Почти мужчина. После наводнения - Страница 3

На этот раз, когда он подошел к ней, она не двинулась с места. Она стояла, глядя на него тусклыми, сонными глазами, а когда он тронул ее, она глухо заржала и опустилась на колени, скользя передними ногами в крови.

— Дженни… Дженни… — шептал он.

Дженни долго не опускала голову, потом ее шея медленно склонилась, бока приподнялись от тяжелого вздоха, и она околела. У Дэва засосало под ложечкой, очень сильно засосало. Он подобрал пистолет, осторожно держа рукоятку между большим и указательным пальцами, и зарыл его под деревом. Потом взял палку и попробовал забросать лужу крови землей, — но какой от этого прок? Вот она, Дженни, лежит с разинутым ртом и выпученными остекленевшими глазами. Не может же он сказать Джиму Гоукинсу, что застрелил его мула. Но что-нибудь надо же сказать. Вот что я им скажу: что Дженни взбесилась, упала я напоролась на плуг… Только этого с мулами не бывает. Он медленно побрел через поле, опустив голову.

Солнце садилось. Двое работников Гоукинса неподалеку от опушки леса копали яму, чтобы зарыть в нее Дженни. Вокруг Дэва толпились люди, и все они смотрели на мертвого мула.

— Ума не приложу, как это могло случиться, — в десятый раз говорил Джим Гоукинс.

Толпа расступилась, и мать, отец и братишка Дэва протолкались в середину.

— Где Дэв? — спросила мать.

— Вон он, — сказал Джим Гоукинс.

Мать схватила его за плечо.

— Что случилось, Дэв? Что ты сделал?

— Ничего.

— Да ну же, говори, мальчик, — сказал отец.

Дэв глубоко вздохнул и рассказал басню, которой, как он сам знал, никто не поверит.

— Ну вот, — начал он с растяжкой, — привел я старуху Дженни сюда, чтобы вспахать это поле. Прошел две полосы, — вот они, сами видите, — он помолчал и указал на два ряда поднятой земли. — И тут, должно быть, что-то такое с Дженни приключилось. Не хочет слушаться никак. Зафыркала, начала брыкаться. Я хотел ее удержать, а она вырвалась, поднялась на дыбы и пошла и пошла. Плут перевернулся лемехом кверху, а она как опрокинется, ну и напоролась на него… Проткнула себе бок, кровь потекла. Я не успел ничего сделать, гляжу, а она уж издохла.

— Вы слышали что-нибудь подобное хоть раз в жизни? — спросил Джим Гоукинс.

В толпе стояли и белые и негры. Все говорили разом. Мать Дэва подошла ближе и пристально посмотрела ему в лицо.

— Скажи правду, Дэв.

— Похоже на дыру от пули, — сказал кто-то.

— Дэв, куда ты девал пистолет? — спросила мать.

Толпа прихлынула ближе, глядя на Дэва. Он засунул руки в карманы, медленно помотал головой и отступил назад. Глаза у него были тревожные, широко раскрытые.

— А у него был пистолет? — спросил Джим Гоукинс.

— Клянусь богом, я же говорил, что это стреляная рана, — сказал тот же человек, хлопнув себя по ляжке.

Отец схватил Дэва за плечи и тряхнул так, что у того застучали зубы.

— Говори, что случилось, негодяй ты этакий! Говори…

Дэв посмотрел на окоченевшие ноги Дженни и заплакал.

— Куда ты девал пистолет? — спросила мать.

— Откуда у него пистолет? — спросил отец.

— Ну же, говори правду, — сказал Гоукинс. — Тебе ничего не сделают…

Мать протиснулась ближе к нему.

— Ты застрелил мула, Дэв?

Дэв плакал, едва различая сквозь слезы белые и черные лица перед собой.

— Я-я н-не х-х-хотел ее застрелить. Ей-богу н-не хотел… Я хотел только попробовать, стреляет ли пистолет…

— Откуда ты взял пистолет? — спросил отец.

— Купил у Джо в лавке.

— Откуда ты взял деньги?

— Мама дала.

— Он все приставал ко мне, Боб… Пришлось дать… Я велела ему принести пистолет ко мне… Для тебя его и купили.

— Но как это вышло, что ты застрелил мула? — спросил Джим Гоукинс.

— Я в мула не стрелял, мистер Гоукинс, пистолет дернулся, когда я нажал собачку… Я даже не понял толком, что случилось, гляжу, а Дженни вся в крови.

Кто-то в толпе засмеялся. Джим Гоукинс подошел ближе к Дэву и посмотрел ему в лицо.

— Ну похоже, что ты купил себе мула, Дэв.

— Ей-богу, я не хотел убивать мула, мистер Гоукинс!

— А вот убил же!

Теперь смеялась вся толпа. Люди становились на цыпочки и, вытянув голову, старались заглянуть друг другу через плечо.

— Ну, малый, ты, кажется, купил дохлого мула! Ха-ха-ха!

— И не стыдно тебе?

— Хо-хо-хо-хо!

Дэв стоял, опустив голову, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, тебе нечего об этом беспокоиться, Боб, — сказал Джим Гоукинс отцу Дэва. — Пусть мальчишка работает по-прежнему и выплачивает мне два доллара в месяц.

— Сколько же вы хотите за мула, мистер Гоукинс?

Джим Гоукинс прищурился:

— Пятьдесят долларов.

— Куда ты девал пистолет? — спросил отец у Дэва.

Дэв промолчал.

— Что же, мне взять прут и лупить тебя, покуда не скажешь?

— Нет, пап, не надо.

— Куда же ты его девал?

— Выбросил.

— Куда?

— Я… я его бросил в ручей.

— Ну ладно, иди домой. А утром первым делом ступай к ручью и найди пистолет.

— Хорошо, папа.

— Сколько ты за него дал?

— Два доллара.

— Отнеси пистолет, возьми деньги обратно и отдай мистеру Гоукинсу, слышишь? Да не забудь, что я тебя до синяков излуплю за это самое! Ну, марш домой, живо!

Дэв повернулся и побрел прочь. Позади него все смеялись. Дэв сердито нахмурился, глаза у него были полны слез. Потом он проглотил обиду и, спотыкаясь, побрел дальше.

Дэв не спал в эту ночь. Он был рад, что так легко отделался, но обида не проходила. Его что-то словно обжигало, когда он вспоминал, как они смеялись. Он ворочался в постели, и подушка казалась ему жесткой. А отец еще говорит, что отлупит его.

…Он вспомнил прежние порки, и по спине у него прошла дрожь. Нет уж, нет, больше я ему ни за что не дамся… Ну их всех к черту! Ни от кого он ничего хорошего не видел. Только и знал одну работу. Я для них все равно что мул… Да еще колотят… Он скрипнул зубами. И мать на меня наябедничала.

Ну что ж, если надо, он отнесет старику Гоукинсу эти два доллара. Только это значит продать пистолет. А ему хочется его оставить себе. Пятьдесят долларов за дохлого мула!

Он заворочался, вспоминая выстрел из пистолета. Ему не терпелось выстрелить еще раз. Если другие могут стрелять, то и я могу, черт возьми! Он прислушался. Может, все уже уснули… В доме не было ни звука. Он услышал тихое дыхание брата. Да, теперь! Он пойдет в лес, отыщет пистолет и посмотрит, умеет ли он стрелять! Дэв слез с кровати и натянул комбинезон.

Луна ярко светила. Он бежал почти всю дорогу до опушки леса. Не один раз он споткнулся, разыскивая то место, где закопал пистолет. Ага, вот где. Как голодная собака, отрывшая кость, он вцепился в пистолет. Надув черные щеки, он сдул землю со ствола и курка. Потом посмотрел в барабан; четыре патрона были еще целы. Он огляделся по сторонам: поля были полны тишины и лунного света. Он крепко, изо всех сил стиснул пистолет в руке. Но когда пришлось нажать собачку, он зажмурил глаза и отвернулся. Нет, нельзя так стрелять с закрытыми глазами и отвернувшись. Сделав над собой усилие, он раскрыл глаза, потом нажал. Бууум! Он улыбнулся. Буум! Бум! Щелк, щелк! Вот и барабан пустой! Если кто умеет стрелять из пистолета, так это именно он, Дэв. Он опустил пистолет в карман и пошел через поле. Дойдя до вершины холма, он остановился и гордо выпрямился в лунном свете, глядя на большой белый дом Джима Гоукинса и чувствуя, как пистолет оттягивает ему карман. Ну, если б у меня была еще хоть одна пуля, я бы выстрелил в этот дом. Попугал бы немножко старика Гоукинса… Пусть знает, что за человек Дэв Сэндерс.

Налево дорога делала поворот к полотну Иллинойской центральной железной дороги. Он вскинул голову, прислушиваясь. Издалека донеслось едва слышное ууф-уф, ууф-уф, ууф-уф… Это номер восьмой. Он бросил быстрый взгляд на белый дом Джима Гоукинса. Он думал об отце, о матери, о младшем братишке и товарищах. Он думал о мертвом муле и слышал ууф-уф, ууф-уф, ууф-уф… Он стоял неподвижно. Два доллара в месяц. А ну-ка, сообразим… На это, значит, уйдет года два. Здорово! Да будь я проклят.