Почтовые (СИ) - Страница 10

— Взамен мы работаем как Почтовая служба под личным покровительством Тэна. Тэн — это титул Императора, — говорил Муса. — Таня, да в учебнике вроде все это написано. Разве нет?

— Там сказано, что мы должны держаться вне политики, — не унималась я.

— Да, — устало кивнул Муса, — вне политики. Нам гарантирована безопасность на территории Империи. Таня! Читай пока учебник, вопросы задашь потом, когда я вернусь из Москвы.

Больше я Мусу Ахмедовича не тревожила: он вез в столицу что-то важное. Какие-то бумаги или отчеты.

— Что же это получается, — говорила я сама себе, поедая огромный бутерброд, — мы просто почтовая служба в супер-пупер-магическом мире? Скажешь кому — не поверят.

Я решила, что надо сделать перерыв и прогуляться. Это было правильное решение: прогулка помогла мне перезагрузиться. Вернувшись, я собралась было с новыми силами изучать документы, но отвлеклась на маркерную доску.

Доска была любимым детищем Марии, вот уж кто любил там написать план работы или перечень каких-то важных дел. Там же отмечались дежурства. Я заметила, что имя Тимура было обведено красным. Он должен был вернуться несколько дней назад.

«А если он выйдет из ворот, когда здесь никого не будет, кроме меня? И как мне ему представиться? Здрасьте, я Таня, ваш новый мастер?» — беспокоилась я.

Я вдруг поняла, что не знаю, как выглядит Тимур. Может, нужно будет ему назвать какой-то пароль или кодовое слово?

«Надо спросить в телеге у Павла. Неловко отвлекать Мусу Ахмедовича такой ерундой», — решила я.

Павел посмеялся над моими страхами и ответил, что нет никах паролей, и велел не беспокоиться: Тимур меня не свяжет, в полицию не сдаст, и вообще, он очень добрый и милый.

«Не волнуйся, скоро мы все соберемся и загрузим тебя работой так, что мама не горюй. Радуйся отдыху!» — добавил он.

— Ничего себе отдых! — возмутилась я. — Да я тут учусь как проклятая. Куда уж больше?! Еще и имперский язык учить приходится. Нудятина!

Я подошла к воротам и внимательно оглядела дверь в одной из створок. Подергала ручку, толкнула: она была плотно и надежно заперта.

«Железная береза, — всплыло в памяти что-то из того массива новых знаний, полученных с помощью мнемографа, — выдержанная много часов в специальном растворе при высокой температуре».

Такие озарения случались у меня все чаще, и я уже не удивлялась.

Еще одним развлечением на Базе было разглядывание горного пейзажа Шанлу.

Сидеть на широком подоконнике и любоваться неизведанным миром за окном было здорово. Время суток на Земле и Шанлу совпадало не всегда: когда в Казани солнце еще стояло в зените, там уже была ночь. Тогда я задергивала шторы, пугаясь темноты и большой луны за окном. Спутник Шанлу был не круглый, а овальный, по форме почти как эллипс, и какого-то оранжевого оттенка.

Днем за окном в ясную погоду можно было увидеть горы. Как человек, не избалованный такими видами, я с удовольствием смотрела вдаль, ни разу не утомилась и не заскучала. Узкая долина, густо поросшая ельником и лиственницами, тянулась насколько хватало глаз. Лиственницы уже пожелтели и кое-где даже были засыпаны снегом. Другие деревья, из которых я могла опознать только ели, тоже стояли припорошенные белым, как и склоны гор. Ни животных, ни людей видно не было.

Всему когда-то приходит конец. И моя спокойная жизнь тоже оборвалась в один день.

В пятницу я допоздна задержалась на службе: возилась с магическими диэлектриками и со средствами подавления работы следящих и защитных артефактов. По словам Мусы Ахмедовича, половина приборов вышла из строя.

Я отомкнула кабеля на одном из устройств, сняла изолирующий колпак и задумчиво изучила начинку. Что за вандализм?! Печатная плата была кем-то безнадежно испорчена. Часть кристаллов выдернули прямо с мясом, часть выцвела, что означало либо полную разрядку, либо то, что они перегорели.

Нужны детали и кристаллы на замену, кое-что требуется перепаять и, возможно, все это заработает. Но это не точно! Моя уверенность в собственных силах была очень слабая. Одно я могу признать точно: тут поработал кто-то чужой. Вскрыл, разрушил все приборы внутри и ушел. Никто из сотрудников не стал бы выводить из строя оборудование отдела.

Я посмотрела на часы: было очень поздно, и идея заночевать в штабе показалась отличной. Для сна сотрудникам предлагался старый диван и древняя скрипучая кровать. Кровать, кстати, была советским раритетом — с панцирной сеткой, провисающей до пола. Мой выбор пал на диван. В комнате было прохладно и тихо, и я преспокойно заснула, завернувшись, как гусеница, в теплый клетчатый плед.

В пять утра я проснулась от скрежета в замке. Спросонья не сразу поняла, что за дверь открывают, и бросилась к выходу с Базы в город, но потом сообразила: кто-то заходит со стороны Шанлу.

Я замерла в углу комнаты.

«Ой, что будет», — пискнул внутренний Геннадий. Во рту пересохло, а сердце заколотилось так, словно хотело вырваться из груди и сбежать.

Дверь-калитка в одной из створок ворот распахнулась, и в комнату уверенно шагнул высокий мужчина в мокрой одежде. Встал, огляделся и замер, заметив меня. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. Наконец он, не сводя с меня глаз, кивнул и сказал:

— Привет! Ты кто?

— Новый мастер, Еремеева Татьяна, — ответила я дрожащим голосом. — А вы… А ты кто?

— Точно, мастер, — протянул он, рассматривая мой полукомбинезон. — А я Тимур.

Он снял длинный кожаный плащ, с которого на пол тут же натекла лужа, и махнул мне рукой:

— Вруби-ка радиатор, а то я замерз как собака.

Пока я бестолково и суетливо открывала шкафы и искала печку, он, не дождавшись меня, прошел к нужной полке и вытащил радиатор сам. Я немного успокоилась: человек явно знает, где что лежит, но все равно что-то меня во всей этой ситуации смущало.

Возможно, то, как он ходил: слегка покачиваясь и словно приволакивая ногу. Потянул ее? Или это ушиб? Может, он всегда так ходит?

А может, то, что он не пытался объяснить, почему задержался. Хотя почему он должен что-то мне объяснять? Миллион вопросов роились у меня в голове.

Я хотела включить верхний свет, но он остановил меня:

— Не включай, не надо.

Тимур передернул плечами и протянул руки к радиатору, с наслаждением грея красные замерзшие ладони.

— Ночью-то подморозило. Вроде еще не зима, а ветер продирает до костей. Кра-а-а-сота — а-а.

Он прибавил тепла, а я продолжала рассматривать его. Слабый свет настольной лампы освещал его не полностью, а частями. Тимур казался ровесником Мусы, может, немного младше. Уже седеющие, коротко стриженные волосы, чисто выбритый подбородок, полосатые полотняные штаны, заправленные в высокие черные ботинки со шнуровкой, кожаная жилетка с кармашком, из которого свисала цепочка часов, белая рубашка и форменный галстук почтовой службы. Серые глаза смотрели спокойно и уверенно. На руке — браслет с набором камней и кристаллов, часть из них мне уже знакома. На груди висел какой-то крупный черный камень, мне не известный. К бедру крепились ножны, из них высовывалась черная рукоятка ножа.

«Что?! Почтовые не носят холодного оружия. Хотя… Вдруг Тимуру разрешено? Ах, как жаль, что не у кого спросить», — подумала я с досадой.

Кроме того, на кожаном ремне брюк мне удалось разглядеть стандартный дорожный набор почтальона: очки-гоглы с желтыми стеклами, кожаный подсумок для запасных кристаллов и что-то еще, но в темноте я не могла понять, что именно.

— А ты чего ночью в отделе? На дежурстве оставили, что ли? — спросил Тимур. — Может, чай поставишь?

Я налила воды в чайник, стараясь не поворачиваться к нему спиной. Поставила чайник на огонь и отошла обратно к дивану. Вода на Базе закипала медленно, и, пока чайник нагревался, в комнате повисло неловкое молчание. Тимур продолжал разглядывать меня, а я все старалась рассмотреть камень у него на груди. Спросить, что это за артефакт, было почему-то неловко. Наконец вода закипела и Тимур неспешно залил кипятком чайный пакетик.