Почему нет рая на земле - Страница 24

— Какие билеты? — удивилась Маруся, повернув свои незрячие глаза сначала к Берэлэ, а потом ко мне.

— А чтобы тебя… вылечить, — несмело сказал Берэлэ, подыскивая нерезкие, мягкие, нужные в таком деликатном разговоре слова и никак не находя их. — Чтобы ты стала зрячей… Чтобы ты могла видеть… Его… Меня… Речку… Харитона…

— Ну и скажете! — покачала головой Маруся. — Даже смешно становится. По каким таким билетам мне глаза откроют?

— По железнодорожным, — вставил я, как дурак.

— И он смеется, — обиделась Маруся.

Тогда мы наперебой стали рассказывать Марусе все, что нам было известно о знаменитом профессоре Филатове, о городе Одессе, который расположен на берегу Черного моря, где зимой и летом так тепло, что всегда можно купаться.

— А вокруг непроходимые джунгли, — сгоряча ляпнул я, но Берэлэ тут же внес поправку:

— Джунгли — это в Африке, но в Одессе тоже хорошо.

Маруся слушала наши захлебывающиеся речи, как сказку, и на щеках ее вспыхнул румянец.

— Какие вы умные, — сказала она, когда мы на миг умолкли. — И все-то вы знаете. И книжки читаете. И кино смотрите.

Я глядел на Марусю, на ее медно-красную косу с марлевой ленточкой на конце, на веснушки на разрумянившихся щеках, и вдруг явственно ощутил, какой это ужас — быть слепым. До моего сознания дошло, что Маруся была лишена такой простой радости, казавшейся нам, зрячим, чем-то само собой разумеющимся, как чтение интересных книг про приключения и путешествия. И что она никогда, ни разу не была в кино..

— И ты будешь все знать, — утешил ее Берэлэ. — Вернешься от профессора Филатова зрячей и пойдешь в школу. Ты нас быстро догонишь.

Маруся вдруг остановилась и запрокинула лицо к небу.

— Мальчики, — прошептала она. — Мне страшно.

— Чего тебе страшно? — хором спросили мы.

— Мне страшно подумать, — глубоко вздохнула она, — какого цвета у меня будут глаза, когда ваш профессор их откроет.

Мы на момент задумались, застигнутые этим вопросом врасплох, но Берэлэ быстро нашелся:

— Синие! У тебя будут синие глаза. Как небо.

— А небо синее? — удивилась Маруся.

У меня снова сжалось сердце, когда я понял, что она никогда не видела неба и до сих пор не знала, какого оно цвета.

— У тебя глаза будут голубые, — сказал я. — Как васильки. Ты знаешь такие цветы?

— Нет, не знаю, — покачала головой Маруся.

— А если карие глаза, что тоже неплохо, — добавил Берэлэ. — Они будут как вишни. Вишни-то ты, конечно, знаешь какие?

— Вишни сладкие, — сказала Маруся. — Я их ела… Мне Харитон из деревни привез гостинца. А какой у них цвет, не знаю.

А как ты знаешь, что такое цвет? опять ляпнул я.

А это мне Харитон объяснял один раз, когда не был пьян…

— Чего болтать зря, — перебил, махнув рукой, Берэлэ. — Съездим к профессору Филатову, он тебя вылечит за милую душу, и тогда ты сама все увидишь… И ничего не надо будет объяснять.

Мы уже вышли из города и шли лугом по тропинке. Маруся — первой, а мы за ней. Луг был низкий, мокрый. В траве кричали лягушки, и белая цапля на длинных ногах важно расхаживала по лугу, иногда наклоняя гибкую шею, и клювом, похожим на штык, что-то хватала в траве.

Потом сразу открылась река. Тот берег был пологий и порос камышом и лесом, а мы стояли на обрыве, и внизу на песчаную отмель набегала речная волна.

По реке скользила лодка. В ней сидело несколько человек и стояла безрогая черная коза. Лодка пересекала реку под углом, и ее несло к нам течением. Лодочник не трогал весел, и только слегка шевелил рулем на корме.

— Харитон едет, — сказала Маруся, устремив лицо к реке.

— Как ты угадала? — удивился я.

— Думаешь, слепая, так совсем бестолковая? — обернулась ко мне Маруся, и ее слипшиеся ресницы задрожали. — А на что мне уши? Разве не слышишь, как лодка режет воду? Послушай! Ну, слышишь? И Харитон кашляет. Он такую вонючую махорку курит, что после нее всегда кашляет. Даже ночью.

Я молчал, пристыженный. Вдруг Берэлэ осенило:

— Куда мы деньги спрячем? А то Харитон найдет и все пропьет.

— А давайте в землю закопаем, — предложила Маруся. — Вот тут, на берегу. Только вы, мальчики, место запомните.

Нам даже копать не пришлось.

Нашли подходящую ямку в песке, быстро опорожнили туда все, что звенело в футляре скрипки, присыпали песком и утрамбовали ногами.

Тут хороший ориентир, — сказал я. — Вот этот столб со спасательным кругом.

Берэлэ отмерил большими шагами расстояние от нашего клада до столба.

— Семь шагов к востоку, — авторитетно заявил он. Почему к востоку? — усомнился я. — Смотри, куда солнце садится!

Ну, к юго-востоку, — неохотно уступил Берэлэ.

— Вы, мальчики, не ссорьтесь, а хорошенько запомните, куда денежки закопали. Хорошо, что успели. Вон Харитон поднимается.

Когда лодка причалила, первой соскочила с нее на береговую песчаную отмель безрогая черная коза и от радости, что благополучно перебралась через реку, заблеяла на весь берег. У козы в бороде и на боках висел комьями репей, запутавшийся в шерсти. Затем неуклюже выбрались из лодки две крестьянки и, взвалив на плечи тяжелые мешки, пошли, согнувшись, не вверх по тропе, а вдоль обрыва, туда, где виднелось начало оврага. Коза запрыгала за ними, стараясь держаться подальше от воды.

Харитон привязал лодку цепью к сухому бревну-плавнику и, помахав нам рукой, тяжело полез по уступам к нам. Сверху мне была видна его спутанная седая шевелюра с клочьями сена в волосах, брови, такие же седые и усы, как у запорожского казака, рыжие от табака и опущенные концами вниз к подбородку. Когда он вылез на обрыв и вынул короткую трубку изо рта, я увидел, что у него почти нет зубов и торчат лишь два лошадиных зуба: один сверху, другой снизу. На Харитоне была серая застиранная рубаха, покрытая заплатами разных цветов, и штаны из серой мешковины, которые носят грузчики на пристани. Без обуви, босой, с толстыми, как ракушки, ногтями на пальцах ног, он был похож на колдуна из сказки или на разбойника, изгнанного из банды за дряхлость и теперь пробавляющегося на покое перевозом пассажиров через реку, а свою тоску по прежним удалым временам заливающего водкой.

В довершение ко всему, белки глаз его были совершенно желтыми и покрыты, как паутиной, кровавыми жилками. Маруся нам потом объяснила, что это бывает с большого перепою и когда Харитон меньше пьет, что случается редко, только при полном отсутствии денег, белки его глаз приобретают нормальный цвет.

Маруся, словно увидев, какое впечатление на нас произвел Харитон, торопливо сказала:

— Вы не пугайтесь. Он добрый. Здравствуй, дедушка Лойко!

Харитон, набычившись, смотрел на нас желтыми глазами, потом вынул из пустого рта короткую трубку и хриплым пропитым голосом спросил:

— Ну, что собрала?

— А ничего, — развела руками Маруся. — Не подают люди.

— То подавали, а теперь не подают, — скривил рот Харитон, и его прокуренные усы зашевелились. — С этими байстрюками проела, а домой идешь с пустыми руками.

Он замахнулся и ударил Марусю по голове, а она не успела увернуться, потому что не видела. И тут же Харитон шарахнулся, точно наступил на змею. Берэлэ Мац, совсем маленький перед лохматым огромным Харитоном, как щенок на медведя, наскочил на него с кулаками, прыгал вокруг, как чумной, стараясь ударить побольней и самому не подвернуться под тяжелую руку. И по-моему, в первую секунду, в свой первый бросок на Харитона Берэлэ даже укусил его.

— Убью! — заревел Харитон.

— Мальчики, тикайте! — закричала Маруся. — А то мне же хуже будет. Бегите домой. Я завтра прейду.

Я схватил Берэлэ за руку и оттащил от Харитона. Но Берэлэ все же умудрился подхватить ком земли и запустить в Харитона. Ком попал ему в грудь и рассыпался, а Харитон заржал как конь — так громко он смеялся.

— Держи их! Держи байстрюков! Поймаю — с кашей съем!

Мы отбежали на почтительное расстояние и, когда оглянулись, не поверили глазам: Харитон и Маруся удалялись вдоль обрыва в сторону заката, и нам были видны лишь их силуэты. Он вел ее за руку, и они были действительно похожи на внучку с дедушкой, и никому бы в голову не пришло, что он только что ударил слепую девочку и чуть не пришиб моего лучшего друга, если б не промахнулся.