Под крышами Парижа - Страница 23

Да чешись оно все пропадом!

Стоит ей только сказать: «Я думала, что ты работаешь в своем кабинете», как ты скажешь: «Я что, должен все время работать? Нельзя хотя бы иногда немного пройтись?»

И все в этом духе. Начнется светопреставление, и ты не сможешь смотреть в отрицательное… Ты увидишь красное, потом черное, потом зеленое, потом пурпурное.

Какой прекрасный день! Ты его сделал? Она его сделала?

Хрен с ним, кто его сделал! Давай-ка вернемся и посмотрим, из-за чего она захочет сцепиться. Бог его сделал, вот кто.

Так что я возвращаюсь, ощетинившись, как дикобраз.

К счастью, у нас Джин Уортон. Морикан уже навестил ее. И она дала свое согласие.

Насколько иной становится атмосфера, когда рядом Джин. Как будто солнце льет во все окна яркий свет, и тепло, и любовь. И я тут же прихожу в нормальное состояние. В свое естественное. Невозможно препираться и спорить с таким человеком, как Джин Уортон. По крайней мере, я бы не смог. Взглядываю на свою жену. Изменилась ли она? Если честно, то да. В одном – в ней нет ожесточения. Она тоже выглядит нормально. Как любое человеческое существо, сказал бы я.

Я не зайду так далеко, чтобы сказать, что вижу в ней Бога. Нет.

Во всяком случае, временное затишье.

– Так вы собираетесь взяться за него? – спросил я.

– Да, – сказала Джин, – похоже, что ему совсем не до шуток. Конечно, это будет нелегко.

Я собирался спросить: «На каком языке вы будете говорить?» – но ответ пришел сам собой: «Конечно, на языке Бога!»

С любым другим человеком это не могло не получиться. Но с Мориканом?..

Бог может говорить с каменной стеной и заставить ее отвечать. Но попробуй проникнуть в человеческий разум, который может оказаться даже толще и крепче стальной стены. Что говорят индусы? «Если Бог желал укрыться, для укрытия Он выбирал человека».

В тот вечер, когда я поднимался по ступенькам сада, чтобы напоследок глянуть вокруг, я встретил Джин, плавно входящую в калитку. В одной руке у нее был фонарь, а в другой что-то похожее на книгу. Казалось, что Джин плывет в воздухе. Ее ноги, само собой, касались земли, но тело ее было невесомым. Никогда прежде я не видел ее такой прекрасной, такой светящейся. И в самом деле, посланец любви и света, покоя и чистоты. За те несколько лет, с того момента как я впервые встретился с ней на почте Биг-Сура, в ней произошли явные перемены. То, во что она верила, то, что она осуществляла на практике, изменило ее не только физически, но также умственно и духовно. Если бы я в тот момент был Мориканом, я бы немедленно исцелился.

Однако ничего из этого не получилось. Абсолютно ничего, между прочим. Полное фиаско от начала до конца.

На следующее же утро я услышал от Морикана полный отчет. Морикан был не только рассержен, он был вне себя от ярости.

– Какая чушь! – кричал он. – Я что, ребенок, дурак, идиот, чтобы со мной так обращались?

Я не мешал ему беситься. Когда он затих, я выяснил подробности, по крайней мере в его интерпретации. Ложка дегтя в бочке меда – вот что такое было «Наука и здоровье»![132] Он сделал все возможное, сказал он, чтобы внять словам Джин Уортон, – вероятно, он почти ничего не понял. Усвоить сказанное ею было и так довольно трудно, но затем, перед уходом, она всучила ему эту книжонку Мэри Бейкер Эдди, настоятельно порекомендовав прочесть несколько отрывков и поразмыслить над ними. Она подчеркнула отрывки, на которых, по ее мнению, следовало особо остановиться. Для Морикана, конечно, «Ключ к Священному Писанию» значил не больше чем детский букварь. Даже меньше. Он провел всю свою жизнь, отрицая, высмеивая, пресекая подобную «чепуху». Он ожидал от Джин Уортон лечения наложением рук, магической связи, которая помогла бы ему изгнать дьявола, заставлявшего его чесаться день и ночь. В чем он меньше всего на свете нуждался, так это в духовной интерпретации искусства исцелять. Или – скажу, дабы быть ближе к истине, – он не хотел, чтобы ему говорили, будто он может себя исцелить, будто он действительно сам должен себя исцелить!

Когда немного погодя я встретил Джин и пересказал ей его слова, она объяснила, что оставила ему книгу не с целью приобщить к христианской науке, а просто чтобы он, хотя бы ненадолго, забыл про себя. Она достаточно хорошо поняла его, его французский и приготовилась снова побороться с ним в следующий вечер, и столько вечеров, сколько бы их ни понадобилось. Она признала, что, пожалуй, ошиблась, дав ему почитать Мэри Бейкер Эдди. Однако, как она ясно дала понять, если бы он был искренен и открыт, если бы хоть чуточку желал уступить, то не оскорбился бы так из-за книги. Человек, который страдает, может найти утешение в чем угодно, иногда даже в том, что ему не по нутру.

Спор по поводу книги побудил меня самому заглянуть в нее. Я что-то читал о Мэри Бейкер Эдди, но никогда, что довольно странно, не доходил до самой книги. А теперь дошел – и приятно удивился. Мэри Бейкер Эдди стала для меня весьма реальной. Мое критическое мнение о ней улетучилось. Я увидел ее большую душу, ее человеческую, да, человеческую до мозга костей суть, но наполненную великим светом, преобразованную откровением, которое может случиться с каждым из нас, будь только сила и смелость обрести его.

Что до Морикана, то мы словно вышибли у него из-под ног последнюю опору. Еще никогда у него не было такой депрессии. Он был абсолютно подавлен, несчастен, жалок. Каждый вечер он стенал, как злой дух. Вместо аперитива перед ужином он выставлял на обозрение свои болячки.

– Это бесчеловечно, – говорил он. – Вы должны что-то сделать! – Затем, со вздохом: – Если бы я мог принять горячую ванну!

У нас не было ванны. У нас не было чудо-таблеток. У нас не было ничего, кроме слов, пустых слов. Так или иначе, теперь он был отчаявшимся бедолагой, отдавшим себя на милость дьявола.

Только один вечер перед развязкой проступает отчетливо. Помню его хорошо, поскольку несколькими часами раньше, когда мы еще ужинали, Морикан с таким раздражением набросился на Вэл, которая сидела рядом с ним, что мне этого не забыть. Заскучав от нашего разговора, она стала играть ножами и вилками, греметь тарелками, лишь бы привлечь к себе внимание. Вдруг она в шутку схватила кусок хлеба, лежавший подле него. В бешенстве он выхватил у нее хлеб и положил его с другой стороны от своей тарелки. Меня напугал не столько этот жест раздражения, сколько взгляд Морикана. Во взгляде была ненависть, это был взгляд человека, который настолько уже не владел собой, что готов на преступление. Я этого не забыл. И не простил.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.