Поцелуй смерти [Litres] - Страница 11

Одна девушка запуталась в цепях, я подхватила ее под локоть, не дав упасть.

– Спасибо, – сказала она тихо, обернулась и увидела, кто ее тронул. Тихо взвизгнув, она стала вырываться. Я секунду еще ее держала, ошеломленная исходящим от нее, от всего ее существа страхом. Он полз у меня по руке, обволакивал язык. Страх ощущался на вкус. Так бывает, когда страх исходит от оборотня или человека. Все, что тебя боится, для тебя еда.

Я ее отпустила, и она упала, не сумев сохранить равновесие. Другие вампиры попытались ей помочь, но им тоже было трудно. В конце концов ее поднял Зебровски.

Вампиры смотрели на меня, и за их угрюмостью, за гневом читался страх. Чего могут бояться монстры?

Естественно, других монстров.

Я поймала на себе взгляд Блондинчика, но припечатала меня этим словом бабуля:

– Монстр!

Я ответила единственное, что пришло в голову:

– Для тебя, бабуля, маршал Монстр.

– И почему у меня нет никакой стильной клички?

– А тебя никто не боится, Зебровски, – ответила я, улыбнувшись ему в благодарность за попытку обратить все в шутку.

– Да где уж мне, размазне, против твоей крутизны.

– Это так тебя жена называет?

– А вот это уже ниже пояса, – заметил Смит.

Зебровски ухмыльнулся:

– А я не парюсь, что ты во всем круче меня, Анита. И никогда не парился.

Не будь я сейчас вооружена до зубов, не окружай нас кровожадные вампиры, да не гляди столько других копов, я бы его обняла.

– Спасибо, Зебровски.

Но глазами я попыталась ему показать, как много это для меня значит. Такой момент мужской дружбы, когда на самом деле невозможно выразить проносящийся в голове вихрь эмоций.

Он улыбнулся – не обычной своей нахальной вызывающей улыбочкой, а нормальной улыбкой, и глаза были усталыми и какими-то нежными. Он кивнул, я улыбнулась в ответ, и все. Он понял, что я поняла, что он понимает. Одна фраза, два взгляда и кивок. С любой женщиной тут было бы не меньше пяти минут разговоров. Мне повезло, что я мужским языком владею свободно.

Зебровски был занят разговором с позвонившим Дольфом, так что отвести еще семерых вампиров в большой грузовой лифт мне помогали Стивенс, Ульрих и Смит. Я решила держать Блондинчика рядом с собой, потому что раз он мне на мозги так сильно действует, непонятно, насколько он может другим заморочить голову, и доверять ему нельзя. К тому же убрать его от себя – значит признать, что он мне действует на мозг, и я не знаю, что с этим делать. Для меня единственный способ борьбы с чем бы то ни было – лицом к лицу, поэтому Блондин остался со мной. Но он даже вполовину не так меня доставал, как лифт. Это была голая металлическая клеть, в которой нужно было тянуть рычаг управления. Открывалась она в холодноватую темную шахту двойной дверью – решетчатой деревянной и второй, из металлической сетки, но в остальном была настоящей клеткой, открытой со всех сторон. Ящик смерти, если кто-то сможет забраться наверх.

Смита я поставила управлять лифтом. В прошлый раз он это уже делал и нас не разбил об стенку. Автомат я закинула на плечо, прижалась к нему щекой и выдохнула, так что стояла ровно, направив ствол вверх, в переплетения решетки.

– Почему вверх целишься? – спросил Стивенс.

– Бывают вампиры, которые умеют летать, – ответила я, не сводя глаз с шахты.

– Я думал, киношная чушь, – сказал он.

– Не киношная чушь. – Я расслабила глаза, рассматривая темноту над нами, высматривая движение. Любое движение, потому что не должно быть никакого.

– Поехали, – сказал Смит.

Я чуть согнула колени, приготовилась, все так же всматриваясь в темноту над головой.

– Поехали.

Лифт дернулся, ожил. Как будто под тобой закачалась палуба. Потом рывки кончились, мы плавно поехали вниз.

– Мало кто смотрит вверх, – сказал Блондин вопросительно.

– А я и есть мало кто.

Это было сказано тихо – мое внимание все было сосредоточено на уходящей от нас темноте. Пока что двигались только мы и тросы. Я заставила себя не фиксироваться на них, а смотреть рассеянно, ни на что конкретно – как высматриваешь в лесу зверей на охоте. Не оленя ищешь, а шевеление. Как только заметишь, так позволяешь мозгу сообразить, чем это шевеление вызвано и виден ли контур этого шевельнувшегося. «Не смотреть» ни на что конкретное, а все время заставлять глаза высматривать то, чего нет, на самом деле труднее, чем кажется, когда так много четких предметов, на которых можно остановить взгляд. Глаза хотят смотреть на что-то, и мозг тоже хочет определенности, а не зыбкости.

– Подъезжаем, Анита, – сказал Смит.

Я собралась, и лифт дернулся, стукнул, остановился. Я покачнулась – как и все мы – и стукнулась об Блондинчика. В этот самый момент я ощутила его страх. Он, собака, закрывался изо всех сил, будучи так близко ко мне, но прикосновение резко усиливает все вампирские ментальные штучки – я о своих штучках, не его. Двери открылись. Смит стоял ближе, значит, он их и открывал, наверное. Но я смотрела не на него, а на Блондинчика.

Мы встретились взглядами. Смит и Ульрих выводили из лифта передних вампиров.

– Ты перепуган, – сказала я тихо.

– Меня забрали в полицию по обвинению в убийстве. Так что удивительного, что я боюсь?

Но глаза у него слишком вылезали из орбит, рот раскрыт. Будь он человеком, он бы часто дышал и сердце у него бы колотилось как бешеное. Мертв он уже двадцать лет. Пора бы меньше проявлять признаков стресса. Или он меня от чего-то отвлекает?

Я глянула ему за спину, мелькнула вампирская бабушка – Смит, Ульрих и еще один патрульный выводили ее из лифта. Я снова посмотрела на Блондинчика.

– Только без глупостей, – сказала я.

– Ты это кому? – спросил Стивенс.

Мы пошли вперед, вроде как гоня перед собой гурт вампиров.

– Вот ему.

Блондинчик улыбнулся, и улыбка мне эта не понравилась. Совсем.

Я схватила его за руку и потащила прочь из лифта, догонять остальных, но с цепями быстро не побегаешь. Не хотелось мне оставлять Стивенса одного с прочими вампирами в лифте, но… кошки у меня на душе скребли.

Мы вышли в переднее помещение склада, а Смит и другие полицейские тем временем выводили скованных вампиров в ночную темноту. Когда мы вернулись, Ульрих стоял в дверях, пропуская их, Стивен шел впереди с уже вышедшими, а я замыкала шествие. Блондинчик, оказавшийся как раз передо мной, шел медленнее, чем позволяли цепи.

Бабушка оглянулась. Я посмотрела ей в глаза, увидела это, поняла, что она собирается сделать, но нас с ней разделяло несколько ярдов. Я увидела ее перепуганные глаза, увидела, как она собирается с духом. Ульриху пришлось подхватить вампира, который запутался в оковах. Он помогал задержанному выйти из дверей, и с оставшимися были Стивенс и я. Стивенс был ближе.

– Стивен, смотри за бабкой! – крикнула я.

Он обернулся, но пистолета не поднял, только взгляд. Мало он имел дела с вампирами.

– Бабуля, не надо, – сказала я. – Не дергайся.

– Ага, а то убьешь?

– Попытка к бегству позволяет нам бить на поражение. Не надо.

Стивен посмотрел на нее, на меня.

– Что происходит?

– Она собирается.

– Куда собирается?

– Бежать, – пояснила я.

– Откуда ты знаешь?

– Да просто знаю.

Тут не надо быть экстрасенсом – достаточно многолетнего опыта. Я знала точно.

– Да что знаешь?

– Стивенс, ты, главное, не дай ей сбежать, – сказал ему Ульрих.

Он вернулся в помещение и передернул затвор ружья – со смачным металлическим лязгом, от которого волоски на руках встают и плечи напрягаются в ожидании чего-то нехорошего. Вампиры вздрогнули – все, кроме нее.

– Не надо, – предупредила я.

– Стивенс! – скомандовал Ульрих.

Стивенс приставил пистолет к спине женщины. Она мне улыбнулась – уже без страха. Черт побери. Повернулась с улыбкой к Стивенсу – ни дать ни взять добрая бабушка. Просто излучала доброжелательность. Будто печеньем из духовки запахло.