Под конвоем лжи - Страница 185
Бутби негромко рассмеялся. Пока он говорил, Вайкери рассматривал его. От привычной напыщенности и аффектации не осталось и следа. Сэр Бэзил был спокоен, собран и любезен. Вайкери подумал, что при иных обстоятельствах этот человек, вероятно, понравился бы ему. Он также с величайшим недовольством собой понял, что с самого начала сильно недооценил интеллект Бутби. Он был также поражен тем, как Бутби использовал местоимения «мы» и «наши». Сэр Бэзил был членом закрытого клуба, а ему, Вайкери, лишь разрешили ненадолго прижаться носом к оконному стеклу.
— Самая большая проблема состояла в том, что «Шелковица» выдавала наши намерения, — продолжил Бутби после недолгой паузы. — Если бы немцы выяснили, что мы строили искусственные гавани, они вполне могли бы сделать вывод, что мы собираемся нанести удар в Нормандии, не связываясь с чрезвычайно сильно укрепленными портами Кале. Поскольку проект из-за его масштаба было невозможно осуществить втайне, мы должны были предположить, что немцы рано или поздно выяснят его предназначение. Наше решение состояло в том, чтобы выкрасть для них тайну «Шелковицы» и постараться взять в свои руки весь ход игры. — Бутби посмотрел на Вайкери сверху вниз. — Что ж, Альфред, теперь ваша очередь. Я хочу узнать, много ли вам удалось вычислить.
— Уолкер Хардиджен, — сказал Вайкери. — Я бы сказал, что все началось с Уолкера Хардиджена.
— Очень хорошо, Альфред. Но как именно?
— Уолкер Хардиджен — богатый банкир, бизнесмен, ультраконсерватор, антикоммунист и, вероятно, немного антисемит. Входит в Лигу Плюща и знаком с половиной Вашингтона. Учился с ними в одной или в соседних школах. Американцы мало отличаются от нас в этом отношении. По своим делам часто ездил в Берлин. Когда такие люди, как Хардиджен, бывали в Берлине, то посещали там обеды и приемы, которые устраивались в посольстве. Они обедали с главами крупнейших немецких компаний и деятелями нацистской партии и государства. Хардиджен идеально говорит по-немецки. Он, вероятно, восхищался кое-чем из того, что делали нацисты. Он верил, что Гитлер и его нацисты служат мощным буфером между большевиками и остальной Европой. Я думаю, что во время одного из своих визитов он привлек внимание абвера или СД.
— Браво, Альфред. Это был именно абвер, а конкретно Пауль Мюллер, координировавший все операции абвера в Америке.
— Ладно, значит, Мюллер завербовал его. О, вероятно, это было сделано предельно осторожно. Хардиджена заверили, что он работает вовсе не на нацистов, а помогает в борьбе против международного коммунизма. Они просили Хардиджена сообщать им информацию о состоянии промышленного производства в США, настроениях в Вашингтоне и тому подобных вещах. Хардиджен согласился и стал агентом. Но у меня есть вопрос. В тот момент Хардиджен уже был агентом американской разведки?
— Нет, — сказал Бутби и улыбнулся. — Не забывайте, что все это происходило в самом начале игры, в 1937 году. Американцы тогда были ужасно неискушенными. Хотя они знали, что абвер активно действует в Соединенных Штатах, особенно в Нью-Йорке. Годом раньше в портфеле шпиона абвера Николауса Риттера из страны уплыли чертежи бомбардировочного прицела фирмы «Норден». Рузвельт приказал Гуверу принять меры против шпионажа. В 1939 году Хардиджена сфотографировали во время встречи в Нью-Йорке с известным агентом абвера. Еще через два месяца его застукали с другим агентом абвера в Панама-сити. Гувер хотел арестовать его и отдать под суд. Мой бог, американцы были тогда совершенными новичками в игре. К счастью, к тому времени в Нью-Йорке появилось представительство МИ-6. Они вмешались и убедили Гувера, что Хардиджен, оставаясь на свободе, будет куда полезнее для игры. Если же его упрячут за решетку, это принесет только вред.
— Так кто же его вел: мы или американцы?
— Это с самого начала был совместный проект. Через Хардиджена мы направляли немцам непрерывный поток превосходных, умопомрачительных материалов. Акции Хардиджена в Берлине взлетели до потолка. Тем временем мы тщательнейшим образом изучали все подробности жизни Уолкера Хардиджена, включая его отношения с семейством Лаутербахов и с блестящим инженером по имени Питер Джордан.
— И в 1943 году, когда было принято решение о проведении высадки войск в Нормандии с помощью искусственной гавани, британские и американские разведчики обратились к Питеру Джордану с просьбой взяться за это дело.
— Да. Если уж быть точными, то в октябре сорок третьего.
— Его кандидатура оказалась идеальной для всего плана, — сказан Вайкери. — Это был инженер как раз такого сорта, какой необходим для столь крупного проекта. Он был широко известен и пользовался большим уважением в своей области. Все нацисты, я думаю, сразу кинулись в библиотеки, чтобы прочитать о его достижениях. Смерть жены повысила его уязвимость. Значит, в конце 1943 года вы направили Хардиджена на встречу с контролирующим офицером абвера, чтобы тот рассказал о Питере Джордане. И много ли вы тогда им сообщили?
— Только то, что Джордан участвует в работе над большим строительным проектом, связанным с вторжением. Мы также намекнули на его «уязвимость», как вы выразились. Абвер проглотил наживку. Мюллер выложил ее Канарису, и Канарис передал Фогелю.
— Выходит, что это было всего лишь сложной интригой, направленной на то, чтобы всучить абверу фальшивые сведения. А Питер Джордан оказался тем самым хрестоматийным козленком, которого привязывают в джунглях, чтобы приманить тигра.
— Совершенно верно. Первые документы, связанные с проектом, были специально сделаны неоднозначными. Они предоставляли возможность для различных интерпретаций и дебатов. Элементы «Фениксы» могли быть и деталями искусственной гавани, и плавучими островами для размещения зенитных батарей. Мы хотели, чтобы они заспорили, передрались, вцепились друг другу в глотки. Помните, что говорил ваш Сун-цзу?
— «Смутить, развратить, посеять внутренние разногласия среди предводителей врага...»
— Совершенно верно. Мы рассчитывали усилить трения между СД и абвером. При этом мы не хотели слишком уж облегчать их задачи. Постепенно документы операции «Литавры» кусочек за кусочком проясняли картину, а ведь эту картину разворачивали перед Гитлером лично.