Почтовые (СИ) - Страница 7

Купола Благовещенского собора высились синими и золотым облаками над административными зданиями и музеями Кремля.

Издалека были хорошо видны облицованные белым мрамором стройные минареты «Кул-Шариф», главной мечети города с бирюзовыми шпилями и куполом, Спасская башня, увенчанная звонницей и золотой звездой. «Падающая» башня Сююмбике с зеленым шпилем и сверкающим полумесяцем выделялась многоярусной красной колонной. Утром здесь, как всегда, тихо и пустынно: машины проносились у подножия холма, выезжали на мост и с грохотом улетали дальше, в другие районы города. Крепость, возведенная еще при Иване Грозном, соединяющая в себе черты Востока и Запада, снисходительно смотрела на городскую суету.

На мосту было ветрено и шумно, река Казанка, темно-синяя, местами серая, качала толстых уток.

На противоположном берегу Казанки, справа от моста, высилась громада центра семьи «Казан». Он казался мне совсем невысоким, но только издали: на самом деле это было гигантское сооружение в форме чаши, стилизованной под котел, с основанием из белого камня.

Ветер усилился, с дороги летел песок, заставлял щуриться и прикрывать лицо. Глаза заслезились, и мне показалось, что здание Казана пошло рябью. Я протерла глаза и присмотрелась внимательнее: нет, все как обычно.

В почтовое отделение я вошла, устало волоча ноги. Молча кивнула операторам связи, протащилась в кабинет Специального и упала на стул. Хорошо, что сегодня не запланировано никаких процедур на мнемографе.

Мария уже вовсю работала, что-то энергично набирая на компьютере. Я не стала дожидаться, когда она закончит с документами, и решила сразу спросить ее о подземелье.

— Да, оно общается с каждым из нас. Но все чувствуют его по-разному. С тобой говорит Козлиный, Муса Ахмедович слышит шепот. Спрашивать, о чем ему нашептывает подземелье, бесполезно, он никому не признается, — ответила Мария.

— Я думала у всех одно и то же…

— Нет. Я, к примеру, слышу музыку.

— Музыку? — переспросила я с удивлением.

— Да. Скрипку и саксофон точно. Иногда играют другие инструменты, но я в этом плохо разбираюсь.

— Мелодия приятная?

— По-разному. Всегда что-то новое. В этом есть даже какое-то удобство, согласна?

Я вяло пожала плечами: «Ну хорошо, если ты всеяден в музыке, а если она не нравится? Это же сойти с ума можно. Нет, уж лучше Козлиный!»

— А у остальных что?

— Павел говорит, что ничего не слышит. При этом в метро он всегда в наушниках. Вряд ли они его спасут от голосов или музыки, мне, например, наушники не помогли. И беруши тоже, я пробовала. А Тимур говорит, что подземелье приносит ему отголоски чьих-то бесед. Как будто он слышит разговор. Когда стоишь и вдруг не то сквозняком, не то эхом приносит чьи-то голоса. Утверждает, что иногда может даже уловить отдельные фразы!

— А те, кто уже не работает в Специальном, что с ними было?

— Метро построили только в две тысячи пятом году. До этого никто ничего не слышал, — вздохнула Мария. — Вот жили же люди и не понимали своего счастья!

— А вы не задумывались, кто это может быть?

— Какой-то джинн, слуга шайтана, — в кабинет вошел Муса Ахмедович, свежий и бодрый. — Вы рано сегодня, девочки.

Потом он сообщил, что Павел будет работать в отделе еще год.

— А потом поглядим, — туманно добавил он.

— Почему год? — удивилась я.

— Павел — семинарист. Выполняет у нас послушание. Я все же надеюсь, что в дальнейшем он останется у нас. Привык я к нему.

Положение об отделе, которое я не могла одолеть пару недель назад, внезапно поддалось моей настойчивости. Теперь я знала, что в составе отдела есть постоянная единица для священника, мастера-наладчика, троих почтальонов и питомца. Мария про питомца отвечала уклончиво, дескать, никто не знает, кто это и зачем он нам.

Специальный отдел был самостоятельным структурным подразделением Почты России и подчинялся советнику по безопасности.

— А Специальных отделов много? Или мы одни такие уникальные?

— Не так уж и много, — оторвалась от компьютера Мария. — Сколько там городов, Муса Ахмедович?

— Семь: Москва, Питер, Казань, Самара, Нижний, Новосибирск и Екатеринбург. В каждом по одному отделу.

Я задумалась: основная наша задача — перевозка грузов. Откуда вообще взялся Специальный отдел? Почему мы занимаемся именно перевозками грузов? Почему метро — место возможного прорыва демонических сущностей? Что это такое, демоническая сущность? Столько вопросов!

— А когда возник отдел?

— Во время войны. Если быть точным, то в одна тысяча девятьсот сорок втором году в Москве. И назывался он тогда не Специальным, а Особым, с литерой ОС-42. На Базе лежит краткая история отдела. Напомни мне, чтобы я тебе ее передал.

Я отложила Положение об отделе и принялась за Тетрадь Мастера — сборник из рукописных, иногда машинописных листов с вставками из чертежей на кальке, которые можно было развернуть. Пухлая книжища была заключена в деревянную обложку и выглядела весьма солидно.

К ней полагался Журнал учета поломок и выполненных работ. В Журнале вели перечень вышедшего из строя оборудования и инвентаря, причин возникших проблем и способов их решения. Там же фиксировались служебные записки начальнику отдела. Специальное оборудование отдела носило странные названия: ускорители подзарядки кристаллов, цифровой мультиметр с измерителем уровня магического напряжения, а еще — артефакт Чоа, камень Дилу, защита Чендул, Змеиная уловка и много других, которые мне вообще ни о чем не говорили.

«Какая-то она тощенькая», — скептически сообщил мне внутренний Геннадий, когда я взяла Тетрадь Мастера в руки в первый раз. Я мысленно согласилась, но, когда принялась читать первые записи, щедро снабженные пометками вроде «См. справочник по электроизмерительным приборам стр. 125» или «См. Справочник инженера стр. 63», поняла, что не все так просто. А уж отсылки к таким книгам, как «Взаимосвязь структуры и магическая природа переменных сил в философских трудах джоэсс Луиджи Луиджи», повергли меня в уныние.

«Что же это за книга такая? Точно не наша, земная», — подумала я.

Теперь я каждый день просматривала записки мастеров. До меня их было четырнадцать человек. Последние пометки были сделаны три года назад Расулом, моим предшественником. Писал он отвратительно, разобрать его почерк было трудно, и я часто подходила к Марии с просьбой помочь.

— Да, почерк у него ужасный, — засмеялась Мария. — Раньше Расул был врачом, неврологом. Пришел в отдел уже после шестидесяти лет. Он считал традицию постепенного погружения сотрудника в нюансы Специального отдела очень правильной, потому что у человека за это время успевали сформироваться необходимые нейронные связи.

— В Журнале он пишет о поломке ворот на Базе. Кто-то сломал ключ в замке со стороны мастерских. Но вот тут, — я открыла Тетрадь Мастера, — есть запись, очень старая, о том, что ворота открываются только с одной стороны. И совсем не с той, откуда торчал ключ. Кто-то пытался взломать ворота?

— Муса Ахмедович, помнишь этот случай? — спросила Мария.

— Да, — коротко ответил Муса, — мутная история, мы так и не поняли, кто это сделал. Работали с внутреннего аудита. Подозревали кого-то из наших, но ничего не выяснили. А потом Расул слег с инфарктом и больше не встал.

В обед, совершенно обессиленная от количества новой информации, я уныло потащилась к холодильнику в почтовое отделение. Страшно хотелось есть. Операторы связи смотрели на меня с сочувствием.

— Еремеева, таки заставили тебя натянуть эту срамоту! — констатировала Алсу Ибрагимовна, щеголявшая в форменной синей юбке Почты России и белоснежной рубашке. — Муса в халате, Машка в кожаных штанах, ты в этой огромной робе! И даже Павел — семинарист, а ходит в хламиде какой-то. И все возите что-то баулами. Суетитесь! По ночам торчите в отделении, а тут, между прочим, подотчетное имущество! Да! Как в анекдоте: ложечки пропадут — кто виноват будет? Упразднить вас — и дело с концом. Не знаю, что с вами так носятся.