Поцелуй шута - Страница 64

— Развяжите ее, отец Паулус, — тихо повторил Николас, — я не буду больше повторять.

Аббат был далеко не глуп. Он кивнул брату Бэрту, который тут же поспешно принялся развязывать узлы на грубой веревке, стянутой вокруг тонких запястий Джулианы.

Она ни разу не взглянула на Николаса, и он мог бы быть благодарен ей за это. Если она взглянет на него, он может не выдержать и придушит аббата голыми руками, а заодно и Гилберта. Тогда со всеми его надеждами будет покончено и с его бессмертной душой тоже. Он подождал, пока она, освободившись от пут, не опустилась без сил на сухие листья. Тогда он перевел дыхание и улыбнулся.

— Идите сюда и возьмите кубок, отец Паулус, — предложил он.

Аббат повернулся к Гилберту:

— Подай мне его.

Гилберт охотно направился к камню, но по мере то, как он приближался, его шаги замедлялись. Николас даже смог разглядеть смятение на его обычно равнодушном, бесстрастном лице.

— Тебе нечего опасаться, Гилберт, — тихо, проникновенно произнес Николас. — Если твое сердце и помыслы чисты, тогда кубок — твой. Святые никогда не наказывают праведников.

Гилберт внезапно остановился. Хотя он и был весьма искушен в путях греха, он все же оставался мальчишкой, причем весьма суеверным.

— Это чье сердце чисто? — спросил он.

— Явно не твое, мой мальчик. Бери кубок, — усмехнулся королевский шут.

Гилберт потянулся за кубком, и Николас увидел, как дрожит его рука, та самая рука, которая с такой легкостью и немалым мастерством лишала людей жизни. Вдруг он отдернул руку и повернулся к священнику:

— Я могу убить ради короля кого угодно и сделаю это с радостью, но я не хочу умирать за него.

Он отошел прочь и уже через несколько мгновений растворился в темноте леса, словно его никогда и не было здесь.

— Не делай ошибки, шут, недооценивая меня, — спокойно сказал аббат. — Я непоколебим в том, что считаю делом праведным и богоугодным.

— Тогда подойдите и возьмите кубок.

Аббат двинулся вперед, но брат Бэрт поспешно удержал его за рукав.

— Святой отец, вы уверены, что поступаете правильно?

— Ты сомневаешься в искренности моей веры, брат Бэрт?

— Нет, только в вашей добродетели.

Аббат резко дернул рукой, освобождаясь от цепких пальцев монаха.

— Дай мне чашу, — сказал он, обращаясь к Николасу. Они смотрели друг на друга, разделенные камнем, на котором стояла священная реликвия. Рука аббата не дрожала, когда он протянул ее за кубком. Он схватил его обеими руками и издал какой-то хриплый стон.

В первое мгновение Николас почти ожидал увидеть, как священника охватывают языки пламени святого проклятия, однако ничего не произошло. Аббат заглянул в кубок и расхохотался.

— Он будет моим! — прошептал он. — Его власть и слава будут моими!

И он залпом выпил вино, которое налил туда Николас. А затем откинул голову и вновь расхохотался как безумный, глядя в ночное небо.

— Мое! — закричал он. — Все мое…

Брат Бэрт бросился вперед и успел подхватить кубок, выпавший из разжавшихся пальцев аббата. Отец Паулус свалился на землю и застыл, недвижный, уставившись широко раскрытыми безжизненными глазами в небо.

— Хвала святой Евгелине, — прошептал монах. — Бог вынес свое решение.

Николас обогнул камень и, подойдя к аббату, склонился над ним. Он на мгновение поверил, что злобный старик зарычит и схватит его за горло, но тот был и вправду мертв. Николас видел слишком много мертвецов в своей жизни, чтобы не узнать смерть сразу, но он никогда еще не видел, чтобы она настигала людей так быстро или так справедливо.

Он выпрямился.

— Он мертв, — пробормотал он, в замешательстве глядя на кубок.

«Ведь я сам так ни разу и не прикоснулся к кубку, — думал Николас с облегчением. — Если уж аббат был грешником, то только Бог знает, что случилось бы со мной».

Он пока не готов умереть, не здесь и не сейчас.

Джулиана поднялась на дрожащие от усталости и волнения ноги и в первый раз прямо посмотрела на него. Он быстро пересек пространство, разделяющее их, боясь прикоснуться к ней, боясь увидеть ненависть в ее глазах.

Джулиана подняла на него взгляд.

— Я говорила, что, если ты бросишь меня, я тебя убью, — произнесла она охрипшим голосом. — Где нож?

У него был кинжал. Он рассчитывал воспользоваться им против аббата, но святая избавила его от этого греха. Он вытащил кинжал из сапога и протянул ей.

— Убивай, — сказал он и распахнул на груди рубаху. Кусочек ткани упал на землю к ее ногам. Вышитые на нем розы и капли крови безошибочно указывали на его происхождение. Джулиана взяла кинжал в руку, продолжая глядеть на лоскут, который он носил возле своего сердца.

— Ты любишь меня, шут? — спросила она тихо.

— Я был бы безумцем, если бы не любил.

Ее улыбка была чуть дрожащей, неуверенной.

— Но ведь про тебя и говорят, что ты безумен.

— Но ведь ты знаешь, что это не так. Ты выглядишь как стриженая овечка.

— Гилберт постарался.

— Я перережу ему глотку, когда увижу его в следующий раз. Тебе стоит только слово сказать.

Ему так хотелось коснуться ее, что даже руки его задрожали.

Она медленно покачала головой.

— Милорд… — позвал Бого.

Джулиана резко вскинула голову и обернулась. Николас ни минуты не сомневался, что Бого назвал его так специально, и мысленно пообещал выбить ему зубы.

Он хотел сделать вид, что это относится не к нему, но, подумав, решил, что так будет только хуже.

— Да, Бого?

— Брат Бэрт и я собираемся отвезти тело аббата в монастырь для погребения, — сказал он.

Николас, не оглядываясь, продолжал смотреть на Джулиану.

— Хорошо.

— И мы возьмем с собой кубок. Он принадлежит святой Евгелине и ее аббатству.

Николас даже не подумал возражать. Генрих и так сойдет с ума, когда услышит всю эту историю. Едва ли кубок сможет умиротворить его. А когда он узнает, какая судьба постигла аббата, это, возможно, хоть немного добавит ему страха перед Господом и его судом. Королю Генриху, скорее всего, достанет ума, чтобы усомниться в чистоте своего сердца и помыслов, и, если у него есть хоть немного здравого смысла, он предпочтет не накликать на себя божий суд, продолжая отстаивать свои права на священную реликвию.

— Поезжай, Бого, — сказал Николас.

— И я хочу остаться там, милорд.

Николас оторвал взгляд от Джулианы и посмотрел на своего старого друга и слугу.

— Что ты сказал?

— Я хочу присоединиться к святым братьям. Я уже старый человек, милорд, и большой грешник, но брат Бэрт говорит, что надежда на прощение есть у всех.

— Только не у меня.

— Не говорите так, милорд. Но вам вряд ли подходит монастырь. Так же, как и вам, миледи, если вы простите мне мою смелость.

Николас почувствовал, что она смотрит на него спокойным, вопросительным взглядом.

— Никакого монастыря для моей леди, — сказал он. — Она останется со мной.

Бого кивнул с одобрением:

— Тогда все будет хорошо.

Хотя Николас в этом и сомневался, он не стал говорить об этом вслух.

— Тебе не нужна помощь, чтобы перенести аббата? Бого оглянулся на труп, затем покачал головой:

— Я без труда справлялся и с более тяжелой работой.

— Береги себя, мой старый друг, — сказал Николас.

— Берегите свою леди, милорд. Николас чуть заметно улыбнулся маленькой хитрости старого друга.

— Изо всех моих сил, Бого. Обещаю тебе.

Аббат в смерти оказался просто сухим маленьким старичком. Бого без труда взвалил его на плечо, как куль с мукой. Они представляли собой странную процессию, когда направлялись к тропинке. Впереди — брат Бэрт со священной реликвией в руках, следом — Бого со своей необычной ношей на плече.

— Вы можете поехать с ними, — запоздало предложил Николас, — они смогут защитить вас. Я отныне изгой.

Джулиана покачала головой.

— Вы слышали, что сказал Бого? Я не создана для монастыря, — сказала она.