Под нами Берлин - Страница 23
Мы приготовились к бою. И тут случилось непредвиденное. Вражеский аэродром, то ли по нашим самолетам, то ли ошибочно приняв свои за наши, открыл огонь такой сильный, что перед нами выросла целая стена черных и белых бутонов, переплетенных сетью из трассирующих нитей зенитных пулеметов. Огненная стена отгородила нас от фашистских истребителей, и мы немедленно повернули домой, в Скоморохи.
Оказавшись в безопасности, я на случай, если командир полка почему-то не принял мою передачу, снова пропел – теперь, наверно, лучше – первую строку «Катюши».
– Что распелся? – услышал я голос, басил яки…
– От удачи! – крикнул я в полный голос.
Небо – родная стихия летчика. Так иногда говорят. На самом деле небо, тем более фронтовое, никогда не может быть родным. Это стихия, правда, знакомая, но все же стихия, суровая и беспощадная. Родной летчику, как и всем людям, остается земля. Только здесь он может чувствовать себя по-домашнему и в безопасности. Из неба, хоть он в нем и частый «гость», всегда хочется снова вернуться на землю. Все это накладывает специфику на мышление летчика в полете.
Казалось бы, что нам с Хохловым не радоваться? Боевая задача выполнена, мы невредимы.
Но, ступив на землю, мы сразу почувствовали себя виноватыми. А металлический, до предела натужный рев взлетающих «илов» и «яков» заставил нас встревожиться.
С докладом на КП полка о выполнении полета шли молча. Хохлов, хотя и не отличался словоохотливостью, но сейчас не выдержал и, кусая свои пухлые губы, словно про себя, как всегда при волнении, чуть заикаясь, высказал опасения:
– Зря мы штурмовали. Попадет…
– Поздно каяться, – перебил я его. – Будем держать ответ.
Часто обстановка в небе не дает истребителю времени на обдумывание своего решения. Она властно требует немедленных действий. В таких случаях, как правило, вся сила ума сосредоточивается на зримых ощущениях и опасностях, поэтому иногда решение принимается с учетом только конкретной обстановки.
Главная особенность таких решений – мгновенность, мысль – импульсная вспышка. Летчик в такие моменты, кроме врага, ничего не видит и действует по принципу : замахнулся – так ударь, и ударь без оглядки, с полным накалом. При такой стремительности от скоростного напора машины и воли человека возрастает разящая, непреоборимая сила атаки. Она не только физически, но и морально разит противника.
В этом вылете обстановка не давала нам времени на обдумывание. Мы действовали быстро и решительно. И действовали правильно в интересах своей непосредственной задачи. Но потому, что все наши мысли и силы были направлены только на разведку, мы не успели подумать: к каким последствиям может привести наш огонь по фашистскому аэродрому. Мы фактически нанесли по нему штурмовой удар, в результате которого сожгли один самолет и несколько самолетов повредили. В воздухе штурмовка казалась нам разумной. Непростительно не бить врага, когда он попал тебе на мушку. Но теперь на земле, в спокойных условиях, возникло опасение: не заставили ли мы своими действиями взлететь дежурных истребителей противника, стоящих на старте? А их было около десятка. Да столько же находилось в воздухе. Все эти самолеты немцы могут направить на перехват нашей взлетающей группы, в которой только двенадцать «яков».. Допустим даже, гитлеровцы почему-либо не пошлют своих «фоккеров» и «мессершмиттов» на перехват, а встретят наших на подходе к Виннице. И зтот вариант ничего хорошего не сулит: численный перевес в истребителях будет на стороне противника, что наверняка затруднит удар штурмовиков по аэродрому, а то и совсем сорвет.
Тревога за успех вылета, за судьбу товарищей терзала меня. Хорошо, если взлет минут на двадцать растянется. Тогда половина фашистских истребителей, израсходовав бензин, сядет на аэродром. А может, они к прилету наших штурмовиков и сядут?
– Полетим и мы снова, – предлагает Хохлов, – можем успеть помочь!
– Надо доложить » разведке.
Ушли в воздух последние самолеты. Взлет ни на минуту не растянулся. Командир полка, постукивая древком стартового флажка, выслушал меня и неожиданно спокойно спросил:
– Может, возвратить полки?
Я не понял, что означает вопрос, но меня поразило показавшееся равнодушие командира. Я ожидал всего – упреков, ругани, угроз, только не равнодушия. Несколько минут я растерянно стоял и хлопал глазами. Потом с обидой бросил:
– Это не в моей масти! Это в вашей власти! Как хотите, так и делайте, а мы свою задачу выполнили, как сумели.
Василяка взорвался:
– Так зачем же доложил мне все свои пакости? Нашкодничал, ну и выкручивался бы сам, без меня! Что я могу теперь сделать?
Действительно, я юг бы сейчас и не докладывать командиру о штурмовке. Зачем его вмешивать в это дело и заставлять терзаться? Надо бы только попросить разрешение снова на вылет.
– Герасимов ясно давал тебе указания, – продолжал Василяка, – близко к аэродрому не подходить, разведать его со стороны, чтобы немцы не заметили. А вы, ухарцы, вздумали штурмовать! Не выполнили приказа комдива. Ваше самовольство может привести к срыву боевой задачи и большим жертвам.
– Погода и немецкие истребители все нам напортили, – не знаю зачем, вырвались у меня слова оправдания. У Василяки гневно сверкнули глаза:
– Выходит, погода и противник заставили вас штурмовать аэродром?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.