Побег из «Школы искусств» - Страница 36

Все это промелькнуло в его голове пока он медленно спускался по ступенькам высокого крыльца, охранявшегося двумя каменными львами. Разверстые львиные морды показались ему куда симпатичнее, чем улыбка господина Смирнова.

Только сейчас, оказавшись на улице, Виктор понял, насколько ненавидит этого улыбчивого убийцу. Странно, ведь он, в конце концов, был всего лишь добросовестным исполнителем. Скорее всего он – так же, как и сам Черноусов – не знал толком истинных пружин того чудовищного механизма, жертвами которого оказались и Левины, и почти незнакомый Виктору Илья, и сам Виктор. Возможно также, что и он не знал того, чьи распоряжения выполнял и зачем. Но все-таки он был весьма инициативным и энергичным исполнителем. Ему явно нравилось делать то, что он делал тогда, десять лет назад. Исполнение преступных приказов тоже говорит о многом.

Сегодня именно этот человек персонифицировал для Черноусова всю несправедливость тех безумных дней десятилетней давности.

Именно Смирнов напомнил о них.

Черноусов остановился и глубоко вдохнул горячий августовский воздух. В какой-то миг окружающее показалось ему нереальным. Липкая духота, мгновенно окутавшая его плотной пленкой, только усиливала это ощущение. Он чувствовал, что не сможет сейчас ехать в гостиницу. Ему нужно было прийти в себя после неожиданной встречи.

Черноусов медленно побрел по улице, натыкаясь на прохожих.

Все эти годы он старался забыть. Просто – забыть. Оказавшись в Израиле, он чувствовал себя растоптанным, растертым в порошок бесцеремонно вмешавшейся грубой силой. Вышвырнутым, уничтоженным. Словом – не существовавшим более.

Да, не было больше Виктора Черноусова. Он растаял каким-то грязновато-серым облачком в один из таких же чудесных августовских дней.

Виктор остановился, провел рукой по лицу. Рука стала влажной от пота. Он вынул из кармана бумажную салфетку, медленно обтер лоб, щеки. Поискал урну, не нашел. Бросил бумажный шарик в газон.

«Мне пришлось собирать себя по кусочкам. По крупицам. Создавать заново… – подумал он. – Из мусора. Эти сволочи превратили меня в мусор. Песок. Я едва не протек у самого себя между пальцами…»

Недавно еще ему казалось, он преуспел в этом – в создании нового человека взамен разрушенного. Лет через пять после репатриации Черноусов уже чувствовал себя таковым. Он вычеркнул из памяти все, что касалось прежней жизни, – и плохое, и хорошее. В конце концов, ему действительно удалось забыть обо всем. Или почти обо всем – так казалось. Даже увидевшись с Натальей сегодня утром, он испытывал только неловкость. Нечто вроде легких фантомных болей – и только.

Последняя встреча разом разрушила барьер, возводившийся им, обнажил казавшиеся зажившими раны. И Виктор вновь ощутил страх. Всепоглощающий холодный страх.

– Вам что-нибудь принести?

Он поднял голову. Оказывается, сам того не замечая, он уселся за столик уличного кафе, метрах в ста от компании «Юг-Финансы».

Виктор огляделся. В кафе никого, кроме него, не было. Видимо, поэтому скучающий официант счел своим долгом подойти к этому столику.

– Да, пожалуй… – пробормотал Черноусов. – Мне бы не помешало чего-нибудь выпить.

Официант принес бокал сухого вина. Черноусов рассеянно поблагодарил, сделал глоток. Что же это получается? Понятно, что Смирнов порекомендовал ему сваливать. Вот только почему? Виктор обреченно вздохнул. Глупый вопрос. Боится свидетеля. Свидетеля тех дел. И, похоже, считает себя по-рыцарски благородным. Великодушным на особый лад. Все-таки, предложил уехать и тем самым спасти свою жизнь. В том, что его вежливые парни в два счета могли прикончить израильского корреспондента, Виктор не испытывал ни малейшего сомнения. А вот поди ты – позволил себе господин Смирнов поистине царское великодушие. Почему?

И еще: неужели такие люди, как он – холодные и расчетливые убийцы – боятся свидетелей? Непохоже.

Он не допил вино, подошел к стойке, возле которой официант рассеянно перелистывал какой-то журнал. При виде Черноусова, он отложил журнал, выжидательно посмотрел на посетителя.

– Скажите, тут поблизости есть телефон-автомат? – спросил Виктор, еще не решив, куда нужно звонить. Официант показал.

– У вас не найдется жетона? – спросил Черноусов.

– Автоматы бесплатно, – официант улыбнулся. – Пока не введут новой валюты. А этого еще ждать и ждать.

Виктор подошел к телефону и лишь сняв трубку, понял, чей номер хочет набрать.

– Наташа? – Черноусов сделал над собой усилие, чтобы голос его не выдал. – Послушай, Наташа, забыл тебя спросить: не знаешь ли ты случайно номер телефона Володи Синицына?

– Случайно знаю, – ничуть не удивившись внезапности звонка, ответила Наталья. – Только вряд ли ты его найдешь дома.

– Почему? Он на работе?

– Нет, не на работе, – сказала она. – Он давным-давно уволился из милиции. Скорее всего, работает на даче. Могу дать адрес.

Дачный поселок располагался сразу за городским кладбищем. Таксист безостановочно матерился, пока машина подпрыгивала по грунтовке, то и дело обволакиваясь клубами желтой пыли. Дачи стояли, что называется, как Бог на душу положил хозяевам, так что несмотря на полученный от Натальи относительно точный адрес, место нынешнего обитания старого своего друга Володи Синицына Черноусов нашел с трудом.

Расплатившись с водителем комичными цветными бумажками, имеющими хождение в нынешней Украине, Виктор вышел из машины и направился к одиноко стоявшей даче.

Дом выглядел добротно, можно сказать – солидно. Не дача, а нормальный особняк для постоянной жизни. Каменный – в рост человека – забор, железная калитка, крашенная зеленой краской. Даже электрический звонок был под жестяным козырьком.

На крытой железом крыше дома закреплена была телевизионная антенна. Словом, все это говорило об отнюдь не периодическом пребывании здесь старого черноусовского приятеля. Не сказать, чтобы это разочаровало Виктора, скорее наоборот.

Он позвонил. Из двора отозвался басовитый лай сторожевой собаки, долго не успокаивающейся.

Только на второй звонок, доведший собаку почти до истерического состояния, из дома раздался строгий окрик. Лай мгновенно стих, послышался звук открываемой двери, затем неспешные шаги.

– Кто там? – неприветливо спросили из-за калитки. – Что нужно?

Черноусов узнал голос Синицына.

– Ты всегда говоришь с гостями через забор? – спросил он. – Или только старые друзья у тебя не в чести?

Послышалось невнятное восклицание, калитка тотчас распахнулась. Синицын, на первый взгляд, почти не изменился. Разве что волос поубавилось. А так – все тот же здоровый мужик. Он был в одних джинсах, вылинявших до белизны, под гладкой загорелой кожей играли мускулы. Синицын исподлобья смотрел на гостя. Неприветливый взгляд Виктора не обескуражил, Володя всегда выглядел мрачновато. Сторожевая собака, оказавшаяся несмотря на громкий голос непропорционально крохотной дворняжкой, силилась просунуться между его ногой и дверным косяком – то ли чтобы цапнуть пришельца, то ли чтобы познакомиться. Во всяком случае, лохматый хвост-крендель неистово колотил псину по бокам.

Черноусов уже открыл было рот, чтобы напомнить склеротичному другу свое имя, когда Синицын наконец произнес:

– Виктор… – лицо его прояснилось. – Вот черт… Я и не надеялся… Откуда ты взялся?

– Слава Богу, – сказал Виктор. – Я уж думал, так и не узнаешь… Ты как: впустишь меня? Или будем говорить через порог?

Синицын отодвинулся, впуская его внутрь и одновременно придерживая басовитую собаку, норовившую прыгнуть на гостя. – Ну, привет, фермер, – Виктор протянул руку. Володя немного помедлил, потом обнял пришедшего. Отстранившись, он внимательно осмотрел Черноусова, отмечая изменения, происшедшие за десять лет.

– Постарел, – неожиданно сказал Синицын. – И борода вот. Тебе сколько сейчас?

– Тридцать восемь.

– Совсем седой. А в общем, – он хлопнул приятеля по спине так, что тот невольно закашлялся, – типичный иностранец. Очки, курточка… Ладно, пошли в дом, что мы у ворот стоим?