серые мыши-полевки, — печально сказала Анна и поглядела на Маттиаса.

А на нем одежда алая, да и на ней самой тоже! Нет, больше они не серые, будто мыши-полевки на скотном дворе!

— На Солнечную Полянку, — ответили им дети; они играли рядом, на берегу ручья.

— На хуторе Солнечная Полянка мы жили раньше, до того как поселились у хозяина Торфяного Болота, — сказал Маттиас. — Только на нашей Солнечной Полянке все иначе было.

Тут дети засмеялись и говорят:

— Наверно, то была другая Солнечная Полянка.

И позвали они Маттиаса и Анну с ними играть. Вырезал тогда Маттиас берестяную лодочку, алое же перышко, что птичка потеряла, Анна вместо паруса поставила. И пустили брат с сестрой лодочку в ручей. Поплыла она вперед — самая веселая среди других лодочек. Алый парус — пламенем горит. Смастерили Маттиас с Анной и водяное колесо: как зажужжит, как закружится оно на солнце! Чего только не делали брат с сестрой: даже босиком по мягкому песчаному дну ручья бегали.

— По душе мне мягкий песок и шелковистая травка, — сказала Анна.

И вдруг слышат они, как кто-то кричит:

— Сюда, сюда, детки мои!

Маттиас с Анной так и замерли у своего водяного колеса.

— Кто это кричит? — спросила Анна.

— Наша матушка, — ответили дети. — Она зовет нас к себе.

— Но нас с Анной она, верно, не зовет?! — спросил Маттиас.

— И вас тоже зовет, — ответили дети, — она хочет, чтобы все дети к ней пришли.

— Но ведь она не наша матушка, — возразила Анна.

— Нет, и ваша тоже, — сказали дети. — Она всем детям — матушка.

Тут Маттиас и Анна пошли с другими детьми по полянке к маленькому домику, где жила матушка. Сразу видно было, что это матушка. Глаза у нее были материнские, и руки тоже — материнские. Глаза ее и руки ласкали всех детей — те вокруг нее так и толпились.

Матушка испекла детям пряники и хлеб, сбила масло и сварила сыр. Дети уселись на траву и наелись досыта.

— Лучше этого я ничего в своей жизни не ела, — сказала Анна.

Тут вдруг Маттиас побледнел и говорит:

— Упаси нас Бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси нас Бог коров оставить недоеными!

Вспомнили тут Маттиас с Анной, как далеко они от Торфяного Болота зашли, и заторопились в обратный путь.

Поблагодарили они за угощение, а матушка их по щеке погладила и молвила:

— Приходите скорее опять!

— Приходите скорее опять! — повторили за ней все дети.

Проводили они Маттиаса с Анной до ворот. А ворота в стене по-прежнему были приотворены.

Смотрят Маттиас с Анной, а за стеной снежные сугробы лежат!

— Почему не заперты ворота? — спросила Анна. — Ведь ветер может нанести на Солнечную Полянку снег.

— Если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить, — ответили дети.

— Никогда? — переспросил Маттиас.

— Да, никогда больше, никогда! — повторили дети.

На березе, покрытой мелкими кудрявыми зелеными листочками, которые благоухали так, как благоухает березовая листва весной, по-прежнему сидела алая птичка. А за воротами лежал глубокий снег и темнел замерзший, студеный зимний лес.

Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они выбежали за ворота. И тут вдруг стало им до того холодно и голодно, что казалось, будто никогда у них ни пряников, ни кусочка хлеба во рту не было.

Алая птичка меж тем летела все вперед и вперед и показывала им дорогу. Однако в зимней сумеречной мгле она не казалась больше такой алой. И одежда детей не была больше алой: серой была шаль на плечах у Анны, серой была старая сермяжная куртка Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.

Добрались они под конец на хутор и стали скорее коров доить да воловьи стойла в хлеву чистить.

Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит им:

— Хорошо, что школа эта не на веки вечные.

Долго сидели в тот вечер Маттиас с Анной в углу темной поварни и все о Солнечной Полянке вспоминали.

Так и шла своим чередом их серая, подобная мышиной жизнь на скотном дворе хозяина Торфяного Болота. Но всякий день шли они в школу, и всякий день на обратном пути их в снегу на лесной дороге поджидала алая птичка. И уводила их на Солнечную Полянку.