Поцелуй вампира (ЛП) - Страница 6

Думая о новорожденных племяннице и племяннике, Эфрика тоже не смогла сдержать улыбку. Бриджет теперь вся будет погружена в заботы об этой парочке, так же, как это было с её старшими сыновьями-близняшками, которым уже по два года. Затем Эфрика подумала о других племяннице и племяннике – детях, появившихся на свет после того, как ее братья поразвлеклись с женщинами из рода МакНахтонов во время одного из своих визитов, а потом на тех не женились, и неодобрительно посмотрела на Дженкина.

— Ты тоже приехал сюда размножаться?

— Нет, конечно, — резко ответил он, потом вздохнул. — С тех пор, как я стал мужчиной, меня вряд ли можно назвать монахом, но мой единственный ребенок − Дэвид, и я просил руки у той девушки. Она решила остаться с себе подобными. Так что – нет, не мысли о размножении привели меня сюда. Раз уж внешний мир подбирается все ближе к нашему убежищу, я подумал, что будет разумно позволить людям познакомиться с одним-двумя МакНахтонами, чтобы дать им представление, что это за люди, вместо пустых сплетен или сомнительных домыслов. Получилось не совсем так, как я хотел, хотя у меня появилось несколько хороших друзей среди лэрдов. К сожалению, необходимость объяснять, отчего днем меня не бывает видно, делает дружбу сложным занятием.

— И как же ты это объясняешь?

Он скорчил гримасу.

— Я не могу выносить яркий солнечный свет, потому что он вредит моим глазам, а моя кожа на солнце быстро обгорает. — Дженкин сердито посмотрел на Эфрику, когда та захихикала. — Знаю, такое объяснение выставляет меня изнеженным растеньицем. Чтобы хоть как-то смягчить позор, мне пришлось удостовериться, что не один и не два человека видели, как я несколько раз боксировал с Дэвидом. — Внезапно он повернулся, прислонившись плечом к стене так, чтобы лучше видеть ее. — И мы что-то далеко ушли от того, что нам, на мой взгляд, следовало обсудить.

Эфрика скрестила руки на груди.

— О чем тут говорить? Это был всего-навсего поцелуй.

— Девочка, поверь мне, я разбираюсь в таких вещах. Это был не просто поцелуй. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Нас мгновенно охватили сильнейшие жар и желание. Надо честно признаться в этом, чтобы можно было с ними бороться.

— Я не из распутных девок, которые…

Прикосновение его пальца к губам заставило Эфрику замолчать, и в ней поднялась волна тепла.

— Да, вот так, — мягко сказал он, заставляя себя убрать палец от ее более чем соблазнительного рта. — Девочка, я вовсе не имел в виду, что ты распутная. Это не вопрос морали. Это вопрос страсти: – страсти, которая поднимается в нас и толкает друг к другу. Пока мы не признаем это правдой, мы легко можем попасть в её ловушку.

— Так не целуй меня больше.

— Не буду. Мы постараемся сохранять почтительное расстояние – вот как сейчас.

Именно то, чего она хотела. Эфрика задумалась, почему же тогда она почувствовала боль и раздражение оттого, что он предложил такой выход. Это было опасным противоречием. Очевидно, ей придётся хорошенько приструнить себя, когда она останется одна.

— Наверное, это будет лучше всего, — заставила она себя сказать, довольная тем, как спокойно звучит ее голос.

— Я упрощу задачу, вернувшись к работе над одной из причин, ради которых я приехал в это проклятое место.

— Что за причина?

— Побольше узнать о моей наследственности. — Он выпрямился и поддался искушению поцеловать ее в щеку. — Копание в пыльных свитках и метрических книгах остудит мою кровь.

Эфрика посмотрела ему вслед и вздохнула. Он был так красив и двигался с таким изяществом, что было просто невозможно оторвать глаз. Эфрика понимала: не будь Дженкин МакНахтоном, она выставила бы себя полнейшей дурочкой, стараясь привлечь его внимание. Сейчас ее очень тянуло поступить так же. Чьё-то легкое прикосновение к её руке заставило Эфрику вздрогнуть, и она повернулась к встревоженной Барбаре.

— Выглядишь очень обеспокоенной и грустной, девочка. — Барбара видела, как Дженкин большими шагами движется к выходу из зала. — Быть может, тебе стоит…

— Нет. — Эфрика огляделась, чтобы быть уверенной, что их разговор никто не услышит. — Он МакНахтон. Я против них ничего не имею. Я знаю, что они не порождения ночного кошмара, не бездушная нежить – демоны-вампиры, которые смотрят на нас только как на еду. Но все же его сущность делает нас слишком разными. Барбара, он никогда не сможет присоединиться ко мне в прогулке по саду, чтобы взглянуть, как роса на цветах испаряется под утренним солнцем. Он уже лет на тридцать старше меня, и даже сам не может сказать, сколько еще проживет – но это, конечно же, будет долгое, очень долгое время. Мы не будем стареть вместе. Он единственный, кто родился среди Чистокровок за более чем четыре десятка лет. Ясно, что семя Чистокровок слабое. Да, несмотря на все его развратные похождения, Дженкин стал отцом всего одного ребенка, да и того родила Посторонняя из семьи Макмартин. Мальчик уже стал мужчиной – и всё равно ему надо быть очень осмотрительным, оставаясь на солнце при ярком свете дня. Я хочу детей, Барбара.

—  Твоя сестра…

— Ее муж не Чистокровка. — Она помотала головой. — Я хорошо понимаю проклятие древних родословных, которое накладывает на людей клеймо … ладно, назовём их особенными. Калланы имели с этим дело на протяжении многих поколений, так ведь? Дженкин может раскидать взрослых мужчин, словно котят. Зубы, которые он старательно скрывает, заставили бы позавидовать волка. Он может порвать человеку горло и хлебнуть крови, которая течет из смертельной раны. Да, теперь у МакНахтонов суровые правила насчёт этого: они берегут свою свирепость для воров, убийц и врагов. Так он и поступил бы с мужчинами, которые напали на меня, если бы я его не остановила. Он был готов сделать это. Чтобы восстановиться после пребывания на солнце, пусть даже такого кратковременного, ему потребовалось выпить вина, разбавленного кровью. — Она кивнула, увидев, что Барбара нахмурилась. — Вот именно – он слишком особенный.

— В свете этого наша прародительница не так уж плоха, — прошептала Барбара.

— Ну да. Лучше кошка, чем волк. И Калланы приложили много сил, чтобы вывести эти признаки настолько, что от прародительницы осталась лишь тень. МакНахтоны только вступили на этот путь. Пройдет много времени, прежде, чем многие из них смогут спокойно ходить меж нас.

— Я все понимаю, но мне кажется, твое сердце не вполне согласно с твоей головой.

— Верно, но я заставлю его согласиться.

— Даже если он ответит на твои чувства?

— Да, такое искушение может возникнуть. Я могла бы смириться со всем этим, да, – но, когда я начинаю колебаться, склоняясь к этому, в моей голове возникает одна мысль, один непреложный холодный факт, который действует на меня отрезвляюще.

— И что же это за мысль?

— Я могу приговорить к жизни в тенях себя, но я не хочу обрекать на то же своих детей.

Её совершенно не беспокоит, что она не видела Дженкина вот уже целую неделю, твердо сказала себе Эфрика, покидая сад и входя в замок. То, что она провела большую часть этого времени в саду, высматривая окна его комнат, было всего лишь простым любопытством. Неуклюжая ложь, но она цеплялась за такое объяснение. Так было лучше, чем напоминать себе в который раз, что возможность проводить время на солнце, наслаждаясь его теплом и смакуя аромат роз, была единственной причиной, по которой Дженкин был не для неё. Он, наверное, даже и не заглядывал в сад, поскольку солнце светило прямо в окно.

— Приветствую, Эфрика.

Удивленная, она обернулась и увидела Дэвида, который сидел на полу, опираясь спиной на стену. Это было странно, но, присмотревшись, Эфрика заметила, что он очень бледен. Подойдя ближе, она поняла, что он, к тому же, еще и немного дрожит. Эфрика быстро опустилась на колени рядом с ним и легко коснулась его лба, пытаясь определить, уж не жар ли у него.