Под чужим именем - Страница 31

— Вы Александр Захарович Елагин? — спросил полковник.

— Я Елагин, точно, — ответил шофер и улыбнулся, отчего его добродушное, простое лицо стало удивительно приятным.

— Садитесь, товарищ Елагин, — мягко сказал полковник, указывая на стул перед столом. Елагин тщательно, как делал он все, закрыл дверь и воспользовался приглашением.

— Вот мое удостоверение, давайте познакомимся, — сказал полковник, передавая ему темнокрасную книжицу.

Елагин прочел удостоверение и положил его на край стола.

— Вы вчера возили бутовый камень с карьера «8-бис»?

— Ну, возил… — не глядя на полковника, ответил Елагин.

— Кому вы давали вчера свою машину?

— Никому… — краснея, сказал Елагин.

— Вы нигде не останавливались в городе и никому не передавали машину?

— Нет… — так же ответил Елагин.

Полковник встал, прошел в приемную и сказал своему шоферу, чтобы он привел из машины Павла. Когда он вернулся в кабинет, Елагин сидел все в той же позе.

— Значит вы, Елагин, утверждаете, что никуда от машины не отлучались и в городе не были? — подчеркнул полковник.

— Не отлучался и в городе не был… — повторил Елагин.

Когда в кабинет вошел Павел Русых и выжидательно остановился посередине комнаты, Елагин бросил на парня косой взгляд и, безнадежно махнув рукой, сказал:

— Ладно, ты иди, русская смекалка, мы тут без тебя чуток потолкуем, все равно я врать не умею.

Полковник, передав Павлу Русых лист чистой бумаги, сказал:

— Пойди, товарищ Русых, в приемную, напиши все, как было, и подожди, я тебя вызову.

Когда Павел вышел из кабинета, полковник посмотрел на Елагина и напомнил ему:

— Я жду.

— Вчера в десять часов вечера я передал свою машину Гуляеву, — начал Елагин, — а в полдвенадцатого он мне машину вернул, вот… — неожиданно закончил он.

— А вы это время прохлаждались в закусочной?

Елагин не ответил, только еще больше залился краской.

— Та-ак, — протянул полковник: — Что же, он вам за это платил?

— Обязан я ему, ну он меня…

— Что, прижал?

— Прижал, — согласился Елагин.

— Расскажите подробнее, Елагин, это в ваших интересах.

Елагин помолчал, осмотрелся по сторонам, избегая внимательных серых глаз полковника, и, махнув рукой, сказал:

— Ехал я, это было под май, по Московской улице. Ну не скажу, чтоб шибко, ехал по правилу, а тут девчонка, вот такая махонькая, — Елагин показал рукой, какая была девчонка, и продолжал: — Она мяч уронила, он и покатился на мостовую, она за ним, тут я ее… чуток крылом… Она упала… мне бы остановиться, отвезти девочку в больницу, а я… испугался, такой страх меня охватил, я газу — и в сторону…

— Когда же это было? — спросил полковник.

— Тридцатого апреля.

Он говорил, не сдерживая волнения, и видно было, что это все наболело и давно ему хотелось рассказать правду, чтобы раз и навсегда покончить с укорами своей совести.

— Приехал я, машину в гараж поставил и решил рассказать начгару. Только я вышел из гаража, а навстречу мне Гуляев. «Что, говорит, с тобой такое? Лица на тебе нет». Ну, я вижу, человек ко мне с душой подошел, — все ему рассказал. Спрашиваю: «Как быть?» А он говорит: «Все равно не докажешь, что не виноват, три года тюрьмы обеспечено. Лучше концы в воду: я тебе другую путевку сделаю, а эту давай сюда». Порвал он путевку и еще так говорит: «Скажем, что ты сегодня ездку не делал, мотор у тебя отказал. Пойди и чего-нибудь там разбери…»

— И вы согласились? — укоризненно сказал полковник.

— Испугался… — тихо сказал Елагин и добавил: — Женился я, жена на сносях, хорошая женщина, люблю я ее, а тут тюрьма…

— Потом стал вас Гуляев прижимать, так?

— Точно. Отказать я ему не могу, он машину берет, а я его в закусочной дожидаюсь. Куда он ездит, что делает, — не знаю. Уж как я хотел от него освободиться — нет, как клещ в собачье ухо, вцепился и не выпускает.

Полковник снял трубку телефона и, позвонив в больницу, попросил соединить его с главврачом.

— Станислав Николаевич? Здравствуйте, это еще раз беспокоит вас полковник Каширин. Не откажите в любезности выяснить одно обстоятельство: тридцатого апреля к вам была доставлена маленькая девочка, сбитая грузовым автомобилем. Меня интересует состояние ее здоровья, имя, фамилия и адрес ее родителей. Прошу вас позвонить мне по телефону… Какой здесь телефон? — спросил он Елагина, закрыв трубку рукой.

— Два-семнадцать.

— Два-семнадцать, — повторил полковник и положил трубку. — Права у вас с собой? — обратился он к шоферу.

— Вот, — ответил Елагин, положив права на стол.

Полковник перелистал книжечку. Первый талон был цел: шофер первого класса Александр Елагин не имел нарушений.

— Права останутся у меня, Елагин, придется нам еще с вами встретиться.

— Когда? Я сегодня жену отвез в родильный… — глухо оказал Елагин.

— Мы вас вызовем. Вы не волнуйтесь, думаю, что…

В это время раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку.

— Да. Кого вам нужно? Да, Станислав Николаевич, это я. Сейчас, — взяв карандаш, полковник приготовился записывать. — Московская улица, дом тридцать два, квартира девять, Кузовлева Таня. Когда ее выписали? Четвертого мая? Хорошо. Большое спасибо, — полковник положил трубку.

— Жива?! Девочка-то жива?! — радостно воскликнул Елагин.

— Жива. Везет тебе, Елагин, — незаметно для себя переходя на ты, подтвердил полковник. — На тебе адрес, пойди к ее родителям и чуток потолкуй с ними. Девочку повидай, глядишь, так будет лучше. А завтра к десяти утра напиши все подробно и передай в райотдел для полковника Каширина. Если встретишь Гуляева, молчи как рыба, меня не видел и со мной не говорил. Понял?

— Понял, товарищ полковник. Можно идти?

— Иди! — улыбаясь, сказал полковник, и Елагин выбежал из кабинета.

Точно в назначенное время капитан Гаев прибыл в райотдел и, разыскав полковника, которому отвели отдельный кабинет, вручил ему письмо Вербова и объемистую папку.

Полковник вскрыл письмо. Вот что писал этот авантюрист и проходимец:

Полковник сложил письмо и с удовлетворением заметил:

— Итак, деятельность человека «без политических, убеждений» закончилась. Хорошо, что этот тип находился в поле нашего зрения. Кроме этого письма, было что-нибудь интересное? — спросил полковник.

— Ценности и большая сумма денег, около ста тысяч.

— Та-ак… — протянул полковник и пододвинул к себе папку. На обложке ее было написано:

Ниже другими чернилами была сделана свежая приписка:

Первые две страницы представляли собой листы толстого картона с наклеенными на нем различными фотографиями Терехова.

Заметив, как прищурился полковник, рассматривая фотографии, капитан Гаев достал из кармана лупу, предусмотрительно захваченную из Москвы, и передал Каширину.

На первой фотографии, семейной, была группа: Терехов Николай Николаевич — отец, Терехова Ева Казимировна, урожденная Ожеховская — мать и сын Владимир пятнадцати лет в гимназической форме. Снизу приписка: «Петербург, 1907 г. В день пятнадцатилетия Владимира».