Побег - Страница 4

Неожиданно в трюм спустился Искатель. Прижимая к груди шлем, он сразу подошел к своему жеребцу. Перлина чувствовала запах зерна – Искатель сберег его для Центелло.

Жеребец получил свою кличку[2] из-за яркой белой проточины, идущей от самого лба до носа и формой напоминавшей молнию. Любимец Искателя, он был избалован донельзя.

Остальные тоже учуяли зерно и как по команде повернули головы; ноздри их вздрагивали, уши настороженно шевелились. Одна только Перлина не обращала на запах никакого внимания – она вся вытянулась в сторону люка, ведущего на палубу, и старалась ни в коем случае не потерять аромат, что донесся до нее с последним порывом ветра, – аромат сочной травы, аромат древней родины, аромат свободы. Три понятия слились воедино в мозгу кобылы, и она чувствовала теперь, что это очень опасные мысли и опасные мечты. Такие мечты или воплощаются в жизнь, или губят всех вокруг.

Зерно в шлеме Искателя отчетливо пахло плесенью и гнилью, но Центелло не обращал на это никакого внимания и продолжал есть. Он покосился на Перлину, и в его больших темных глазах кобыла прочитала хвастливое «Ну, видишь теперь? Это я любимец!»

Перлина хотела презрительно фыркнуть – нашел чем гордиться, пара горстей заплесневелого зерна! – но вместо этого лишь дернула хвостом и отвернулась. Она не хотела отвлекаться – ей надо было удержать в памяти нежный аромат диких трав.

Кобыла беспокоилась за дочь – не голодна ли та? В последний раз конюх наполнял кормушки два дня назад. За себя волноваться было нечего – она могла протянуть без еды даже несколько дней. Но тогда молоко исчезнет совсем, и маленькой лошадке нечем будет питаться. Не слишком ли мала Эстрелла для своего возраста? Недостаток воды и еды не дает ей расти нормально. В долинах жеребята ее возраста совсем другие, они сильнее и крупнее, и шкурка у них гладкая и шелковистая… а у малышки она не слишком-то хорошо выглядит – так, словно ее просто небрежно накинули на исхудавшее тельце.

Вдруг Перлину, словно жало слепня, пронзила еще одна мысль. Конюх не кормил их уже два дня – но где же он сам? Парнишка всегда был ласков и заботлив; не проходило и часу, чтобы он не обошел всех лошадей в трюме. Он гладил коней, говорил ласковые слова, проверял, не натер ли парусиновый гамак нежную кожу в паху, смазывал маслом потертости и ссадины. Где же он?! Перлина стала оглядываться – и увидела: парнишка скорчился в углу, а кузнец стоял над ним и что-то вполголоса выговаривал. Мокрые дорожки пролегли по щекам мальчика. Это… это же слезы! Конюх плакал навзрыд.

– Но ведь она же… она же почти ничего не весит!

Перлина насторожилась. Ничего не весит? О чем это он?

Мальчишка повернулся и посмотрел на Эстреллу. В этот момент образ маленькой лошадки померк в мозгу Перлины. Сладкий аромат неведомых трав сменился острой, кислой вонью опасности. Кобыла поняла, что ей грозит нечто жуткое – она может потерять самое дорогое, что у нее есть. Ее жеребенка. Ее дитя, ее мечту, ее свободу. Перлина заржала, сначала тихо, а потом отчаянно и пронзительно. Это уже было даже не ржание – громкий вопль.

Юная лошадка никогда не видела мать такой. Она испугалась и забилась в гамаке, отчаянно брыкаясь всеми четырьмя ногами.

Жеребец бросил на них презрительный взгляд и громко фыркнул. Он-то, разумеется, был в безопасности. Искатель не зря накормил его. Искатель его бережет…

Меж тем паника Перлины обратилась в ярость. Кобыла била копытами по воздуху, неистово раскачивая гамак. Потрясенный кузнец ахнул:

– Она знает! Она поняла! Какой позор… Это самая умная лошадь из всех, она всё поняла… Какой стыд!

Семеро матросов спустились в трюм, в руках у них были веревки. Перлина вновь заржала, тонко и злобно, и попыталась лягнуть ближайшего человека. До нее и раньше доносились слухи о загонщиках, и она знала, чего ждать от людей с веревками в руках. За спинами у матросов висели мушкеты. Если она будет сопротивляться, ее застрелят прямо здесь и разделают на куски…

– Лошади – хорошие пловцы, – сказал кузнец, пытаясь утешить мальчика. – Земля не так уж далеко. Помнишь остров, что мы видели утром? До него не больше четверти мили. Они вполне смогут доплыть. Вот увидишь!

Он потрепал паренька по спутанным темным волосам.

– Перлина с Хасинтой…

– Ее не так зовут! Не называй ее так! – глаза мальчика горели отчаянием и гневом.

Кузнец изумленно вскинул брови.

– Не так? А как же ее зовут?

– Эстрелла! Ее зовут Эстрелла!

– Да откуда тебе знать?

– Ее мать мне сказала. Это секретное имя, истинное имя! – настаивал мальчик.

Он быстро подошел к перепуганной лошадке и стал нежно гладить ее вздрагивающие ушки и холку. Потом их взгляды встретились…

Он знает мое имя! Он знает мое истинное имя, то, которое дала мне мама! Но о каких милях они тут все говорят? И почему так страшно кричала Мамита?

Эстрелла нервно тряхнула головой, и клочья серебристой пены сорвались с ее губ. Но мальчику все же удалось немного успокоить ее.

Люк на палубу открыли полностью, и Эстрелла зажмурилась, когда в глаза ей ударил яркий свет. Пока гамаки лошадей развязывали и опускали наземь, Центелло выглядел совершенно невозмутимым. Перлина не удостоила жеребца даже взглядом. Она заставляла себя успокоиться – ведь теперь ее единственной задачей было позаботиться о дочери.

Их ждал новый мир. И он сулил им отнюдь не только сладкую траву, но и множество трудностей. Они возвращались домой, но это был очень старый дом, дом Первых Времен и Древних Трав. Искатель мечтал и грезил о золоте, а у кобылы Перлины мечты не было. История лошадиного рода струилась в ее жилах – живая и юная, хоть и очень древняя. Перлина и ее жеребенок были близки к тому, чтобы пройти весь путь – и вернуться к истокам.

Если выживут.

Эстрелла услышала отчаянное ржание, а затем увидела копыта Гордо прямо у себя над головой. Жеребца подняли на палубу, и его огромная тень на мгновение заслонила поток солнечного света, слепивший глаза маленькой лошадки. Затем точно так же мелькнули в воздухе копыта мамы. Что происходит? Эстрелла готова была запаниковать, но тут до нее донесся голос матери:

– Ничего не бойся! Не волнуйся! Я тебя подожду!

Подождет? Но где? Эстрелла ничего не понимала.

Затем до нее долетели громкие всплески и ржание.

Кобылка вертелась, брыкалась и билась, но ее гамак подняли на палубу вслед за остальными. Под копытами разверзлась пустота… а в следующее мгновение рядом раздался бешеный многоголосый лай. Собаки Искателя! Бойцовые псы, мастифы и волкодавы, славящиеся своей свирепостью, – мама о них рассказывала.

Псы выбежали на палубу, привлеченные отчаянным ржанием. Малиновые языки свисали из пастей, белые клыки сверкали на солнце. Один из мастифов уже собрался цапнуть Эстреллу за ногу. Мальчик-конюх замахнулся на него хлыстом, и пес с визгом отскочил, но малышка уже перепугалась и отчаянно закричала.

Где же мама? Взгляд Эстреллы метался по палубе, от мачты к мачте, от борта к борту. Внезапно пол под ногами закончился, гамак ослабел, и она полетела в воду. Желудок скакнул к горлу.

Но даже сейчас в голову кобылки лезли вопросы. Что же здесь небо?! Что – море?!

Над океаном разносилось ржание перепуганных лошадей. Эстрелла шлепнулась в воду, и тысячи белоснежных пузырьков заструились вокруг, щекоча кожу. Она ничего не видела и разинула рот, чтобы позвать мать, – но он тут же заполнился соленой водой, и лошадка начала задыхаться. Где же воздух? Где верх? Ноги тщетно пытались отыскать опору.

Вокруг десятки копыт взбивали пышную пену. Эстрелла плотно сжала губы и зубы и тоже начала перебирать ногами. Внезапно нос ее вырвался на поверхность, и лошадка с наслаждением втянула большой глоток свежего воздуха. Потом она смогла оглядеться, и – о, чудо! Рядом с ней плыла мама!

– Дыши! Дыши и плыви, не останавливайся! Держи голову высоко.