Поцелуй смерти [Litres] - Страница 17
– Спасибо. Увидимся, когда приедешь.
– Это может быть уже после рассвета.
– Так разбудишь меня.
Мне пришлось посчитать до десяти, чтобы на него не гавкнуть, но это из-за моей собственной неловкости, а не из-за него. Он так молод, что еще не приобрел навыков взаимодействия со мной, когда в меня стреляют. Да черт побери, некоторые мужчины, на много десятков лет его старше, тоже с моей работой не очень уживаются.
– Лучше ты поспи.
– Разбуди.
На этот раз его голос прозвучал старше – отголосок того, что будет, может быть, через пару-тройку лет. В этом слове было требование, почти приказ. Я тут же подавила свою рефлекторную на это реакцию. Я взрослая, и вести себя должна по-взрослому.
– Будь по-твоему, – сказала я.
– А теперь ты злишься, – сказал он, и голос прозвучал угрюмо, на грани собственной злости.
– Синрик – Син то есть, – не хочу ссориться, но мне пора.
– Люблю тебя, Анита.
И так это было смело, так открыто, так… а, блин.
– И я тебя, – сказала я, но не была уверена, что это правда. И даже знала, что нет. Он мне дорог, но я не люблю его так, как Жан-Клода, или Мику, или Натэниела, или… Но я сказала эти слова, потому что когда тебе так говорят, полагается ответить тем же. Или я слишком труслива и не могу допустить, чтобы между нами повисло молчание. Когда Син сказал, что меня любит, я дала единственный возможный ответ: – Я тебя тоже, Син, но мне правда пора.
Но телефон уже был у Мики:
– Анита, все о’кей, иди. Я тут присмотрю.
– Черт, Мика, мне надо думать о здешней игре, я не могу… как он там?
– Раскрывай преступление, лови бандитов, делай свою работу. А мы с Натэниелом присмотрим за Сином.
– Я тебя люблю, – сказала я, и на этот раз искренне.
Я просто видела его улыбку, когда он ответил:
– Я знаю. И люблю тебя еще больше.
– А я так, что больше не бывает, – улыбнулась я в ответ.
Прозвучал голос Натэниела – Мика поднес ему телефон:
– А я тебя люблю больше самого большего.
Телефон я выключила в слезах. Как же я люблю Натэниела и Мику, как сильно! И в этом нет греха. Мы делаем друг друга счастливыми. Синрику нужен был бы кто-то, любящий его так, как я их люблю. Как я люблю Жан-Клода. Да черт с ним, как я люблю Ашера, или Никки, или даже Джейсона. Он не должен был соглашаться на компромисс отношений, дающих ему отличный секс и даже своего рода любовь, но вряд ли я когда-нибудь буду влюблена в Синрика. А он ведь достоин, чтобы его кто-то любил так, как он меня, да? Разве не каждый этого достоин? Я вряд ли смогу ему это дать, и оттого, что он тут стоит и слышит, как наше миленькое трио распевает друг другу «Я тебя люблю, я тебя больше всех, я тебя еще больше большего», а его будто и нет, – от этого у меня сердце сжимается и к глазам подcтупают слезы. Мне тут надо расследовать преступление, искать скрывшихся диких вампиров, я не могу себе позволить, чтобы меня так выбивал из колеи восемнадцатилетний мальчишка, – только тем, что любит меня больше, чем я его.
Эта мысль меня заставила утереть слезы кулаком, эта мысль сильнее всего меня ранила. Он меня любит, влюблен, а я не чувствую того же. Если бы не был он метафизически со мной связан, я бы могла с ним порвать, отослать его домой, но сверхъестественные связи, если уже установлены, то разорваны быть не могут. Мы в капкане, Синрик и я, и разжать его челюсти способа нет. Блин.
Глава девятая
Смит увидел, как я выхожу из переулка.
– Твой бойфренд тоже заставил тебя чувствовать себя виноватой?
– Вроде того, – ответила я, вытирая лицо в последний раз. И еще раз сильно порадовалась, что не крашусь перед осмотром места преступления.
– У меня такое чувство, что моя девушка меня готова бросить. С работой не уживается.
– Она тебя хотя бы бросить может, – ответила я.
– В смысле? – не понял Смит.
Я махнула рукой – дескать, неважно, и вернулась к работе. К нашей работе, а все эти прибамбасы личной жизни отложила на потом. Работа прежде всего, потому что если мы ошибемся, будут новые трупы. А если ошибемся в личной жизни, погибнут только эмоции. Бывает, правда, что разбитое сердце ощущается как своего рода смерть, и получается, что чуть меньше раскрытых преступлений – это плата за возможность частично выправить свою жизнь.
Наверное, надо было мне сильнее посочувствовать Смиту, но я уже настолько сочувствовала сама себе, что ни на что другое сочувствия уже не хватало, и как только я это поняла, то тут же выпрямилась и попыталась вытащить голову из задницы и вернуться в игру.
Повернулась к Смиту:
– Я тебе очень сочувствую насчет твоей девушки, Смит.
Он улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла:
– Спасибо. Как давно у тебя роман с Жан-Клодом?
– Примерно семь лет.
– Когда выдастся свободное время, я был бы очень рад услышать, как у тебя получается и поддерживать отношения, и делать эту работу.
Я не смогла удержаться от улыбки.
– Если будем ждать свободного времени, то никогда не поговорим. И я не знаю, поможет ли тебе то, что помогает мне, но всегда пожалуйста, готова попытаться рассказать, когда будет перерыв. И Зебровски тоже спроси: они с Кэти уже больше десяти лет вместе.
Смит ухмыльнулся:
– Я так понимаю, что жена Зебровски – святая. Со святыми романов не завожу.
Я тоже улыбнулась в ответ:
– Кэти – вполне идеальна, но не святая. Просто они хорошая пара.
– Но как, как у них получается? – спросил Смит, и что он об этом спрашивает посреди расследования, означало, что девушка для него – очень важный человек, и отношение к ней особое.
Вот черт…
Я подошла к нему и тихо сказала:
– Каждый человек уникален, Смит, поэтому каждая пара тоже уникальна. Что действует для одной пары, вряд ли подойдет для всех. Да черт возьми, то, что держит меня вместе с Жан-Клодом, работает совсем не так, как то, что держит вместе нас с Микой или с Натэниелом.
Смит видел их обоих недавно на барбекю РГРПС у Зебровски. Для меня много значило, что Кэти пригласила их обоих. Мы с Жан-Клодом были связаны в таблоидах. Он – вампирский мальчик с обложки, так что просто оказываясь рядом с ним, я часто попадала на фотографии. Так или иначе, Смит знал про трех моих бойфрендов. Ходили слухи о других любовниках, но слухи всегда ходят. Я их не подтверждала и не опровергала – самое лучшее, что я могла сделать.
Смит покачал головой, лицо у него было серьезное:
– Во всей команде только лейтенант Сторр и Зебровски не разведены. Ты это знаешь?
– Нет, – ответила я. – Не знала раньше.
Он вздохнул, и его горестное лицо еще раз мне сказало, что его девушка – для него очень серьезно.
– Сейчас я нужна Зебровски, допросить вампиров, которых мы задержали, но потом я хочу сесть рядом с тобой и рассказать тебе то немногое, что я об отношениях знаю.
– Ты наверняка знаешь немало, Анита, или бы у тебя не было их столько за последние годы.
Я никогда об этом в таких терминах не думала, и хотела уже сказать, что это мужчины сделали это возможным, идя ради меня на компромисс, а потом подумала и сообразила, что где-то по дороге сама научилась идти на компромиссы. Быть счастливой парой – это значит понимать, где ты согласна идти на компромисс, а где нет. И вдобавок надо знать – когда отстаивать свою точку зрения, а когда и уступить, что действительно важно, о чем следует спорить, а где ты просто срываешь злость. Это значит понять, что у каждого есть свои горячие кнопки, больные мозоли, на которые лучше не наступать. Любовь помогает понять, где находятся волчьи ямы и как их обходить – или как обезвреживать.
– Может, и так, – согласилась я, – но сейчас надо работать.
Похлопав его по плечу, я пошла прочь. Зазвонил телефон, мелодия «Чарли Брауна» – значит, Зебровски. Он не знал, что у меня на него отдельный рингтон, а если бы он спросил, я бы ни за что не сказала, что это потому, что он неряха, а машина у него и того хуже, вылитый Пиг-Пен из того же комикса.