Под тропиком Козерога - Страница 3
Строительство Боробудура было завершено незадолго до того, как буддизм уступил место индуизму, ставшему официальной религией страны. Шестьсот лет спустя индуизм, в свою очередь, был вытеснен с Явы, найдя прибежище на Бали, где сохранился и поныне, а господствующей религией в стране стало мусульманство. Великий храм оказался в чужом краю — одинокий холм, покинутый богомольцами. И все же, хотя буддизм на Яве почти полностью отошел в прошлое, одухотворенное величие Боробудура передается каждому, кто поднимается по его ступеням. Окрестные жители по-прежнему относятся к нему с благоговением; к единственному незащищенному Будде на верхней террасе ходят с подношениями: перед скульптурой всегда стоит простая корзинка с дарами, а в руках у Будды — лепестки цветов.
Юбилейные торжества должны были состояться ночью. Весь вечер бурлящая толпа паломников тянулась к верхней террасе, собираясь вокруг открытой фигуры Будды. Вскоре появились два бритоголовых монаха в желтых тогах и, встав возле божества, затеяли горячий спор. Кто-то из присутствующих пояснил нам, что старший монах приехал из Таиланда специально для проведения церемонии и сейчас договаривался с другим о порядке отправления ритуала. Наконец процессия под монотонное пение монахов медленно двинулась по краю террасы. Пройдя круг, паломники вытащили бутылки с водой и поставили их рядами у ног Будды. Затем они стали самым непочтительным образом карабкаться на ступы, усаживаться на «колокола» и виснуть на шпилях, весело болтая и хохоча. Индонезийский фотограф пытался криками разогнать толпу, закрывшую фигуру Будды. Защелкали фотоаппараты. Монах гневно завопил, призывая богомольцев слезть со священных ступ, но это не возымело никакого действия. Группа самых благочестивых участников продолжала распевать у ног Будды. Второй священнослужитель, сидевший до этого времени скрестив ноги и погрузившись в размышление, вдруг встал и обратился к толпе со страстной речью. Я спросил кого-то из рядом стоящих, что он говорит.
— Поначалу он рассказывал про жизнь Будды, — ответил тот, — а теперь спрашивает, у кого есть машина, чтобы довести его до города.
Молящиеся должны были провести всю ночь в медитации. Мы простояли почти до полуночи, наблюдая за шумной толпой. В кругу слабо мерцающих парафиновых ламп отрешенно сидел в одиночестве Будда, глядя на стоящие у его ног ряды бутылок с дешевой минеральной водой и обугленные палочки ладана. В толпе толкались, пересмеивались, болтали. Мы ушли, оставив паломников продолжать свою шумную медитацию.
Глава 2
Верный джип
Поездка к Боробудуру позволила вырваться из паутины столичных ведомств, и теперь нам не терпелось заняться тем, ради чего мы прибыли на Яву, — поисками животных. Прежде всего необходимо было обзавестись машиной; с этой целью мы сели в поезд, отправляющийся в Сурабаю, крупнейший город на востоке Явы. По прибытии на место мы выяснили, что получить машину практически невозможно. С полной обреченностью приготовились мы потратить недели на выбивание машины, как вдруг нам улыбнулась удача. В китайском ресторане мы познакомились с Дааном и Пегги Хубрехт. За супом из птичьих гнезд и блюдом жареных крабов мы узнали, что Даан одинаково бегло говорил по-голландски, по-английски и по-малайски, что родился он в Англии, родители его были голландцами, а сам он управляет двумя сахарными заводами в нескольких милях от Сурабаи и страстно увлекается парусным спортом, точкой ножей, восточной музыкой и экспедициями вроде нашей. Узнав о наших планах, он тут же стал уговаривать нас перебраться из гостиницы в их дом, который отныне должен стать базовым лагерем экспедиции. Его жена Пегги с не меньшей горячностью поддержала эту идею и на следующий день с восторгом встретила двух постояльцев, забивших ее дом своими камерами, магнитофонами, катушками с пленкой и кучами грязного белья.
Вечером Даан разложил на столе карту, расписание движения судов, график отправления поездов и помог составить подробный план предстоящей кампании.
— Восточная часть Явы, — сказал он, — населена не так густо, здесь встречаются леса, где можно найти интересующих вас животных. Далее, от городка Баньюванги, на восточной оконечности Явы, ходит паром до волшебного острова Бали. Плыть немного — всего две мили.
Наш хозяин сверился с расписанием. Оказалось, что через пять недель из Сурабаи должно отправиться грузовое судно на Калимантан; если мы к тому времени закончим путешествие по Яве и Бали, он зарезервирует места, и мы сможем продолжить экспедицию. Оставалось только разрешить вопрос с машиной, по и тут Даан обещал помочь.
— У нас на заводе есть старый, побитый джип, — сказал он. — Я узнаю, можно ли привести его в чувство.
Два дня спустя к дому Хубрехтов подогнали джип, заново смазанный и капитально отремонтированный. На следующий день мы встали в пять утра, загрузили машину багажом, поблагодарили хозяев за все, что они для нас сделали, и двинулись куда глаза глядят, точнее, на восток.
Джип шел отменно. Это была своего рода машина-феномен, поскольку ее воскресили из множества деталей, некогда принадлежавших самым разнородным механизмам. Часть приборов на передней панели отсутствовала совсем, а те, что были, не соответствовали своему изначальному назначению. Например, шкала вольтметра свидетельствовала о его принадлежности к установке для кондиционирования воздуха. Сигнал включался только при прикосновении оголенным концом провода к рулевой колонке, на которой для облегчения контакта был очищен от грязи и краски специальный участок. Система срабатывала моментально, если не считать маленького неудобства — при каждом прикосновении вас слегка дергало током. Шины были от машин разных марок и немного разного размера, их роднило лишь отсутствие протектора — вся резина была совершенно лысой, за исключением пары мест, откуда жалкими пучками торчали белые нити корда. И все же машина обладала громадной выдержкой и запасом прочности. Мы весело катили по дороге, распевая во все горло.
Было чудесное солнечное утро. Справа на горизонте тянулась цепь вулканов горного хребта Явы. На полях вдоль дороги крестьяне в огромных конических шляпах, стоя по щиколотку в мутной воде, высаживали в грунт рисовую рассаду. Вокруг них вышагивали по грязи стаи белых цапель, а дальше, насколько хватало глаз, зеленела молодая поросль риса, теряясь в дымке, висящей над бурой водой, в которой отражались облака, силуэты вулканов и голубое небо.
Местами выщербленная, обсаженная акациями дорога позволяла идти на приличной скорости. Мы обгоняли скрипучие повозки с огромными деревянными колесами, запряженные быками, которых вели крестьяне в тюрбанах; иногда приходилось круто сворачивать, чтобы объехать ковер из рисовых зерен, разложенных для просушки прямо на дороге аккуратным прямоугольником. Мы проезжали множество деревушек, с любопытством разглядывая дорожные знаки, не похожие ни на что когда-либо виденное. Будь движение на дороге оживленней, нас бы, наверное, встревожило полное непонимание смысла обозначений, но по большей части мы ехали совершенно одни и поэтому ничуть не волновались.
Часов пять мы катили без всяких происшествий, как вдруг при въезде в очередную деревню на дорогу выскочил полицейский с большим револьвером на поясе и начал махать руками, пронзительно свистя. Мы остановились. Страж порядка сунул голову в открытое окно и быстро-быстро заговорил.
— Извините, констебль, — прервал его Чарльз. — Видите ли, мы не говорим по-индонезийски. Мы англичане. Мы что, нарушили правила?
Полицейский продолжал монолог. Мы показали паспорта, что рассердило его еще пуще.
— Канто́р полиси. Полиси! Полиси! — закричал он.
Мы поняли это как приглашение последовать за ним в полицейский участок.
Нас привели в голую комнату с побеленными стенами; восемь полицейских в форме цвета хаки сидели за большим рабочим столом, доверху заваленным бумагами и резиновыми печатями. В центре сидел начальник с двумя серебряными лычками на погонах и пистолетом побольше, чем у задержавшего нас. Мы еще раз извинились за то, что не говорим по-индонезийски, и вытащили письма, документы, паспорта и визы — словом, все, что при нас было. Офицер сердито нахмурился и начал перелистывать документы. Он почти не обратил внимания на паспорта, совершенно проигнорировал коллекцию отпечатков пальцев Чарльза и из всей кучи бумаг остановился на одном письме, которое стал внимательно читать. Это было рекомендательное письмо директора Лондонского зоологического общества, адресованное его коллеге в Сингапуре. «Общество заранее благодарит Вас за помощь подателю сего письма в его деятельности по защите животных», — значилось в конце. Начальник совсем насупился, тщательно изучил подпись и долго разглядывал эмблему на бланке. Мы с Чарльзом, нервно улыбаясь, предложили полицейским сигареты.