Побег из жизни - Страница 32

— Так ты прости, дед. Тут на рынке и своим и чужим торгуют. А мне, свеженьких, с дерева, чтоб одна к одной. Я и заплачу дороже. Только чтоб с веточки, в эти вот пакеты, — показал Савченко на сверток в газетной бумаге.

— Что же, можно и с веточки, — примирительно сказал Мокасинов. — Пожди маленько, вот продам эти и сведу к саду, недалече. Там и выберешь.

Вскоре Мокасинов срывал с веток отборные плоды и, развернув сверток, отданный ему Савченко, укладывал их в пакеты.

Андреев был несколько удивлен, когда в ответ на вопрос, где он был полдня, Савченко поставил на стол корзинку с тремя большими пакетами, полными груш.

— Посмотрите какие, Михаил Макарыч, одна к одной. Свежие. Так и просятся попробовать. Сам Мокасинов с веточки срывал, сам в пакеты укладывал.

Андреев все понял. Толкнул своего помощника дружелюбно в грудь и распорядился отправить пакеты на дактилоскопическую экспертизу. Они накануне, по просьбе Савченко, были обработаны в лаборатории специальным составом, на котором оставались четкие отпечатки пальцев.

Прошло немного времени, и исследование подтвердило предположение Андреева. Дактилоскопические карты отпечатков пальцев, взятых со сберкнижек и с пакетов, были идентичными. Таким образом, доказывалась принадлежность этих сберкнижек Мокасинову. Зачем же он скрыл это два года назад? Скорее всего боялся вопроса о происхождении больших денег, нажитых, возможно, нечестным путем. И от найденных у него золотых монет отказался тоже потому, что боялся того же вопроса и ответственности. Конечно, большие деньги могут достаться и другими путями — кто-то получил наследство или выиграл по облигации госзайма или еще что-нибудь. Но любой такой случай будет зафиксирован в той же сберкассе, и владелец больших сумм всегда сумеет объяснить их происхождение. У Мокасинова, по-видимому, таких объяснений не было. Скопить же двадцать тысяч кладовщику с небольшой зарплатой невозможно.

Поэтому с большой долей вероятности можно допустить, что деньги добыты нечестным путем.

Настало время допросить Мокасинова. Но как это сделать без особого шума? Ведь не исключено появление вблизи дома его соучастников. Как задержать Мокасинова незаметно для окружающих, для соседей?

И снова Савченко с его добродушным обликом и непосредственностью взялся за эту серьезную задачу.

Вскоре он снова появился перед Мокасиновым на рынке и, поздоровавшись с ним, сказал:

— Сегодня я, дед, опять за грушами пришел. Много брать буду, чемодан целый.

— А чемодан где? — спросил Мокасинов.

— В машине он, возле рынка. К тебе поедем.

— Ну давай! — засуетился Мокасинов. — Тогда я эти и продавать не буду. Опосля продам. Не туда приехали! — забеспокоился старик, когда машина въехала во двор следственного изолятора.

— Правильно все, — сказал Савченко. — Приехали! Только не за грушами.

— А за чем? — спросил Мокасинов, ничего не понимая.

— За спелыми гранатами! — ответил Савченко, передавая Мокасинова дежурному, и увидел, как побелело лицо старика.

Вызванный на допрос к Андрееву, Мокасинов сразу же узнал сберкнижки, отобранные у него некогда при обыске.

Андреев прочитал вслух заключение экспертизы и сказал:

— Два года назад, Сидор Прокофьевич, в милиции вы отговорились. Тут не милиция. Тут Комитет государственной безопасности.

«Вон куда затянуло», — мелькнуло в голове Мокасинова.

На очной ставке с Бубенцовым, когда тот подробно рассказывал о своем визите за документами с паролем «спелые гранаты», Мокасинов взмолился:

— Не губите! Не виновен во многом! Принужден был! Все поведаю! Все скажу без утайки! Признаюсь!

— Повинную голову меч не сечет, — сказал Андреев, приготовившись слушать.

Из признаний Мокасинова он узнал о том, что случилось в Виноградном два года назад.

Стук был громким и настойчивым.

— Стучат, — сказала старая Мокасиниха, приподнимаясь и расталкивая мужа. — Стучат, — повторила она, тревожно вглядываясь в темное окно.

Старик Мокасинов уже и сам не спал, хотя лежал неподвижно. Всегда настороженный и подозрительный, он в этот раз не проявлял особого беспокойства. А чего ему, собственно говоря, беспокоиться? Живет он тихо-мирно. Дом в две комнатки, садик с огородом и цветами. Увитая виноградом терраска. И на работе, если кто спросит, дадут самый лучший отзыв. Он не то что другие. Есть же идиоты. Рестораны там разные, дачи, машины. А у соседей, что ли, глаз нет? Есть у них глаза, да еще какие завидущие! В чужом кармане каждая денежка за десять кажется. Глядишь — и пойдут толки: откуда да что? Живет не по средствам. А там и ОБХСС потянет: пожалуйте, голубчик, к ответу! А у него комар носа не подточит. Простой советский служащий. Еле концы с концами сводит. Иной раз жена к соседям ходит денег подзанять: на праздник, мол, потратились, или на холодильник в очередь записались. Так-то вот.

— Да оглох ты, старый, что ли, — сердито сказала жена.

— Цыц! — Мокасинов не спеша поднялся на кровати. — И кого это принесло среди ночи? Может, зять Валерий с ночным поездом?

Старик нашарил в потемках ногами тапки и, не зажигая света, выглянул в окно. Но никого не увидел. Стучавший стоял, видимо, на крыльце, а из окна крыльца не видать. Садовая калитка, как успел он заметить, была притворена. Может, и вправду Валерий? Мокасинов вышел в сени и спросил:

— Кто там?

— Откройте, — сказал мужской голос.

— Ты, Валерий? — переспросил Мокасинов.

— Открывай, Сидор Прокофич, — сказал все тот же голос, и тут Мокасинов узнал сторожа Гаврилова.

— Ты, что ли, Митрич?

— Да я, я, — ответил тот нетерпеливо. — Открывай, что ли, вот к тебе тут товарищи пришли.

Мокасинов отбросил крючок и отступил. На крыльце стояли сторож Митрич, а с ним еще двое — один в милицейской форме, а другой — в штатском.

— Мокасинов? — спросил тот, что в форме. — Сидор Прокофьевич?

— Он самый, — ответил Мокасинов, стараясь держаться спокойнее.

Непрошеные гости прошли в комнату и велели зажечь свет.

— Кто, кроме жены, находится у вас? — спросил штатский, обходя все комнаты.

— Никого нет, — ответил Мокасинов.

— Садитесь, — велел штатский, указывая Мокасинову на место за столом, и, положив перед ним бумагу, вынул из кармана красную книжечку. — Мы из Краснодарского ОБХСС. Вот постановление о производстве обыска. Ознакомьтесь согласно статье процессуального кодекса.

Мокасинов, не торопясь, надел очки и стал читать предъявленную ему бумагу. Буквы запрыгали перед глазами, «...капитан милиции Логинов, рассмотрев материалы о выпуске вина, десертных сортов на комбинате «Виноградное» из сырья, не оприходованного в бухгалтерии, из коих устанавливается хищение, постановил: руководствуясь ст. УПК РСФСР, произвести обыск (выемку) у гр. Мокасинова Сидора Прокофьевича, 1908 года рождения, кладовщика комбината «Виноградное», проживающего по адресу...»

Долго читал постановление Мокасинов, стараясь выиграть хоть несколько минут, хоть что-то сообразить. Откуда им стало известно о выпуске «левого» вина? Много ли знают или самую малость, и можно будет отвертеться. Обыскивать будут сейчас. Пусть. Ничего не найдут: важно понять, откуда ветер дует. Кто завалился.

— Ошибка вышла, — сказал он штатскому, отодвигая бумагу. — Не знаю я про вино разное. Работу несу исправно. В кладовых у меня порядок, — и, осмелев, поднялся из-за стола.

Штатский сурово взглянул на Мокасинова:

— В кладовых у вас, может быть, и порядок. Но ведь нам-то известно, где добыты этикетки для бутылок вашего нелегального розлива. Мы знаем, как вы достигали незаконной экономии сахара, винограда и других продуктов... Известно и о двух вагонах вина, отправленных вами в Воркуту.

Мокасинов, бледный, стоял у стола, молча жуя губами и лихорадочно соображая. Что им известно? Если только это, то еще полбеды. Тут можно еще, как говорится, отделаться легко. Сознаться. Да, мол, было такое дело. Но он лично, Мокасинов, — пешка, исполнитель чужой воли, мелкая сошка, он и сам не ведал, что делал. Ему приказали — и все. А вот если взяли Волобуева, тогда — тогда крышка. Но с Волобуевым он говорил только вчера по телефону, тот в Новороссийске, в полном здравии и благоденствии. Правда, это ни о чем не говорит: вчера так, а сегодня — этак. Но все же. Между тем тот, что был в форме, глядя в упор на Мокасинова, повторил настойчиво, непреклонно: