Под деревом зеленым или Меллстокский хор - Страница 2

Возле меллстокского перекрестка лес кончался; дальше дорога белела между темными рядами живой изгороди, словно лента, изрезанная по краям; зубцы эти получались от скоплений палой листвы, которую намело из канав, тянувшихся по обеим сторонам дороги.

Выйдя на опушку, веселый путник услышал с тропинки, уходящей вправо, к Нижнему Меллстоку, громкое "эге-гей!" и оборвал свою песню (он и до этого неоднократно умолкал на несколько тактов, увлеченный мимолетной мыслью, а затем подхватывал песню с того места, до которого допел бы, если бы не было никакого перерыва).

- Эге-гей! - отозвался он, останавливаясь и оглядываясь, хотя не предполагал увидеть кричавшего и мог лишь представить его себе мысленно.

- Это ты, Дик Дьюи? - донеслось из темноты.

- Я и есть.

- Ну, так подожди наших - знаешь ведь, что мы все к вам идем!

Дик повернулся лицом к лесу и продолжал тихонько насвистывать, давая понять, что дружба дружбой, а песня тоже дело немаловажное.

Теперь, когда он стоял на открытом месте, его профиль отчетливо рисовался на светлом небе, словно силуэтный портрет, вырезанный из черного картона. Видны были шляпа с низкой тульей, обыкновенной формы нос, обыкновенный подбородок, обыкновенная шея и обыкновенные плечи. Здесь светлый фон кончался, и ниже ничего уже нельзя было разглядеть.

Теперь уже совсем близко послышалось шуршанье листвы под ногами людей, медленно, с остановками поднимавшихся в гору, и минуту спустя из-за деревьев показались, один за другим, пять человек разного возраста и с разными походками. Все они были жителями меллстокского прихода. В ночном мраке их фигуры тоже утратили свою объемность и казались плоскими силуэтами, напоминая процессию на каком-нибудь греческом или этрусcком сосуде. Это был основной состав меллстокского приходского хора.

Первый из них нес под мышкой скрипку и так сильно горбился на ходу, что казалось, будто он старательно изучает дорогу под ногами. Это был Майкл Мейл, который окликнул Дика.

За ним следовал мистер Пенни, сапожных дел мастер; низенький, с покатыми плечами, он тем не менее держался так, словно ничего не знал о недостатках своего телосложения: он шел, выпятив грудь, откинув голову и устремив взор вверх, на северо-восточную часть небосвода, вследствие чего нижние пуговицы его жилета первыми устремлялись вперед. Лица его не было видно, но когда он оглядывался, там, где полагалось быть глазам, на секунду загорались бледным светом две маленькие луны, из чего можно было заключить, "что он носил круглые очки.

Третьим выступал Элиас Спинкс, прямой, как жердь, и исполненный невыразимого достоинства. Четвертый силуэт принадлежал Джозефу Боумену, и в нем не было никаких отличительных признаков, кроме принадлежности к человеческому роду. Позади, спотыкаясь, трусила какая-то хилая тень; одно плечо у нее было выставлено вперед, голова клонилась влево, руки болтались на ветру, словно пустые рукава. Это был Томас Лиф.

- А где же певчие? - спросил Дик, обращаясь ко всей этой довольно пестрой компании.

Старший из музыкантов, Майкл Мейл откашлялся.

- Мы им велели не торопиться. Они нам сейчас, думаю, не понадобятся, а мы пока подберем псалмы и все такое.

- Отец и дед Уильям давно уж вас поджидают. А я вот вышел поразмяться.

- Ясно, поджидают. Само собой, отец нас ждет не дождется - почать свой знаменитый бочоночек. Такого, говорит, сидра вы сроду не пробовали.

- Вот так штука! А я про это и слыхом не слыхал! - воскликнул мистер Пенни, радостно сверкнув очками.

Дик между тем продолжал напевать:

Девушки и парни стричь овец идут.

- Ну как, соседи, найдется время опрокинуть по стаканчику? - спросил Мейл.

- Да времени хватит хоть в дым напиться! - весело отозвался Боумен.

Признав сей резон убедительным, все двинулись дальше, изредка спотыкаясь о кучки засохшей листвы. Вдоль дороги тянулись ряды живой изгороди, там и сям возвышались деревья. Вскоре впереди засветились редкие огоньки - это показалась деревушка Верхний Меллсток, куда они держали путь, а со стороны приходов Лонгпадл и Уозербери, расположенных по ту сторону холмов, ветер донес слабые отзвуки рождественских колоколов. Открыв калитку, гости направились по садовой дорожке к дому Дика.

II

У ВОЗЧИКА

Это был длинный приземистый дом с двухскатной соломенной крышей и низко посаженными слуховыми окнами; посреди конька торчала одна труба и две других по краям. Ставни еще не закрыли, и свет из окон падал на кусты самшита и лаурустинуса и на оголенные ветви нескольких кособоких яблонь, потерявших свою естественную форму оттого, что смолоду их приучали расти шпалерами, а в более поздние годы по их ветвям бесцеремонно лазали дети. Стены дома почти сплошь закрывали вьющиеся растения, и их переплетенные стебли были раздвинуты только над входной дверью, которая за долгие годы службы вся поистерлась и осела и при дневном свете напоминала старую замочную скважину. Немного в стороне от дома стоял деревянный сарайчик, изо всех щелей и дыр которого струился свет, отчего казалось, что за этими стенами скрывается что-то необычайно заманчивое, тогда как на самом деле там складывали всякий немудрящий скарб. Время от времени оттуда доносились удары кувалды по клину и треск раскалываемых дров; из строения чуть подальше слышалось мерное жевание и шорох запутавшейся веревки, - там, по-видимому, помещалась конюшня, где только что задали корм лошадям.

Музыканты по очереди потопали ногами о каменный порог, чтобы стряхнуть землю и приставшие к подошвам листья, затем вошли в дом и огляделись. В маленькой комнатке направо, дверь в которую была растворена и которая представляла собой нечто среднее между чуланом и кладовой, они увидели отца Дика. Рейбин Дьюи, по роду занятий возчик, был дородный, краснолицый мужчина лет сорока; при первом знакомстве с человеком он мерял его взглядом с головы до пят, а разговаривая с приятелями, глядел, улыбаясь, куда-то в пространство; ходил он степенно, раскачиваясь всем туловищем и сильно выворачивая носки. Сейчас он возился в чулане с бочкой, которая уже стояла на табурете, где ее было удобней буравить, и не только не обернулся, но даже не поднял глаз на гостей, узнав в них по походке давно поджидаемых старых приятелей.