Под тропиком Козерога - Страница 1

Всякому начинанию, увенчанному впоследствии титулом «экспедиция», обычно предшествуют долгие месяцы тщательной подготовки. Разрабатывается план, получаются разрешения и визы, составляются списки и уточняется маршрут, аккуратно обклеиваются ярлыками горы поклажи и ящиков с оборудованием, наконец, решается вопрос о доставке их к месту назначения всеми видами транспорта, начиная с океанского лайнера и кончая вереницей босоногих носильщиков. Ничего подобного не было сделано перед поездкой в Индонезию. Когда мы с кинооператором Чарльзом Лейгусом поднимались в Лондоне по трапу в самолет, имея в кармане билет до Джакарты, а, надо признаться, уже сожалел о проявленном легкомыслии.

Оба мы отправлялись в Юго-Восточную Азию впервые; ни он, ни я не говорили по-малайски[1], а в Индонезии у нас не было ни одного знакомого. Вдобавок за пару недель до отъезда мы приняли решение не нагружаться особенно провизией: двое всегда смогут прокормиться — даже там, где экспедиция из десяти человек обречена на голодную смерть. По. тем же соображениям мы не стали заранее договариваться о месте жительства: вопрос о том, где мы будем ночевать в течение следующих четырех месяцев, оставался открытым. Правда, мы все же посетили индонезийское посольство в Лондоне. Нас приняли чрезвычайно любезно и обещали отправить в Индонезию письма в соответствующие инстанции с извещением о предстоящей экспедиции и просьбой оказать содействие. Но, зайдя в посольство накануне отъезда, мы выяснили, что там перепутали даты и письма еще не отосланы. Один из дипломатов предложил захватить письма с собой и опустить их в почтовый ящик прямо в Индонезии.

Нанизанная на экватор Индонезия протянулась на три тысячи миль[2] от Суматры на западе до Новой Гвинеи (Ириана) на востоке; страна включает крупные острова — Яву, Суматру, Сулавеси, основную часть Калимантана и тысячи мелких островков. Мы собирались переезжать с острова на остров, снимая людей и животных в привычной среде обитания. Конечной целью был лежащий в центре архипелага крохотный островок Комодо — длиной двадцать две и шириной двенадцать миль. Туда нас влекла одна из самых поразительных диковин живой природы — гигантский ящер, сохранившийся до наших дней.

Хотя существование этого чудовища было научно доказано много лет назад, о нем ходило множество легенд, одна страшнее другой. В них мелькали огромные лапы, жуткие зубы, покрытое броней туловище и огненно-желтый язык. Эти легенды привозили рыбаки и ловцы жемчуга, которые отваживались бросить вызов опасным рифам, окружающим некогда необитаемый остров, по праву считающийся одним из самых недоступных в Зондском архипелаге. В 1910 году офицер голландской колониальной пехоты снарядил экспедицию на Комодо, где убедился воочию, что слухи были верны. В доказательство он привез на Яву шкуры двух убитых им гигантских ящеров и подарил их голландскому зоологу Оувенсу. Именно Оувенс первым описал это поразительное животное, назвав его Varanus Komodoensis (комодский варан). Широкая публика тут же окрестила его «драконом острова Комодо».

Участники последующих экспедиций установили, что животное — плотоядное, питается мясом диких кабанов и оленей, которые в изобилии водятся на острове, не брезгует падалью, а при случае и охотится. Ящеров обнаружили затем на соседних островах Ринджа и Флорес. Нигде больше драконы не водятся. Совершеннейшей загадкой остается ряд обстоятельств, связанных с его появлением.

Комодский ящер — потомок доисторических гигантов, чьи ископаемые останки находили в Австралии. Древнейшим из них, как считают, около шестидесяти миллионов лет. Между тем Комодо является вулканическим островом сравнительно недавнего происхождения. Почему драконы обитают только там и как они попали на остров? Непонятно.

Столь же непонятно было и то, как мы с Чарльзом попадем на Комодо. В Лондоне никто нам подсказать не мог. Оставалось надеяться, что ситуация прояснится в столице Индонезии.

Улицы Джакарты начисто лишены восточного колорита. Ряды аккуратных белых бунгало под черепичными крышами, отели из бетона и стекла, кинотеатры, похожие на окаменелые разноцветные воздушные шары, редкие старинные здания со строгими классическими фасадами, построенные голландцами в колониальную эпоху, — все это напоминало тропический город в любой другой части света. Зато жители в отличие от архитектуры куда менее подверглись западному влиянию. Мужчины в основном одеты в саронги (домотканые юбки длиной по щиколотку), головы украшают черные бархатные шапочки — пичи, некогда бывшие частью мусульманского одеяния, а в молодой республике ставшие символом национального единства.

Яванцы, как правило, невысокого роста, с прямыми черными волосами, оливковой кожей и сверкающей улыбкой. По выщербленным тротуарам семенят торговцы с гибкими бамбуковыми коромыслами на плечах. К концам коромысел подвешены огромные тюки с одеждой, сетки с глиняной посудой, а то и жаровни с раскаленными углями; по знаку покупателя владелец ставит жаровню на землю и через минуту потчует его сатэ — кусочками наперченного мяса, нанизанными на бамбуковый шампур. Под носом у свирепо рычащих машин американских марок и бренчащих трамваев с дьявольской ловкостью крутятся бечаки — трехколесные велотакси. На каждом намалеван фантастический пейзаж или какой-нибудь монстр; между колесами натянута резиновая лента, издающая при быстрой езде своеобразный звенящий звук. Главные магистрали города тянутся в основном вдоль каналов, которые голландцы считали своим долгом прорыть во всех заморских колониях. Женщины, сидя у кромки воды, моют там фрукты, полощут белье, другие купаются; в некоторых местах каналами пользуются в качестве отхожих мест.

Такова Джакарта — шумная, многолюдная, суетливая, порой не очень чистая, но абсолютно всюду очень, очень жаркая. Нам не терпелось двинуться в путь.

Несколько дней все же пришлось провести в городе, потратив их на визиты вежливости и получение различных разрешений. Мы надеялись быстро покончить с формальностями, поскольку имели при себе письма из посольства в Лондоне. Но все оказалось не так просто, как виделось издалека. Теперь задним числом я понимаю, что трудности, с которыми мы столкнулись, следовало предвидеть: мы были иностранцы, сильно смахивавшие на голландцев, которых всего шесть лет назад изгнали из страны после долгой борьбы, стоившей немалых жертв. Мы просили разрешения на провоз кинокамер и магнитофонов в отдаленные районы молодой республики, о которых многие чиновники в Джакарте даже не слышали. Более того, мы очень спешили, и это, по-видимому, вызывало особую настороженность.

День за днем, изнывая от мучительной жары, приходилось обивать пороги различных учреждений. Таможенный досмотр занял неделю. Неделю кряду мы каждое утро отправлялись на склад, где хранилось наше снаряжение. Предстояло получить таможенные свидетельства, разрешение на обмен валюты, пропуска от военных и полицейских властей, отношения из министерства сельского и лесного хозяйства, заручиться согласием министерств информации, внутренних дел, иностранных дел и обороны. Все сотрудники, принимавшие нас, были очень любезны и внимательны, но никто не решался подписать документ, пока его не подпишет чиновник другого ведомства.

Наконец после недели бесплодных хождений по инстанциям нами занялась дама с печальными глазами из министерства информации, прекрасно говорившая по-английски. Нас направили к ней поставить какую-то особо важную печать на одном из бесчисленных документов. Мы просидели час в очереди. Дама с любопытством просмотрела наши бумаги и приложила к ним внушительный штамп. Затем она медленно сняла очки и чуть улыбнулась уголками губ: