По ту сторону Нила - Страница 9

Дигби-Джонс собрался было шагнуть ей навстречу, но Ройстон схватил его за плечо.

– Но подождите, – испуганно воскликнул он. – Может, мне стоит для начала лучше представить вас друг другу? Сказать, что мистер Дигби-Джонс не только не лезет в карман за словом, способным вогнать благовоспитанную барышню в краску, но и отчаянный драчун? И еще – Томми, заткни уши, я не хочу получить нагоняй от твоей матери! – как я слышал, наш старина Саймон не всегда может совладать с собой, если рядом с ним нежное создание.

В любой другой день Саймон принял бы это как вызов и ответил бы Ройстону соответственно. Но сегодня он только залился краской под дружный хохот приятелей. И Ада тоже покраснела.

– Привет, Ада, – прошептал Саймон, делая шаг ей навстречу.

Ада взяла его руку. Сердце сжалось, когда она почувствовала, как дрожат его пальцы, смыкаясь вокруг ее ладони.

– Привет, – выдохнула она.

Не без некоторого усилия над собой она отпустила его руку, когда Ройстон подтолкнул ее к темноволосому молодому человеку, который стоял, задумчиво опершись на обвитую жимолостью колонну. Во всем его облике: тяжелой, густой темно-каштановой шевелюре, напоминающей по цвету мокрую землю, лице, словно вылепленном из глины, скорее мужском, чем юношеском, – не было и намека на чувствительность. Он производил впечатление взрослого, здравомыслящего человека, надежного, но при этом замкнутого.

– А это, дорогая Ада, просто Джереми Данверс из Линкольншира. Наша черная овца.

Прочитав вопрос в глазах Ады, Джереми оттолкнулся от колонны и ответил:

– Ройстон имеет в виду, что, в отличие от всех остальных в Сандхёрсте, я выходец из столь презираемого здесь среднего класса.

Это заявление прозвучало трезво, хотя и не без горечи, и все-таки Ада почувствовала себя неловко. Черты Джереми, однако, тут же разгладились.

– Приятно познакомиться, – вполне дружелюбно произнес он.

Его рукопожатие оказалось крепким, но коротким. Через секунду Джереми снова скрылся за колонной.

– Итак, дамы и господа, – произнес Леонард, убедившись, что все бокалы полны, – за долгую ночь впереди!

В бальном зале усадьбы Гивонс Гров играл оркестр струнных. Голоса гостей то стихали, то вновь усиливались, их смех искрился, как брызги шампанского. Однако в этот погожий день Джереми ничто не радовало.

Он было совсем успокоился, почувствовав себя человеком-невидимкой в своем подержанном, но почти новом и ушитом по его размеру фраке, на который так долго копил. Он стоял возле одного из стенных зеркал, которые делали это просторное помещение с красными шелковыми обоями, огромными полотнами маслом и роскошными панелями в бело-золотых тонах еще больше, и следил за танцующими парами взглядом стороннего наблюдателя. Однако, встретив взгляд полковника, Джереми снова разволновался. Было бы проще исчезнуть, смешаться с этой толпой леди и джентльменов, но Джереми считал, что это поступок труса.

Внезапно он заметил, что полковник закончил разговор с лордом Грэнтэмом и еще двумя пожилыми джентльменами и направляется к нему.

– Господин полковник…

– Мистер Данверс, – начал сэр Уильям, – вы знаете, что я привык четко разделять частную жизнь и службу. Поэтому, надеюсь, вы простите, что мне пришло в голову возобновить наш последний спор именно здесь и сейчас. Я пришел поговорить с вами не как профессор со студентом, но как старый солдат если не с менее опытным, то, во всяком случае, с куда более молодым.

– Господин полковник…

– В том, что вы, в отличие от подавляющего большинства кадетов, пришли в Сандхёрст не прямо со школьной скамьи, а имея за плечами опыт армейской службы, я вижу огромное для вас преимущество. Но именно это и заставляет меня донести до вас, что такими взглядами – которые вы, кстати, высказываете не только на моих уроках – вы сильно осложните себе жизнь по окончании курса.

– Я прекрасно осознаю это, господин полковник, – кивнул Джереми.

Сэр Уильям понизил голос:

– Тогда почему вы не желаете держать свое мнение при себе?

Между бровями Джереми появилась складка.

– Потому что я не вижу причин скрывать свои убеждения, – ответил он. – Структура и стратегия нашей армии кажутся нам успешными, пока мы имеем дело с соответствующим противником, однако это не должно нас успокаивать. Когда нам придется встретиться с врагом другого сорта, боюсь, нас ждет горькое разочарование.

Несколько мгновений полковник смотрел на курсанта, а потом заговорил, тыча ему в грудь пальцем:

– Видите ли, мистер Данверс… Именно поэтому представители среднего класса вроде вас так невысоко ценятся в офицерской среде. Вы полагаете, армии нужны ваши новые идеи, однако верно как раз обратное: это вы вносите смятение в ряды солдат, это вы разлагаете армию. А это и есть наибольшая опасность.

Джереми выпятил подбородок и задумался.

Он знал, какого ответа ожидает от него полковник, но был не из тех, кто предпочитает путь наименьшего сопротивления.

– Мне еще не доводилось участвовать в войне, господин полковник, – начал Джереми, – во всяком случае, не в таких войнах, как ваши. Мои четыре года службы в Ирландии не идут ни в какое сравнение с вашим опытом. И все же, при всем моем к вам уважении, вынужден признать, что своего мнения я не изменил.

В глазах сэра Уильяма, лишний раз убедившегося в том, что Джереми Данверсу не занимать решимости и упорства – качеств, которых так не хватало его собственному сыну, – отразилось сожаление.

– Между нами, мистер Данверс, – продолжал полковник. – Ваши успехи по отдельным предметам действительно впечатляют. Если вы сможете в следующем месяце достойно выдержать экзамены, у вас будут все шансы окончить курс в первой десятке этого выпуска. Но это при условии, что вы не станете шокировать комиссию. Поверьте, там сидят офицеры, воспринимающие подобные взгляды куда болезненнее, чем я. – Джереми молчал, и полковник, выдержав паузу, добавил: – Я полагаю, вам известно, каких усилий стоило устроить вас в Сандхёрст.

Джереми кивнул.

– Да, господин полковник, мне это известно.

Несмотря на отменные физические данные, заслуги отца в Крымской войне, рекомендации двух начальников из 64-го Пехотного Стаффордширского полка и высокие отметки по алгебре, истории, географии и иностранным языкам на вступительных экзаменах, комиссия сомневалась. Ежегодно свыше шести тысяч отпрысков лучших фамилий королевства боролись за места в Сандхёрсте, число которых едва превышало полторы сотни. Сыновья генералов и других высших военных чинов, будущие маркизы, графы и бароны, юноши, которым, в случае поступления и удачного завершения курса, предстояло продолжать семейные династии, стать элитой британской армии. Все они учились в лучших пансионах: Челтенхэме, Винчестере, Харроу и Итоне. Выпускник бесплатной школы при госпитале Иисуса Христа был среди них в новинку.

– Полагаю также, вы знаете, что одним из тех, кто защищал вашу кандидатуру, был я? – продолжал полковник.

Глаза Джереми удивленно засверкали.

– Да, мистер Данверс, именно так, – закивал сэр Уильям. – И я до сих пор уверен, что действовал правильно. Вы не разочаровали меня. – Он глубоко вздохнул. – Я вынужден воззвать к вашей совести и предупредить, что вы выставите меня в плохом свете, если откажете. Однако речь не обо мне, а о вас. Несмотря на все наши расхождения, я по-прежнему считаю вас одним из самых многообещающих выпускников Сандхёрста, и мысль о том, что ваша карьера может закончиться, так по-настоящему и не начавшись, глубоко ранит меня.

Сэр Уильям замолчал, и Джереми показалось, что на его лице мелькнула тень улыбки.

– Это было бы печально, – продолжал полковник. – Нам нужны такие люди, как вы.

Сказав это, сэр Уильям удалился, оставив Джереми размышлять над своими словами.

Кадет перевел взгляд на свой бокал. Сердце заколотилось от гордости. Внезапно откуда-то сверху послышался смех, такой знакомый и обворожительный. Джереми посмотрел вверх.