Побег из «Школы искусств» - Страница 7

У выхода с летного поля, под большим брезентовым тентом стояла внушительная толпа. Это Черноусова немного приободрило, ему не хотелось оказаться в одиночестве. Он всегда думал, что тоскливо ожидающие выглядят промежуточным звеном между человеком и, например, собакой. Похожее выражение глаз. Тем более, в его случае, никаких приятных чувств предстоящая встреча не вызывала.

Он успел выкурить две сигареты, прежде чем сообщили о прибытии рейса из Москвы. Встречавшие начали подтягиваться к закрытым воротам. Кроме Черноусова у стены остались несколько пожилых семейных пар, ожидавших, видимо, следующий рейс и двое смуглых парней в спортивных костюмах, по виду – «леваков». Таксисты стояли чуть ближе к воротам.

Он вытащил из кармана лист ватмана, на котором заранее написал фломастером «Светлана Василенко», развернул его и поднял над головой.

Ворота перрона, наконец-то, распахнулись, вытолкнув первую партию прилетевших. Виктор вглядывался в лица проходивших мимо, пытаясь угадать Светлану до того, как она заметит призывный плакат. Толпа плыла мимо, люди равнодушно скользили взглядами по Черноусову и по надписи.

Перрон опустел. Кроме Виктора и «леваков» здесь никого больше не было. Он разочарованно посмотрел на них, они, столь же разочарованно, на него. Виктор свернул плакатик, сунул его в висевшую на плече спортивную сумку. И услышал над собою низкий грудной голос:

– Вы меня встречаете?

Он обернулся. Девушка смотрела на него хмуро и неприветливо. В одной руке держала дорожную сумку, в другой – букет цветов.

– Я Светлана Василенко, – сказала она. – У вас на листке было написано именно это имя? Или я ошиблась?

Прежде чем ответить, Черноусов окинул ее чуть обалделым взглядом с головы до ног. Это ей не понравилось.

– Что вы так смотрите? – спросила она. – У меня тушь поплыла?

– Удивляюсь, как это я вас не заметил, – пробормотал он, медленно приходя в себя. На улицах на нее должны были оборачиваться. «Вряд ли она просто так ходит по улицам, – подумал он. – Во всяком случае, наверняка нечасто. С таким-то папашей…»

Она продолжала смотреть на Черноусова с плохо скрытой неприязнью. Виктор оглянулся в поисках багажа. Светлана протянула ему сумку. Он взял. «Интересно, кому предназначались цветы? – подумал он. – Почему бы не встречавшему?»

– Идемте, – сказала она. – Где ваша машина?

– Машина? – Черноусов удивился. – У меня нет никакой машины. Мы поедем на такси.

Она недовольно поморщилась.

– Где стоянка?

– Справа от выхода из перрона.

Девушка решительно пошла в указанном направлении. Черноусов с трудом догнал ее.

– Послушайте, – сердито сказал он. – Вы не могли бы демонстрировать свое недовольство чуть позже? Хотя бы не с первых минут знакомства?

– А мы и не знакомились, – отрезала она. – И я вовсе не горела желанием знакомиться. Григорий Николаевич дал вам поручение меня сопровождать – сопровождайте. Я согласилась, только потому что иначе он не желал меня отпускать.

Тут уж Черноусов разозлился по-настоящему.

«Кукла столичная, – мысленно выругался он, – мало того, что из-за тебя мой отпуск накрылся, мало того, что я поссорился с Натальей, так теперь я еще буду выслушивать вздорный тон какой-то московской девчонки…» Он остановился и поставил сумку. На этот раз она тоже остановилась и недовольно взглянула на сопровождающего.

– В чем дело?

– В том, уважаемая Светлана Григорьевна, что я вовсе не выполняю ничьих поручений, – сказал Виктор, с трудом удерживая на губах вежливую улыбку. – Ни вашего отца, ни кого-либо другого. Григорий Николаевич не поручил, а попросил меня. И я согласился пожертвовать своим собственным законным отпуском. Теперь думаю, что зря. Если вы собираетесь вести себя так же, как ведете, пойдемте в кассу, купим вам билет и вы сегодня же вернетесь в Москву. А я позвоню вашему отцу, извинюсь перед ним и скажу, что сломал себе ногу. За пять минут нашего знакомства вы ухитрились оскорбить меня примерно пятнадцать раз. То есть, каждой своей фразой.

Светлана смотрела на Черноусова несколько озадаченно.

– Вы инструктор обкома? – спросила она.

Теперь пришла очередь удивляться Черноусову:

– С чего вы так решили?

– А кто вы? Где работаете?

– Журналист. Работаю в газете корреспондентом. Кстати, меня зовут Виктор. Виктор Черноусов. Вы можете обращаться ко мне по имени-отчеству: Виктор Михайлович. Поскольку я собираюсь обращаться к вам только по имени-отчеству, – сообщил он с некоторой язвительностью в голосе. – И на брудершафт пить тоже не собираюсь, можете не беспокоиться…

«Чего это меня занесло? – подумал он. – Все-таки начальство, наверное, нельзя так…» На самом деле его просто уязвило то, что красивая девушка разговаривает с ним как… «Как с лакеем,» – решил он и разозлился окончательно. Но Светлана вдруг сменила гнев на милость.

– Ладно, не обижайтесь, – сказала она. – Я думала… Ну, неважно. Пойдемте. У меня немного болит голова, – правда, ее лицо сохранило недовольное выражение, но теперь она, по крайней мере, не убегала вперед, а шла рядом.

Когда они вышли на стоянку такси, там уже не было ни одной машины. Черноусов вспомнил о давешних леваках и завертел головой, надеясь увидеть их. Но и те, очевидно, отчаялись ждать пассажиров. Минуты через две к стоянке подкатило такси с желтой крышей. Пассажиры вышли, водитель скользнул взглядом по парочке.

– Далеко? – спросил он.

– В Лазурное, – ответил Черноусов со слабой надеждой. – Едем?

– Сколько кидаешь?

– Червонец.

– Клади четвертак, поедем. Или ищи еще пару пассажиров.

Искать лишних пассажиров Виктор не хотел. Сошлись на двадцати. Водитель попался неразговорчивый. Так что можно было спокойно подумать, чем Виктор и занялся. Перспектива целую неделю сопровождать человека, с трудом терпящего твое присутствие, мало улыбалось. Хотя и жаль. Он покосился на Светлану. Безупречный профиль. И никаких перспектив. От первоначального плана – поселиться вместе в доме верещагинских знакомых («Как их, Земляникины, что ли?») – Черноусов уже отказался. Оставался пансионат «Прибой», Виктор хорошо знал замдиректора. Оптимальный вариант, хотя придется раскошелиться. Впрочем, товарищ Василенко обещал возместить расходы.

Он снова взглянул на девушку. Профиль не изменился ни на йоту. И выражение лица (сколько можно было судить по правой его половине) тоже. Черноусов вздохнул. Кто, интересно, муштрует этих детей? Главное, для чего? Ну, у дворян положение было наследственным (до семнадцатого года, во всяком случае). А наши-то господа-товарищи аристократы-феодалы дальше пенсионных льгот ни на какое положение не имеют шансов.

– У меня друзья погибли, – сказала вдруг она, ни к кому конкретно не обращалась. Голос ее был бесцветен, что никак не вязалось ни с яркой внешностью Светланы, ни с трагическим смыслом сказанного; точно теми же интонациями можно было в автобусе произнести: «Передайте пятачок водителю.» Черноусов вспомнил слова Лисицкого о нервном срыве. И букет, видимо, предназначен для погибших друзей. Виктор почувствовал легкий укол вины.

– Простите, – сказал он. – Я не знал… И кто же эти друзья?

– Муж и жена Левины. Сеня и Тамара.

– А… Э… Да, – промямлил Виктор. Собственно говоря, он никогда не отличался душевной отзывчивостью и тонкостью чувств. Ну, погибли и погибли. Жаль, конечно, но он-то их не знал, совсем незнакомые люди. Абстрактное горе – это уже не горе, а повод поупражняться в философии. – Молодые? – спросил он – просто, чтобы что-нибудь спросить. И машинально отметил крохотную паузу, предшествующую ответу:

– Чуть больше тридцати.

– Совсем молодые, – заметил он. Просто, чтобы что-то сказать. – Как они погибли? Автокатастрофа?

– Перевернулась лодка. Сеня любил рыбачить с лодки. Поехали вместе, и вот… – она замолчала и отвернулась.

– Извините, – сказал Виктор чуть растерянно. – Я вовсе не…

Светлана чуть отодвинулась вглубь, а он наоборот – подвинулся вперед.