Под необятными небесами - Страница 23

А необитаемые острова? Остался хоть один, чтобы осуществить нашу мечту?

Тихий океан безграничен. Оставив нахоженные маршруты и углубляясь в наполняющий его мир островов и микрогосударств, возможно и мы сможем найти свой остров или, по крайней мере, чтонибудь о чём можно будет рассказать.

После Папеэте и Бора Бора, которые превращаются в копии Лазурного берега, ветер несёт нас к островам Кука. Их около пятнадцати, островов и атоллов, разделённых на две группы и раскиданных на огромной территории.

— Куда пойдём, Лиззи?

Это обычное решение, которое нужно принять заранее, глядя на большую, почти пустую карту. Группы точек разбросаны по бескрайним просторам. В середине находится атолл, который называется Суваров. «Полупогружённый кольцевой коралловый риф с семью поросшими лесом островами и множеством песчаных островков.» — говорит лоция Адмиралтейства. — «Населён колониями птиц и черепахами.»

«Атолл необитаем.» — продолжает лоция — «Вход в лагуну с северозападной стороны. Пресную воду можно набрать в старой цистерне, в нескольких метрах от пляжа. Лагуна полна рыбы и акул.»

Кто-то в Папеэте сказал нам, что там теперь природный парк, рай для птиц, и что туда теперь нельзя попасть. Но мы всё равно попробуем. В конце концов, пойти и посмотреть, ничего не стоит.

— Та та та, тарата та та… — Скандирует Фрэнсис в такт с детьми.

Ларри, трёх лет и Виктория, двух, ритмично двигаются на деревянном столе. Мальчик выставляет вперёд одну ногу, потом другую, поворачивая плечи, девочка, держа неподвижно ноги и грудь, делает волновые движения руками и бёдрами, как танцовщица тамурè.

Эти движения заложены у них в генах. Никто их этому не учил, и даже если где-то видели, они всё же слишком малы, чтобы запомнить. Здесь, на Суваров, они уже 18 месяцев с дедушкой, Фрэнсис, мамой Ларри и родителями Виктории. Вокруг лишь пальмы, птицы и море. Суваров больше не необитаемый атолл.

Фрэнсис здесь на государственной службе. Она исполняет обязанности карантинной службы, таможни и смотрителя острова, хотя по ней этого не скажешь, видя как она выходит в цветастом парео, босиком и с ослепительной улыбкой, в лучших полинезийских традициях: — Добро пожаловать на Суваров!

Раньше эту должность занимал её отец, но и теперь, состарившись, Тангижим остался здесь, в месте, которое любит больше, чем свой дом. У этого старика, всего шестидесяти лет, голубые глаза, белые волосы и кожа, от солнца и времени, ставшая похожей на пергамент.

Это король острова.

Семья живёт на одном из островков, том самом, который служил домом Тому Нилу, новозеландскому медику, на котором до сих пор остались посаженные им растения.

Том Нил, легенда Южного Тихого океана, в какой то момент своей жизни решил жить отшельником и приехал сюда, на Суваров (не так уж и плохо быть отшельником в этих местах!). Построил хижину, выкопал колодец, рядом с кокосовыми пальмами посадил хлебные деревья, папаю, бананы, таро и сладкий картофель. Был 1952 год и он оставался на острове в одиночестве более 20 лет. В те времена, как впрочем и сегодня, яхты редко проходили здесь. Том всем предлагал оставить запись в гостевой книге, запастись тем, что необходимо и поделиться тем, что было в избытке. Его деревянная статуя до сих пор стоит в тени пальм у основания полуразрушенного мола. На деревянной дощечке вырезан его девиз: «Возьми, в чём нуждаешься, оставь, чем богат». Не одна лодка, потерпевшая аварию на Суваров, была отремонтирована и смогла продолжить плавание, благодаря материалам сохранявшимся на острове.

— В этом году было много дождей. — Рассказывает Фрэнсис, сопровождая нас по острову. — Цистерны, которые мы построили, полны наполовину, и колодец, вырытый Томом, снова работает. Её отец залез на одну из пальм, чтобы нарвать орехов для нас. Он бос, длинные ноги торчат из потёртых шорт. Упираясь поочерёдно в ствол ступнями и разгибая ноги, он поднялся на высоту в 20 метров. Этому он научился в детстве, почти сразу после того, как начал ходить.

Лазить по пальме для него так же привычно и просто, как жевать или дышать.

Тем временем Фрэнсис представляет нам остальных членов семьи и просит детей поприветствовать нас танцем: — Та та та, тарата та та.

Мы сидим в тени пальмы, смотрим на танцующих ребятишек, пьём прохладную жидкость кокоса. Вокруг никого. Как чудесно! Мы только что закончили десятидневное плавание. Ветра почти не было.

Мы были на Бора Бора, переполненном туристами и яхтами, так что здешнее спокойствие кажется нереальным. Возможно, такую Полинезию мы искали. Почти необитаемый остров, люди — как в старые добрые времена.

Фрэнсис, типичная полинезийская «красотка». Ей 23 года, весит около 80 килограмм, толстые руки, чёрные, блестящие волосы и ослепительно белые зубы. Всегда улыбается или громко смеётся.

— Я здесь уже 18 месяцев, и, наверное, останусь до следующего ноября. Потом, не знаю. Зависит от правительства, от отца и от моего бой френда, он не захотел поехать со мной.

Она начинает рассказывать о семье: — Мой жених не отец Ларри.

Тот сейчас женат на моей сестре. У моего брата, который сейчас здесь, с нами, есть ещё один сын, который сейчас со своей матерью в Новой Зеландии.

Это не удивительно. Во французской Полинезии, где осталось мало полинезийского и больше французского, сохранилась прежняя концепция любви и любовных отношений, которая так поразила первых прибывших сюда европейцев.

Описания путешествий Бугенвиля, Кука и Лаперуза сообщали о невероятной свободе нравов жителей Полинезии. Свобода, которая казалась ещё более невероятной, на фоне нравов Европы тех времён.

В первой половине прошлого века путешествующая вокруг света женщина, эмансипированная по тем временам, писала в своём дневнике: «…дома всех французских чиновников, это места встреч туземных красоток. Они приходят и уходят в любое время и появляются с французами даже на публике. […]Я не мало ездила по свету, но нигде не встречала такого бесстыжего поведения»[6] Но это не бесстыдство, просто здесь любовь понимают по другому.

Ситуация и сегодня не сильно изменилась, не смотря на вековые усилия миссионеров. На Маркизских островах две девушки рассказывали нам о Энцо, итальянце, который год назад приплыл сюда на снабженческом судне и задержался на несколько месяцев.

— Это его сын. — говорит одна.

— Это, тоже. — добавляет другая.

В деревне все дети принадлежат не только своим родителям, но и всему сообществу, и если кто-то хочет усыновить их, всегда пожалуйста.

Когда мы допиваем свои кокосы, Тангижим ведёт нас нас посмотреть сад. Туда ведёт тропинка, обозначенная белыми раковинами. Трава подстрижена, как английская лужайка. Это он скашивает траву каждый день с помощью мачете. Здесь есть уголок, где растёт папайя, На растениях посаженных Томом, висит деревянная табличка c надписью TN.

— Остальные посадил «дед». - переводит Фрэнсис. — Ветками и черенками, взятыми от деревьев Тома.

Здесь много бананов, они образуют целую рощу. Каждое растение отмирая, даёт жизнь нескольким другим. Тангижим следит, чтобы их не было слишком много, выкорчёвывает уже отплодоносившие, подготавливает землю для новых. Ещё есть огород с таро и другими клубнями. Растения высажены ровными рядами, земля вскопана. И ещё глубокий колодец, выкопанный Томом.

— Тангижим доволен, потому что после многих лет ему удалось привести в порядок колодец. — лицо Фрэнсис расплывается в широкой улыбке.

— Эта вода годится для питья? — спрашиваю я.

— Вполне. Но дождевая намного лучше. — переводит Фрэнсис, к которой отец обращается на языке, который они называют language.

— А если нет дождей?

— Тогда мы поступаем как наши предки. Пьём воду из колодца. Она солоноватая и её нужно оставить в ведре на солнце, на несколько дней, после чего можно пить.

Ржавая металлическая бочка служит печкой, плюс яма земляной печи, завершает удобства на острове.