Почти Целитель. Часть третья (СИ) - Страница 2

За всеми этими хлопотами и пролетело время Ваниного отпуска. Пришла пора снова за билетами на поезд до Мукдена отправляться.

Сразу до Мукдена не получилось, только через три дня по расписанию такой должен через Сарапул проследовать, но до Владивостока — вполне. Как всегда, второй класс. Хотя, если честно, подмывало первый класс купить, попробовать, что это значит, в голубом вагоне через всю страну проехать. Но лишняя почти сотня рублей? Как-нибудь в другой раз, когда сильно богаче станет.

Помахал провожающим рукой, прошел по вагону до своего купе. Как же надоели эти дороги!

Купе было заполнено девушками. Точнее, молодыми женщинами, которые к своим мужьям офицерам в Китай ехали. Вот так, собрались три дамы в одну группу по интересам и через всю страну навстречу солнцу рванули. Думаете, Иван в малинник попал? Ни разу не угадали! Скорее в маленький ад, что Сатана по своей злокозненности устроил на Земле. Дамы всю кровь из Лудильщикова выпили, гоняя его по десять раз на дню в коридор. Типа переодевались, хотя, даже при самом строгом пригляде, понять, что же именно изменялось в их нарядах, не представлялось возможным. Вроде, все то же, что и раньше. А еще вечное щебетание с обращениями к нему, как к высшему арбитру. И ладно бы Иван что-то понимал по сути задаваемых вопросов. Словом, двух суток не прошло, а Иван уже к проводнику на поклон отправился. Вот в такие минуты отчетливо понимаешь, что вся эта система общественной иерархии с вышестоящими и подчиненными может едва ли не одномоментно с ног на голову переворачиваться. И не помогли георгиевскому кавалеру все его награды, настолько отчетливо во взгляде проводника в тот момент превосходство проступило.

Серебряный рублевик, на который проводник посмотрел с некоторым презрением, но все же принял, помог делу. Через два купе отыскалось свободное местечко.

— Все, уважаемые дамы, — объявил Лудильщиков, извлекая из рундука под спальным местом свои вещи, — не буду больше стеснять вас своим присутствием.

— Ой, а куда же вы? — Жалобным тоном вопросила одна из трех, что сильнее других доставала Ивана своей постоянной болтовней. — Вы же говорили, что с нами до самого Владивостока путь держите.

— Проводник подыскал мне купе с чисто мужской компанией. — Самым честным образом признался наш герой.

— Вот видишь, Катька, что ты наделала со своими постоянными сменами нарядов! — Донеслось до Лудильщикова сквозь тонкую перегородку, когда он окончательно покинул прежнее купе и закрыл за собой дверь. Усиленное восприятие еще и не на такое способно. — Никогда тебе не прощу, что ты от меня такого красавчика отогнала!

Дальнейший путь до далекого приморского города проходил для Ивана Лудильщикова обыденно. Обычные попутчики, обычные истории из жизни, которые чистосердечно и откровенно выбалтывают случайным попутчикам, вот-вот готовым исчезнуть из их жизни навсегда.

Во Владивостокской железнодорожной кассе билетов на гражданские поезда в Маньчжурию не было, зато служащие вокзала вполне свободно посадили георгиевского кавалера на поезд военный, доставлявший в Мукден всякое военное имущество и снаряжение. Охрана у поезда тоже, конечно, была, к ней, собственно, Ивана и подсадили. И пусть деревянные нары вместо мягкого матраса, зато совершенно забесплатно!

Пока ехал, узнал все свежие новости о положении на фронте. Все же два месяца в условиях войны — долгий срок. Неожиданных новостей не случилось, все в пределах ожидаемого. Японцы смогли эвакуировать в Корею почти все свои войска из-под Порт Артура. На море у них присутствовал значительный перевес после того, как они при помощи английских дирижаблей большинство основных рассейских боевых кораблей в гавани крепости в той или иной степени повредили. Помешать такой перевозке японских войск было просто нечем. Один транспорт при помощи дирижаблей потопили, и все. Но и в Корее японцам приходится тоже постепенно отходить. Пока они еще всего верст на сто отодвинулись, но все рассказчики верили, что это только начало. Зато в Китае началась новая заварушка. Не то снова почти совсем задавленные боксеры активизировались, не то на старые дрожжи новая какая-то закваска наслоилась. И не только в самом Китае заварушка, на маньчжурских территориях, контролируемых рассеянами, стало сильно неспокойно.

Штаб армии, к которой относилась воздушная эскадра, где служил Лудильщиков, вернулся вместе с основной частью армии из-под Порт Артура обратно в Мукден. Собственно, там Иван его и отыскал, чтобы доложиться о своем возвращении. Балк, Ванин непосредственный начальник, тоже получивший повышение в звании и теперь щеголявший погонами каперанга, к возвращению Лудильщикова отнесся индифферентно. Мол, прибыл, молодец, иди, служи дальше. Верный признак, что с делами у вверенного ему подразделения все нормально. Отправился на летное поле, где-то там, привязанный к причальной мачте болтался отремонтированный дозорный дирижабль Ивана.

Ознакомился с картой вылетов. В основном патрулировали прифронтовые тылы и фланги наступавшей армии. Местность очень пересеченная, такие воздушные патрули превратились там в насущную необходимость. Слишком уж легко по всяким балкам, да под прикрытием холмов осуществлялся боковой обход. А таким образом и до беды не далеко.

Почти неделя пролетела спокойно. Летал, смотрел, один раз, заметив пробирающегося неприятеля, сбросил на него бомбы и навел на разбежавшихся свою кавалерию. Обычная фронтовая работа. К диверсиям против японцев пока не приступил, Балк что-то медлил с разрешением. Только и делов, что новые бомбы из старых снарядов изготовил.

Все резко переменилось в один из коротких Ваниных выходных. Прямо на взлетное поле прикатила целая кавалькада конных экипажей. И как их только часовые на военный объект пропустили! Журналисты! У Лудильщикова еще со времени той раздутой истории с Маргаритой на журналистов стойкое неприятие выработано было. Правда, в этот раз они обещали писать про Ивана не гадости, а исключительно бравурные статьи. Ведь и в самом деле, герой же, практически эпический, раз почти в одиночку смог целый вражеский воздушный флот чуть не уполовинить. И это они еще про другие художества Лудильщикова не в курсе.

— Господин поручик! — Закатывала на него глазки единственная во всей этой банде женщина — репортер. — Вы такой мужественный и героический! Не откажите даме в любезности, расскажите, как вы совершили такой подвиг?

— Да какой такой подвиг? О чем вы вообще говорите? — Отбрехивался от нее Лудильщиков, сам боковым зрением отмечая для себя пути для экстренного отступления.

Не поддался Иван на сладкие посулы служителей пера, как те не тужились, не старались. Отправил их к своему командованию. Без разрешения отцов командиров ни-ни военные тайны разглашать. Да и с разрешением точно этого делать не будет. Зачем ему нужно, чтобы японцы, разузнав, каким способом он их подрывает, на него засады устраивали. Долго еще донимали вопросами, но поняв, что все их усилия пропадают втуне, уехали на розыск каперанга Балка. Дай бог, чтобы подольше ездили, а там у Лудильщикова очередной облет территории, на котором он постарается задержаться как можно дольше. Глядишь, сама собой рассосется проблема.

Проблема рассосалась, но немножко не так, как это себе представлял Лудильщиков. Эти змеи языкастые, поняв, что с Иваном они каши не сварят и путной истории от него не получат, вспомнили, что в данной истории не один, а целых два героя. Ну, и отыскали Ваську Степанова. А Степанов совершенно и не против был таким вот образом прославиться. Рассказал, что там было и чего не было, так что вскоре былинного героя, каким предстал на страницах газет Василий Степанов, бравый военлет и просто душевный человек, атаковали десятками писем восторженные дамочки со всех концов Империи. По этому поводу с Васькой даже его жена, Пелагея, сильно поссорилась. Приревновала мужа к авторшам надушенных писем, строчивших ее благоверному пылкие послания. Васька сам Ивану на это дело в письме пожаловался.

Упоминали в газетах, конечно, и Ивана Лудильщикова, но вторым планом, мельком, как послушного помощника великого героя. А Иван от такого только вздохнул с облегчением. И пожалел непутевого друга. Кто ж позволит теперь такому великому герою через два года в отставку уходить? А если тот все-таки настоит на своем и покинет армейские ряды, все нынешняя всенародная любовь может разом превратиться в такую же сильную неприязнь, а то и ненависть.