По ту сторону костра - Страница 52

Савельич любил повторять, подняв указательный палец:

— Она задавит кабана или изюбря и ходит к туше обедать, пока все не съест. И уж других не трогает.

Однажды ночью в избушку пришел старый удэгеец Евлампий Калюндзюга. Он был очень взволнован и попросил газеты на самокрутку. Савельич удивился:

— Где же твоя трубка? — спросил он своего давнишнего знакомого.

— Куты-мафа подарил, — ответил Евлампий. — След его встретил, полдня ходу отсюда. Она и двое котят с ней.

Охотники наперебой стали угощать Евлампия табаком, а он, сокрушенно мотая головой, продолжал:

— Десять лет не встречал здесь тигра. Последний раз видел священный след в год смерти отца. Тогда я набил табаком трубку, положил в след и ушел не оглядываясь. Но отца призвали к себе главные тигры в подземное царство. Его похоронили по древнему обычаю на дереве. А через неделю тела не нашли там. Он ушел в подземное царство тигров-буни. Потом я понял, почему умер отец. Трубка, которую я положил в след, — была его. А теперь я положил свою трубку.

Охотники серьезно выслушали жалобы Евлампия. Только Евсей Ангелов улыбнулся:

— Я много видел молодых охотников из рода Калюндзюга и Кимонко, которые не клали своих трубок в след куты-мафа. И нанайцы уже не считают тигра богом. Все они остались живы.

Старик задумался, долго смотрел в угол избушки и пускал тонкие струйки дыма. Потом сказал:

— Молодые поклоняются наукам. Они читают про них толстые книги, учат их законы в школах. Они рисуют их мелом на черной доске, а в книгах нарисованы внутренности зверей и птиц. И молодые становятся хорошими охотниками и даже умеют заводить мотор и ездить на машине. Старые боги отказались от них и не властны над ними. А я остался верен богам моих предков, хотя давно-давно меня загоняли в реку и заставляли касаться пальцами лба, живота и плеч. Но тот бог был строг, все время грозил и требовал очень больших жертв. Я сказал, что не буду поклоняться ему. И не стал. Теперь я положил свою трубку в след куты-мафа. Скоро я уйду в царство буни.

Старик не спал всю ночь. Утром, узнав, что охотники идут ловить тигрят, удэгеец загрустил еще больше. Тогда Ангелов сказал ему:

— Куты-мафа будет не до тебя.

И, быстро собравшись, охотники ушли. Прощаясь с ними, Евлампий попросил быть как можно вежливее с тигрицей.

Звероловы шли до полудня и у теплого ключа действительно наткнулись на старый след тигрицы с тигрятами. Однако к вечеру пошел снег и прикрыл все следы, и еще неделю им пришлось ходить по тайге кругами, прежде чем они пересекли свежий след.

Они разбили табор и стали отдыхать перед завтрашним днем, днем ловли.

Собак посадили на сворки и не кормили.

Перед сном Савельич распределил обязанности охотников. Дормидонтович должен был держать тигра за уши. Савельич брал на себя правую переднюю лапу, Андрею предстояло вязать левую и помогать Савельичу надевать намордник. Ангелов и Середкин должны были спутать задние лапы тигра. Семену Гордых досталось бежать за тигрицей и отгонять ее от места лова холостой стрельбой.

— Только скопом, все вместе, — подняв указательный палец, строго говорил Савельич. — Растеряется кто, всем может плохо быть. Держитесь около меня и разом, по команде, — на тигру. Без приказа — ни-ни. Двухгодовалового котенка от тигрицы трудно отличить. Теперь смотрите, как с вязкой управляться.

Прокопьев взял сплетенный втрое широкий бинт, ловким движением прижал коленом руку Дормидонтовича, захлестнул ее петлей, переплел концы и скрепил узлом. Свояк и охнуть не успел.

— Смотрите, братцы, низко лапу не захватывайте, — продолжал Савельич под смех охотников и удивленного Дормидонтовича. — Захватите лапу низко, тигра когтями поранить может. — И добавил: — Смех смехом, а с тигрой так быстро не справишься, однако.

Каждый зверолов попробовал сам управиться с вязкой на руке соседа. Поднялась возня. Теперь настала очередь Савельича смеяться над непроворными: их связывали.

Спать легли рано, встали затемно. Савельич поставил на костер большой котел для чая и настругал ветку лимонника. Когда вода закипела, то даже сквозь дым костра почувствовался тонкий горьковатый аромат лимона.

Обернувшись к Андрею, Савельич сказал:

— Не пробовал ты, однако, такого чайку. Великой мощи растение: выпьешь кружку такой заварки — хоть весь день бегай. Этот лимонник, говорят, даже в медицине употребляют. Для укрепления сил.

Отвар напомнил Андрею зеленый чай, которым его угощал однокурсник-казах. Потом плотно поели, снова попили чаю.

За это время рассвело. Отгорела неяркая заря, и родилось румяное солнце. Его свет падал сквозь безлистые кроны на свежий снег. По нему протянулись янтарные полосы. Они отливали самоцветами. А тени были нежно-голубыми.

— Пошли! — выдохнул Савельич.

Держа собак на сворках, охотники двинулись в путь и через полчаса уже напали на след. Ускорили шаги. Собаки рвались, вставали на задние лапы, хрипели.

С вершины сопки заметили вдали над пихтачом ворон. Они летали кругом, опускались, взлетали.

— Там тигры.

На поляне, над которой колесили вороны, наткнулись на тушу кабана, задавленного тигрицей. Савельич осмотрел следы, тушу и бросил:

— Завтракать помешали. Однако, быстрей бежать надо.

Побежали по следу. Скоро стало видно, что звери перешли на галоп. Мать шла широкими махами, а за ней по обе стороны тигрята.

— Отпускай собак! — крикнул Савельич.

Лайки темными клубками покатились по снегу, подбадривая друг друга заливистым лаем. С этого момента Андрей перестал замечать, что делается вокруг него, и в то же время нервы его обостренно реагировали на все происходящее.

Звероловы плотной кучей помчались вверх по склону за собаками, лай которых стал отчетливее.

— Посадили! — повернув раскрасневшееся, в крупных каплях пота лицо, прохрипел Савельич.

Побежали еще быстрее. Сердце колотилось у горла, мешая двигаться.

Собаки были уже где-то рядом, за стеной густого пихтача.

Неожиданно следы тройки тигров разделились. Двое уходили вверх по сопке, а один свернул в сторону.

— Семен! Отгоняй дальше тигрицу! — приказал Савельич, отбрасывая свой карабин.

Гордых кинулся вверх по склону, стреляя на ходу холостыми патронами.

— Куртки долой! Вязки за пояс! Держитесь кучей! Сбросив куртки, котомки, приготовили вязки, стали плечом к плечу около Савельича. Только он не кинул куртку на снег, а, скомкав, держал в руках. Старик оглянулся через плечо, скользнул прищуренным глазом по лицам.

— Скопом! Слушай команду! Идем! Пошли осторожно, затаив дыхание.

Сквозь визгливый лай послышался рык и шипение. Андрей почему-то удивился, услышав кошачье шипение тигра.

Еще шаг, еще…

Собаки стояли полукругом у кедра. Там, прижавшись к стволу, сидел тигр. Он был огромен. Шерсть на загривке и щеках вздыбилась, зеленые глаза круглы, верхняя губа, вздрагивая, кривилась, обнажая желтые клыки то с одной, то с другой стороны пасти.

Взглянув на людей, тигр дернулся, мотнул языком по носу, припал к земле. Одна собака рванулась к нему. Неуловимым взмахом лапы тигр отбросил ее. Она упала метрах в пяти с распоротым боком.

Тигр не смотрел на собак. Он глядел в глаза людям немигающим взглядом, остановившимся от бешенства и ужаса.

Савельич шел к тигру чуть боком, примериваясь, и все пошли боком.

Пять шагов до тигра…

И тогда шерсть на бедрах тигра вздрогнула. Он будто проверял опору для прыжка.

Савельич кинул в него свою куртку. — Давай!

Тигр вцепился в куртку зубами и лапами. Ткнул пахнущую потом одежду в снег, словно что-то живое.

Руки Дормидонтовича, одним прыжком очутившегося на спине зверя, схватили тигра за уши. И в тот же миг Андрей придавил коленом лапу Амбы. Она была такая толстая, как и его нога, и дрожала от напряжения, а мышцы судорожно двигались под шерстью. Выхватив из-за пояса вязку, Андрей продел петлю под лапу, просунул в нее концы, рывком затянул. Прихватил еще раз. Покосил глазом в сторону Савельича. И увидел около своей щеки черные влажные губы Амбы, желтый клык, торчащий из розовой десны, дрожащий язык, услышал хрип и клекот в горле тигра, а дальше лицо Прокопьева, его глаза, прищуренные, стальные.