Под необятными небесами - Страница 24

Утром мы забираем Фрэнсис и отправляемся на соседний остров, собирать птичьи яйца. Поездка длится около часа. Фрэнсис стоит на носу, смотрит проходы между кораллами и указывает направление.

Вода в лагуне кристально прозрачная, зона белых кораллов кажется усыпанной снегом.

Высаживаемся на низком, плоском островке, покрытом кустами, где фрегаты и олуши выводят птенцов. Гнёзда фрегатов находятся на ветках, у олуш прямо на земле.

Как только мы ступаем на землю, самцы и молодь взмывают в воздух, заслоняя солнце и издавая оглушительные крики, чтобы отпугнуть нас. Фрэнсис решительно идёт вперёд. Самки держатся до последнего, издавая сдавленные крики, и, только когда мы уже в нескольких метрах, поднимаются в воздух, оставляя белое, в коричневых крапинах яйцо.

Фрэнсис собирает яйца. Она встряхивает их, постукивает костяшками пальцев и по звуку определяет, хорошие они или нет.

Очень быстро она собирает примерно дюжину, мы же, слегка оглушённые, бродим среди гнёзд, фотографируя птенцов, ещё не оперившихся и беззащитных.

Так проходит большая часть дня. Периодически Фрэнсис ударами мачете открывает кокосовый орех, чтобы попить, а потом раскалывает его, чтобы съесть ещё желатинообразную мякоть.

— Завтра пойдём искать пальмовых крабов. — объявляет она. Потом будет утро, ловли тунцов за коралловым рифом. Потом очередь ловли омаров и ночь черепах.

Наше прибытие внесло смятение в жизнь маленького сообщества.

Обычно они целыми днями заняты ремонтом и поддержанием порядка в хижине, укреплением маленького мола из коралловых глыб, рыбалкой, изготовлением корзин и циновок. Вечером мы ужинаем вместе за большим столом под навесом. На ужин рыба или омары. Мы их ловим и они готовят их в земляной печи. Яйца фрегатов, внутри которых иногда оказываются маленький эмбрион.

— Ну… самое главное, чтобы они небыли тухлыми. Так ведь? — убеждает нас Фрэнсис, удивлённая нашей реакцией.

Вечером, когда мы готовим пиццу, все возбуждены. Они уже слышали о ней на Раротонга и даже детям интересно попробовать.

Когда мы ставим на стол дымящиеся сковородки, Тангижим, увидев желтоватые ломтики чеддара (это единственный сыр, имеющийся на борту), он принял их за ломтики майоре: — У вас на острове тоже растёт хлебное дерево? Здесь он король, но для него не существует мира за пределами Раротонга.

Незаметно пролетают недели. Мы бы хотели остаться ещё, и они тоже хотят, но нам нужно отправляться на Фиджи, пока не стало слишком поздно, пока не начался сезон ураганов.

И вот, настал этот день. У всех блестят глаза, у каждого есть подарок для нас, челюсти акулы, ожерелье из раковин, Тангижим приносит мешок кокосов. Последняя, Фрэнсис, ведет нас в свою комнату, открывает ящик и дарит цветастые парео и две соломенные шляпы, утяжелённые раковинами, чтобы их не сдувало ветром.

— Когда будете их носить, вспоминайте о Ларри и обо мне.

Когда мы выбираем якорь, вся семья собирается на берегу. Все, кроме Фрэнсис. Мы обнаруживаем её на другой стороне острова, напротив прохода в рифах. Она машет полными руками и кричит: — Не забывайте меня. Счастливого пути.

Через полтора года, в Милане, мы получили письмо от неё. Пишет, что все живы и здоровы. Правительство продлило её пребывание на Суваров ещё на год. Под Рождество на остров заходила ещё одна лодка, с австралийцем одиночкой.

— В июле я вернулась на Раротонга а в сентябре у меня родился ещё один мальчик. У него тоже голубые глаза.

— Я здесь, чтобы приветствовать вас на моём острове. В воскресенье в моём доме будет обед. Для меня будет большой честью, если вы сможете прийти.

Говорящий человек имеет характерную полинезийскую внешность: кожа медного оттенка, чёрные, блестящие волосы, белые зубы. У него изысканные манеры, витиеватая речь и вид полный достоинства, как у сановника при дворе английского короля 18 века. Мы находимся в королевстве Тонга, на самом северном острове, Нуатопутапу. Офизи, так зовут нашего собеседника, один из его трёхсот жителей.

Деревня находится в нескольких метрах от лодки. На зелёном травяном ковре, чистом и подстриженном, как английская лужайка, расположились около сорока хижин из пальмовых листьев.

Некоторые из них приподняты над землёй на четырёх сваях, с лесенкой, ведущей в дом, другие больше похожи на простой навес с двумя скатами и стенками, сделанными из всего одного слоя листьев.

На траве среди хижин играют дети, бегают собаки, роются поросята, женщины готовят и моют посуду.

Мы только что прибыли сюда после шести дней плавания. Для того, чтобы войти в канал, у нас был лишь эскиз, скопированный с другого рисунка на другой лодке, который, в свою очередь, был скопирован с фотокопии карты. Ориентирами для входа были, белый пляж, веха и азимут на восточный край Уафоу, островок с конусообразной горой в шести милях.

Придерживаемся обычных правил.

— Если не успеем пройти канал до четырёх часов, вернёмся на несколько миль назад, ляжем в дрейф и будем ждать утра. Согласна?

— Согласна.

Когда входим в пролив между двумя островами, уже четвёртый час.

Нам нужно отыскать пляж и веху. Мы устали и мысль о том, чтобы провести ночь на якоре в спокойной лагуне, вдохновляет и мы пробуем.

Вдруг, прямо по курсу слышится глухой удар и поднимается гора воды.

— Что это было?

— Не знаю. Может быть не обозначенный подводный риф, на котором обрушиваются волны.

— Я поднимусь на краспицы.

В этот момент в пятидесяти метрах появляется огромная, чёрная масса и сразу же начинает погружаться, вращаясь. Через какое-то время, мне показалось прошло несколько минут, хотя это были секунды, появляется чёрный хвост и с шумом хлопает, поднимая столб воды.

— Карло! Киты!

— Киты? Невозможно, так близко от берега! К тому же здесь не глубоко.

— Ну да. Я где-то читала, что они приплывают в такие места рожать.

Тем временем появляется ещё один хвост и снова хлопок нарушает тишину. Мы забываем о заходе в лагуну, об ориентирах, закате солнца и направляемся к китам, которые продолжают погружаться и выныривать, не обращая на нас никакого внимания. Они огромные, вдвое больше лодки.

— Возьми фотоаппарат Один из китов явно крупнее других, другой толще. Они выныривают и вращаются по очереди. Однако, тот, что поменьше, более быстрый. В конце концов они выныривают одновременно, издают двойной силы хлопок и поднимают двойную волну. Каждый раз они ближе на несколько метров.

Мы убираем паруса и пускаем двигатель, меняясь по очереди на краспицах, чтобы лучше видеть в бинокль и через телеобъектив.

Животных, похоже, совсем не беспокоит наше присутствие, так что нам начинает казаться, что они нас не видят. Но, если это так, они могут всплыть и под нами!

Примерно через пол часа киты погружаются и больше не выныривают. Мы больше не видим их и понимаем, что уже слишком поздно для захода в лагуну.

Возвращаемся назад, уже четыре часа. Но мы так возбуждены тем, что только что видели, да ещё от страха провести ночь в море с этими гигантами, решаем всё-таки попробовать войти.

Карло на краспицах. Он находит пляж и, кажется, вешку. Берём азимут на восточную оконечность самого маленького островка и идём в направлении единственной точки, где длинная волна, идущая с океана, не образует белых барашков, разбиваясь на коралловом барьере. Идём на минимальной скорости, держа эскиз лагуны перед глазами. По мере того как углубляемся в проход, вода успокаивается и шум прибоя затихает за кормой. Неожиданно с краспиц раздаётся крик.

— Назад! Полный газ назад!

Хватаюсь за рычаг управления двигателем, сердце уходит в пятки.

Несколько секунд и лодка останавливается. Отходим назад на несколько метров, переключаю на нейтраль.

Может быть пляж был не тот, может быть вешки уже нет, но перед нами коралловый барьер и слева по борту тоже. Пытаемся понять, в чём дело, разглядывая рисунок, тем временем минуты проходят, свет меркнет. Глубина четыре метра, и хоть всё кажется спокойным, если мы останемся здесь на ночь, рискуем сесть на мель во время отлива.