Побежденные (Дочь Лорда) (СИ) - Страница 84

Парадный Зал — больше лиарского раза в два. Если не в два с половиной.

Лютни, арфы, гитары. Музыкантов — человек пятнадцать. И все — в раззолоченных ливреях.

Ловко снуют среди господ слуги с напитками. Жеманятся девы, петушатся кавалеры, брюзгливо ворчат старики и старухи. Недовольно поджимают губы чопорные мамаши. Тайком пялятся на соседских жен и дочерей отцы семейств. Заберите отсюда Ирию, пожалуйста, кто-нибудь!

Ну конечно! Только дура могла не догадаться, кто ее пригласит первым.

Можно отказаться. Но у Ирии не расписан ни один танец. Ее ведь не приглашали заранее. Кто мог это сделать — если герцогскую племянницу посадили в компании одних стариков? А не танцуя ни с кем, как раз нежелательное внимание и привлечешь…

Остается сдержанно улыбнуться и принять руку кавалера.

Пожалела об этом Ирия в первые же полминуты. Наглец упорно норовил хоть слегка, но нарушить приличия. А как следует врезать в голень — нельзя! По тем же соображениям, что и вовсе не танцевать…

— Баронесса, вы обворожительны! Я у ваших ног.

Это в чём таком провинились ее ноги, что им положено подобное сокровище?

И вообще — он что, ослеп? Кто здесь обворожителен? Ирия?!

Нет, она точно что-то не то на себя сегодня надела.

И по закону подлости, если ее кто вдруг и посчитал (или хоть назвал) «обворожительной» — то лишь… вот такое.

«Такое», кстати, зовут Люсьеном Гамэлем. Старшим сыном и наследником(!) барона Гамэля. О чём оно и не преминуло за один танец не только сообщить, но и несколько раз настойчиво повторить. Наверное, решило, что «обворожительная баронесса» заразилась маразмом то ли от тетушки Одетты, то ли от дядюшки Огюста…

Мимо пролетела, весело кружась в танце, куда более счастливая пара. Молодой человек склонился к доверчивому ушку спутницы. И теперь что-то увлеченно ей шепчет. Девушка — совсем юная, младше Ирии — восторженно улыбается…

Когда этот танец закончится, в конце-то концов?! Ирия с трудом подавила закипающую злость, И в очередной раз вернула на талию «случайно» ползущую вниз потную руку партнера.

Не давать же пощечину и не бросать же кавалера прямо посреди бального зала. Не поймут!

— Мой отец обязательно унаследует герцогский титул…

Ага, мечтай!

— …и я тоже стану герцогом! Люсьен Тенмар, звучит гордо, да? Кстати, я — уже лейтенант. А скоро…

Лейтенант… Покажите дворянина, что в двадцать четыре еще в корнетах ходит. Анри Тенмар в двадцать пять был подполковником!

— …приобрести воинскую славу! Когда мы разгромим Аравинт!..

Стоп, а вот с этого места — поподробнее. Да и Ирия — хороша. Змей считать, когда этот напыщенный петух о гвардии рассказывает. Чуть не прослушала политические новости, интриганка недоделанная!

— Разве мы воюем с Аравинтом?

Хорошо, что герцогиня Катрин велела Мари накрасить Ирии ресницы. Так ими удобнее хлопать.

И жаль, что не накрасила ярче. А еще досаднее, что Ирия — не Полина…

— Да, у них там прячется беглый мятежник Грегори Ильдани! И теперь мы требуем, чтобы его выдали!

«Мы»! Несомненно, лейтенант Люсьен Гамэль требует в первую очередь. А как же без него? Без будущего барона, так желающего стать будущим герцогом?

— Но разве Аравинт — не в союзе с Квириной?

Может, надо было сказать по-другому? «Союз» — слишком умное слово для неумной женщины. Да нет, Люсьен Гамэль — еще глупее, чем Ирия прикидывается.

— Маршал Всеслав Словеонский разгромил Квирину. И потребовал расторгнуть союз. Теперь мы объявим Аравинту войну и завоюем его!

Про поражение Квирины Ирия уже знала, про Аравинт — нет. Графине-северянке известно о нем совсем немного. Но карту-то она видела. Какой Аравинт — и какой Эвитан! Съест и не подавится.

За Грегори Ильдани сражались Анри и отец… А в Аравинте наверняка нашли приют выжившие. Кто-то же успел — пока не перекрыли южную границу.

А теперь сборище мрази под названием Регентский Совет использует принца как повод для завоевания чужого государства. Чтобы превратить в очередную провинцию — как когда-то Лиар! Лингард.

И у них получится… если сына Арно Ильдани не выдадут в Эвитан. На расправу Регентам.

— Эрик возьмет в Аравинт Резервную Армию, и мы покроем себя славой!..

И как этому прихлебателю Регентской шайки — даже ему! — не стыдно рассуждать о выдаче принца Ильдани в доме Ральфа Тенмара?! Человека, чьи двое сыновей погибли, защищая Грегори и его отца, а третий — в вечном изгнании!

Девушка «нечаянно» наступила узким каблуком на мягкий сафьяновый сапог белобрысого недобарона. Покрепче.

Недобарон чуть не заорал от боли на весь зал. А в голубовато-водянистых глазах плеснулось столько злости!

Отведет ее сейчас на место — в нарушение приличий? Или дотанцует, страдая и кривясь, но больше не пытаясь дать волю рукам?

Второе. Тоже неплохо.

Все интересные новости Ирия уже узнала. Так что молчаливый кавалер ее устроит. Более чем.

Вдохновенно круживший юную даму красивый молодой человек оказался тем самым кузеном Констансом. Поэтом, арфистом, лютнистом, неплохим танцором. И, как подозревала Ирия — столичным дамским угодником.

Конечно же, сын среднего бастарда. Ни малейших надежд на герцогский титул не питает. Выгодная женитьба — «скучно и пошло». Войны — «кровь и много грязи».

— Так что ничего блестящего мне не светит! Не увлекайтесь мной, милая баронесса! — шептал на ухо Ирии красивый пылкий юноша. Наверняка уверенный, что после такого-то признания «милая баронесса» уж точно увлечется им — таким необычным и загадочным.

Увлекаться она не собиралась. Но танцевать с Констансом — намного приятнее, чем с Люсьеном. Забавнее — это уж точно.

А самое забавное, что теперь кто-нибудь из юных дев завидует уже ей. И вовсе не из-за колье.

— Чем дольше я живу на этом грустном свете, — загадочно вздохнул двадцатидвухлетний красавец. Без сомнения, повидавший на «этом свете» абсолютно всё. — Тем больше понимаю — я вообще не достоин ничьей любви! Я не создан для этого насквозь фальшивого мира. Вряд ли я способен сделать счастливой хоть одну женщину!

Интересно, насколько вытянется это симпатичное лицо, если кто-то вдруг возьмет да и согласится с сим утверждением? Констанс же наверняка рассчитывает, что большинство дам обязательно воспылает желанием осчастливить его самого. Сразу и немедленно.

И всё же такие, как он, — намного предпочтительней напыщенных болванов люсьенов гамэлей. Или скотов, наподобие Роджера Николса.

Если бы прошлой осенью к Ирии посватался не Стивен Алакл с жирными телесами и рыганьем, а Констанс Лерон со стихами и загадочной улыбкой? Приняла бы она его предложение? Столь милого, обаятельного и неглупого юноши?

Скорее всего — да.

Он увез бы Ирию из Лиара — подальше от Полины. Провинциальная жена сопровождала бы красивого поэта в свете — в сезон балов. И жила в поместье его отца всё остальное время. Воспитывала бы детей.

Констанс легко и весело изменял бы ей со всеми более-менее красивыми дамами. Готовыми понять его и полюбить.

Он читал бы стихи об их красоте. И о собственном одиночестве — в этом насквозь фальшивом мире. А они искренне жалели бы его. Такого тонкого, чувствительного и талантливого. Навеки прикованного к скучной, унылой женщине, даже не сумевшей развеять его грусть…

Была бы Ирия счастлива? Ничуть. Несчастна и одинока? Не более чем здесь — в обществе желчного старика и с угрозой казни за плечами. И уж всяко меньше, чем в Лиаре в последние два года. Или в монастыре.

Вот только она — уже не Ирия Таррент. И не баронесса Вегрэ, за которую ее принимают. Она-то как раз и есть та самая невидимка «в этом насквозь фальшивом мире». Авантюристка под чужим именем, фантом и призрак утонувшей графини. А привидениям — не по пути с реальными людьми. Даже с теми, кто «не создан для этого мира».