Под кодовым названием «Эдельвейс» - Страница 10

По улице молодцевато вышагивали загорелые солдаты с расстегнутыми воротами и закатанными по локоть рукавами. На груди поблескивали автоматы, за плечами болтались каски, из широких голенищ сапог торчали ручки гранат. Взлохмаченные вояки дружно пели:

– На допрос? – обеспокоенно и удивленно переспросила Кристина. – К кому?

– К моему шефу. Ведь я сам вас ни о чем не спрашиваю.

– И кто же он, ваш грозный шеф?

– Немного терпения, и у вас будет приятная возможность с ним познакомиться. Впрочем, кажется, вы уже встречались…

– Неужели мы едем в гестапо?

– А хотя бы! – небрежно обронил Вилли. – Это вас страшит?

– Нисколько…

– Вот и отлично! – радостно завершил он разговор.

«Опель-капитан» въехал во двор, где грузно придавила землю длинная двухэтажная кирпичная постройка, и резко затормозил перед входом. Над ним черным крылом свисал эсэсовский флаг с двумя руническими зигзагами. Будто хмурый символ – черная туча с серебряными молниями.

Вилли галантно распахнул дверцу, подал руку Кристине. Часовые вытянулись перед ней, как перед высоким начальством. А впрочем, они конечно же тянулись перед офицером. Хотя он шел с дамой, как и положено воспитанному человеку, на шаг позади. Возле входа он пригласил:

– Прошу, фрейлейн!

Майер провел ее широкой лестницей, выстеленной зеленой дорожкой, на второй этаж, в просторную приемную. Остановился перед высокими массивными дверями и сказал:

– Я остаюсь и буду ждать. Смело входите – господин штурмбаннфюрер хочет поговорить с вами лично. Прошу!

– Покорно благодарю, – тихо сказала Кристина и, вопреки совету слишком приветливого Вилли, робко проскользнула в кабинет.

Действительно, Вилли не ошибся (а может быть, все заранее знал), когда предположил, что этот крепыш ей знаком. Да, это он изрядно переполошил бургомистра Лихана Даурова, когда тот не выдержал и полез к ней, Кристине Бергер, со своими отталкивающе жилистыми лапищами, густо поросшими какими-то грязноватыми волосами. Еще тогда Кристина заметила, что штурмбаннфюрер имеет удивительную, возможно, показную особенность – то неожиданно гневно орать, то так же неожиданно, без малейшего перехода, издевательски хохотать. Это тревожило и сбивало с толку собеседника, ибо герр штурмбаннфюрер вовсе не походил на бездумного глупца, занявшего высокий пост благодаря влиятельному покровительству.

– Рад вас видеть, фрейлейн! – штурмбаннфюрер поднялся из-за стола и пошел ей навстречу. – Не волнуйтесь, здесь вас никто не тронет – вы не в каком-то бургомистрате. – Он громко захохотал, но тут же оборвал смех. – Простите меня, фрейлейн, если вам неприятно это напоминание. А это, разумеется, так и есть! Что поделаешь, грубеем и черствеем за рутинной работой, этичный лоск наведем после войны… Прошу вас, садитесь.

Кристина Бергер в сопровождении Хейниша подошла к двум мягким кожаным креслам, стоявшим друг против друга перед письменным столом. Скромно присела в предложенное кресло. Хейниш разместился не за столом, а в кресле напротив, закинув ногу на ногу. Ее, несмотря на дружелюбный тон штурмбаннфюрера, на его приветливые, хотя и грубоватые шутки, не покидали внутренняя настороженность и беспокойство. Во всем рейхе, наверное, нет ни одного немца, который спокойно бы заходил в управление имперской безопасности. Что уж говорить о фольксдойчах, которые родились и выросли за пределами границ рейха.

– Пожалуйста, не сердитесь, фрейлейн, за то, что я так бесцеремонно побеспокоил вас, – вежливо заметил Хейниш. – Это ненадолго, и я уверен, что вы не будете жалеть.

– У вас ко мне дело? – спросила Кристина.

– Ну что вы! – небрежно махнул рукой Хейниш. – Никаких дел! Разве в будущем… А сейчас – лишь несколько незначительных вопросов. И вот первый: как себя вел мой адъютант Вилли Майер? Ничем не обидел?

– Что вы! Очень предупредительный молодой человек…

– Курите? Отличные болгарские сигареты.

– Простите, но у нас в семье никто не курил. Правда, отец в молодости, слышала я, любил побаловаться трубкой, но после ранения ему категорически запретили курение.

– Тогда позволите мне закурить?

– О, разумеется! Вы хозяин, а к табачному дыму я привыкла – господин бургомистр и его полицейские курят, не спрашивая разрешения. Да еще противную махорку! А у вас, наверное, ароматные и приятные…

– Высшего качества, – заверил Хейниш и щелкнул зажигалкой. Он закурил и прищурился, словно бы от седоватого дымка. – Так вот, объясните мне, почему и как вы очутились здесь?

– Но ведь меня привез сюда ваш адъютант! – удивленно подняла на него глаза Кристина. – Я считала – по вашему приказу…

– Я, вероятно, неточно выразился. Не об этом речь, фрейлейн. Поэтому повторяю: почему и как вы оказались в нашем городе?

– Не понимаю, господин майор, – явно растерялась Кристина.

– Штурмбаннфюрер, – поправил ее Хейниш. – Майор – это армейское звание.

– Стыдно сказать, но я все еще не очень разбираюсь…

– Вскоре будете разбираться… Вы родились в Галиции, не так ли?

– Да, господин штурмбаннфюрер.

– И жили там?

– Все время…

– Тогда почему же оказались здесь, на Северном Кавказе?

– Если вас интересует это, то пожалуйста… История моя короткая, как и жизнь… В Галиции мы жили в немецкой колонии Найдорф, поблизости от Дрогобыча. Оттуда нас всех вывезли в Россию. Сначала уверяли, будто повезут к немцам Поволжья, а потом решили перебросить еще дальше – в глухой угол Казахстана. Под Шелестевкой, Ростовской области, наш эшелон попал под бомбы самолетов. Там погибла… моя мама, – Кристина торопливо вытащила шелковый платочек с вышитыми готическими инициалами «К. В.» – Там моя мама и похоронена, в общей могиле.

– Я надеюсь, вы понимаете, фрейлейн, что в вашей трагедии виновны не немцы, а большевики, которые отрывают людей от родных мест и домов, – осторожно заметил Хейниш, внимательно наблюдая за выражением лица девушки. – Более того, насколько мне известно, поместье Найдорф не задела ни одна немецкая пуля. Даже случайная. Там сейчас военный госпиталь.

– Мы и не хотели ехать, но нас принудили. Сначала отобрали все нажитое, а потом и самих загнали в вагоны.

– Успокойтесь, фрейлейн, – Хейниш поднялся, подошел к сифону. – Выпейте стакан минеральной воды. Охлажденная!

– Благодарю, господин штурмбаннфюрер. Вы очень внимательны.

– Теперь вы имеете полную возможность вернуться домой.

– О, я думала об этом. Но мне было бы там очень грустно и тоскливо – ни родных, ни знакомых… А каждая мелочь напоминала бы мне моих несчастных родителей… Я и от эшелона пошла куда глаза глядят… Некоторое время жила и работала мобилизованной на хуторе колхоза имени Калинина Ростовской области. Потом снова принудительная эвакуация, бегство людей. Жутко вспомнить… Только мой верный пес не оставил меня и защищал от злых людей. Так вот я и очутилась здесь… К счастью, – она вдруг оживилась, – немецкие танки двигаются быстрее, чем неповоротливые коровы. Танки опередили нас еще в степи. Все, кто направлялся в большевистский тыл, панически разбежались кто куда. Скотину покинули на произвол судьбы… А я направилась в этот, теперь уже немецкий, город и сразу же пошла в комендатуру. Заместитель коменданта Функеля герр Мюллер отнесся ко мне весьма благосклонно и немедленно обеспечил хорошей работой в бургомистрате. Я ему очень благодарна – это по-настоящему благородный и отзывчивый господин…

– Но почему же вы так торопились устроиться на работу? – щурился за дымком Хейниш.

Кристина Бергер печально взглянула на него и с горьким упреком сказала:

– Я вижу, вы меня в чем-то подозреваете, господин штурмбаннфюрер? – Слезы у нее высохли, и она даже с некоторым вызовом посмотрела на Хейниша. В ее глазах вспыхнуло неприкрытое возмущение, но штурмбаннфюрер старался его не замечать. – Неужели? – и глаза ее увлажнились.