Почти вишневый сад - Страница 1

1

Отъезд был делом решенным. Оставалась проблема денег - не столько откуда их взять (все источники были известны), сколько наилучшим образом ими распорядиться.

Квартиры в провинциальном Фарятьевске стоили дешево. Большую, трехкомнатную, удалось продать за две-с-половиной. В меньшую должен был перебраться отец Наташи. Старик сопротивлялся, не желая расставаться с деревенской жизнью и садом. Но сад с домом стоил дороже, чем малогабаритная двухкомнатная.

И Наташа, и Алексей в общем-то понимали старика. И им было чуть не до слез жалко сада. Жужжания шмелей, кружащихся в воздухе лепестков, собственной молодости... Поженившись, первые годы они проводили в деревне у Михаила Алексеевича каждое лето. Небольшой деревянный дом с верандой стоял посреди просторного, в четырнадцать соток, участка. Там были не только вишни, и Наташин отец, посмеиваясь, называл сад 'почти вишневым'. Но - всему свое время. Нежелание старика переезжать казалось верхом эгоизма. Его уломали.

Наташа выросла в городе с матерью, Ольгой Петровной, которая сначала была учительницей литературы, потом завучем, а перед пенсией работала директором фарятьевского дома культуры. Родители Наташи разведены не были, но долгие годы жили отдельно.

Алексей был из семьи военных, поэтому в детстве его кидало c одной окраины занимающего одиннадцать часовых поясов Советского Союза до другой. В столицах семье бывать почти не приходилось, если не считать недолгих шести месяцев, когда родитель стажировался в ленинградской Академии Тыла и Транспорта. Выйдя на пенсию подполковником, он получил квартиру в Фарятьевске. Еще дымился Афганистан, но горбачевская перестройка уже намекала на иные перспективы, и идти по следам отца Алексей не хотел. В другое время это несомненно привело бы к семейной войне, однако перестроечные ветры возымели на родителя Алексея парадоксальное действие - кипя от возмущения Горбачевым, он cам помог сыну уклониться от армии и поступить в инженерно-строительный институт в Уфе. К первой годовщине распада СССР отец внезапно умер.

Получив диплом, Алексей вернулся в Фарятьевск и женился. На государственную зарплату не прокормишь семью. Напрашивалось заняться бизнесом.

Теперь, накануне отъезда, он подводил итоги.

Всего было немало, и хорошего и плохого.

Из бизнеса, конечно, у него ничего не вышло, да и не могло выйти, как он понимал теперь - без влиятельных друзей в столицах, без прочных связей среди местных кланов. Напоминанием об ошибках был шрам от пули на левом плече. Если и были среди провинциальных бизнесменов два-три удачника, выбившихся из грязи в князи, то ценой непомерного риска для жизни и каких-то темных, неизвестно, насколько далеко идущих, и когда и чем еще могущих обернуться, обязательств.

Так рисковать Алексей не хотел. Подрастала дочь Катя, дитя первых оптимистических лет. Она родилась еще до пули.

Но от собственной фирмы удалось избавиться почти без потерь, без невозвратных долгов, что было удачей.

Удалось найти приличную работу. Тоже в частном секторе, в строительстве, но уже не владельцем фирмы, а простым исполнителем на предприятии, принадлежавшем сыну бывшего третьего секретаря обкома.

На жизнь хватало, хотя скопить чего-нибудь на будущее не удавалось. Небольшие накопления середины 90-х испарились во время кризиса 98-го...

Затем умерла Ольга Петровна. В отличие от отца Алексея, она умирала долго. С дорогостоящими операциями, с осложнениями, вызванными нелепыми ошибками медперсонала, которых при нормально функционирующей медицине можно было бы избежать, с мучительной борьбой за то, чтобы ей прописали в достаточном количестве обезболивающие уколы... Лишнее напоминание, что в этой стране лучше не болеть.

Вскоре после смерти тещи и Алексей, и Наташа как-то одновременно пришли к мысли, что надо уезжать.

Для Наташи последней каплей, пожалуй, была смерть матери.

Для Алексея...

Говорят, будто в провинции все про всех все знают. Это, конечно, преувеличение, но и той доли правды, которая содержится в этих словах, достаточно, чтобы отравить жизнь, например, если тебе известно, по чьему заказу в тебя когда-то стреляли. Заказчик живет в том же - небольшом - городе, что и ты, не бедствует, а в один прекрасный день ты узнаешь, что он собирается купить у твоего хозяина то предприятие, где ты зарабатываешь себе на кусок хлеба...

2

Мысль об отъезде вызревала не сразу. Не то, чтобы тянуло на чужбину - это дома становилось не по себе. Опыт туристских поездок скорее побуждал к осторожности - жизнь на Западе дорогая, непонятно, как найти хорошую работу. Поездок, впрочем, и было-то всего две - Греция, Париж, еще до кризиса 98 года. Запомнилась витрина с матрешками в Париже - неужели иностранцы это покупают, да еще за такую цену? Наверно, иначе зачем выставлять... В Греции, кстати, тоже мелькали матрешки. Алексей потом долго прикидывал, сколько на матрешках можно заработать. Оптовая цена, допустим, вдвое ниже рыночной, считай долларов тридцать за штуку, в чемодан влезет сотня матрешек, дома, в Фарятьевске, они стоят чепуху, мелочь...

Как только смутно забрезжила цель, стали появляться и средства. Вдруг всплыл Гуськов, одноклассник, Алексей учился с ним, когда отец служил в Казахстане. С тех лет сохранилось смутное чувство симпатии. Посидели с ним душевно - пили, вспоминали, рассказывали о пережитом. Наступил момент, когда слишком осторожничать стало казаться стыдным. Алексей рассказал о том, как в него стреляли, о своих переживаниях. В ответ Гуськов рассказал о своем бизнесе, - о том, что он подрабатывает, нелегально перевозя на Запад желающих попросить политического убежища или просто работать по-черному.

Стиль рассказа был цветистый, с незлым юмором. Гуськов признался, что в свободное время до сих пор с удовольствием читает приключенческую классику - Брет Гарта, Буссенара,от современной литературы его с души воротит. Даже человеческие трагедии и смертельный риск выглядели не так страшно, и большинство историй имело счастливый конец...

Главное, действовать, до того, как положение станет безвыходным...

Идея стала пускать корни. Не прошло и года, как Алексей снова связался с Гуськовым. За это время сын третьего секретаря уступил бандиту 60 процентов акций, на предприятие пришел новый директор; из других событий на Алексея произвел особое впечатление взрыв в соседнем подъезде.

Алексей как раз садился в свою 'девятку', чтобы ехать на работу, когда мир вокруг качнулся - тугая беззвучная волна прокатилась сквозь него, сквозь машину, и только чуть позже, когда она ушла, донесся глухой удар, звон стекол, крики, через выбитые окна на лестничной клетке повалил дым.

Как выяснилось впоследствие, кто-то прикрепил взрывное устройство к двери квартиры, принадлежавшей председателю депутатской комиссии по недвижимости. Жена председателся собиралась выгуливать собаку. Железную дверь разнесло, собаку убило, но женщина чудесным образом отделалась контузией и множественными поверхностными ранениями рук и лица.

Все это Алексей узнал позже. Машина его не пострадала, только на лобовом стекле появилась трещина. Сразу после взрыва, стоя на тротуаре, он разрывался между любопытством, желанием помочь и страхом. Победила осторожность. Он запер машину, вернулся домой, позвонил на работу, что задержится, дождался приезда милиции.

Придя к Гуськову, Алексей почувствовал себя неуверенно. Готовился к разговору, обдумывал, как подступиться - и растерялся. Тарифы перевозчиков, о которых приходилось слышать, казались очень высокими. Вдруг Гуськов тоже заломит заоблачную цену?

Гуськов, однако, с полуслова понял, о чем речь, будто ждал этого разговора.

- Понадобилась наша подземная железная дорога? Дело... Можно организовать... Для старого товарища без накрутки. Есть конечно, детали, но с деталями разберемся. Ты имеешь представление, куда?