По ту сторону костра - Страница 45
— Что за чертовщина… — не сдержался Малинка. Он высунулся, насколько позволил выпуклый иллюминатор. — Никого. Где же Трофим? Неужели зверье растащило? Больно быстро — быть не может. Да и наследило бы зверье — ой-ой!
Вертолет заходил на посадку.
Плюхнувшись на металлическую скамью, Пионер Георгиевич даже глаза протер.
«А чего я, собственно, разволновался? — подумал он. — Может быть, и хорошо, что никого под деревом нет. Трупа нет. Чего ж мне расстраиваться? Это уж по инерции, по вере в Сашкины слова ищу труп. Ерунда какая! Вот приземлимся — я в избушке посмотрю. Замечательно, если мы прибыли вовремя и сможем оказать Лазареву помощь!»
Поляна перед избушкой была достаточна для посадки.
Инспектор попросил пилота обождать одну минуту и побежал к дому. Теперь он понял, что ошибся при первом облете, когда решил, что дверь заколочена. Она действительно так выглядела. Но только выглядела. А на самом деле — лишь притворена да крестовина досок не снята.
Дверь открылась легко.
— Лазарев! Трофим! — почему-то нетерпеливо крикнул Малинка, заскочив внутрь. Никакого ответа.
В избушке стояла полумгла. Крохотное подслеповатое окошко скупо пропускало свет. Солнечные лучи, косо падавшие в дверной проем, освещали лишь порог. Странный беспорядок царил в доме. Но инспектор пока не стал разбираться, что к чему: раз Трофима здесь не было, следовало отпустить вертолет.
Выйдя наружу, Пионер Георгиевич помахал рукой, и машина тотчас ушла, разметав на поляне тучи прошлогодней хвои, вздув пепел кострища около избушки.
«Хорошая штука вертолет, — подумал старший лейтенант, — но кое-какие следы — вещественные доказательства потеряны безвозвратно. Их разметал вихрь от винта. Жаль. Очень жаль. Но делать нечего».
Инспектор вернулся в дом, сел на нары и закрыл глаза, чтоб они привыкли к полутьме. Когда он открыл их, внутренность жилья предстала перед ним словно обнаженной. Сразу было видно — жили здесь люди таежного склада: слишком много беспорядка и безалаберщины. Дрова кучей свалены в углу. Печка-бочка расположилась слишком близко к стене дома. Рядом — забытое ведро с тавотом. На столе — банка с солью. И нож. Добротная, даже шикарная для тайги фабричная финка. На рукоятке стояли инициалы «А. П.».
«Сашкина, — понял инспектор. — Он о ней даже не вспомнил. Совсем не таежный человек».
Тут же на столе валялись патроны, целые и разряженные.
«Получается, что при желании Попов мог найти патрон, — подумал Малинка. — Только действительно не в себе он был, не в своей тарелке. Иначе Лазареву пришлось бы гораздо хуже. Хотя я не знаю, что с ним, и не могу пойти искать, пока не закончу осмотр».
В изголовье нар инспектор обнаружил следы крови. Они были недавние — запекшиеся, но не подсохшие, не въевшиеся в доски. Инспектор сделал соскоб и убрал его в один из крохотных целлофановых пакетиков, которые всегда носил с собой.
Под нарами валялся небольшой спортивный рюкзак, развязанный, в спешке полувыпотрошенный на пол. В нем две банки тюльки в томате, свитер.
«Сашка взял свой рюкзак. Это — Лазаревский. А если северянин оставляет свитер — плохо человеку, — отметил про себя Малинка. — Ведь следы крови на нарах свидетельствуют, что Лазарев приходил в избушку уже после того, как выбрался из-под сухостоины. Не иначе».
Под нарами же, у самой стены, инспектор приметил длинный, похожий на дубинку предмет. Малинка, кряхтя, полез за ним. И даже когда у него в руках оказалось ружье, он не сразу поверил в это. Бросить ружье в тайге представлялось ему верхом опрометчивости. Ружье было заряжено отнюдь не холостыми патронами.
«Спрятал его, выходит, Лазарев, — понял Малинка. — Свое ружье спрятал, чтоб Сашка его не схватил ненароком. А почему потом не взял? Ведь в тайгу ушел, не в лесок. Невмочь было и ружье нести? Пожалуй».
В углу избы валялась убитая копалуха. Инспектор разозлился не на шутку. Добро, когда стреляют глухарей, чтоб наесться, но бить птицу ради забавы — такое уж из ряда вон, и в донесении он не преминет упомянуть о хищничестве.
Потом он с удовольствием вышел на воздух и отправился к берегу, к скале, о которой говорил Попов. С нее, по его словам, Лазарев бросил в реку алмаз. На камнях инспектор обнаружил царапины от подковок лазаревских сапог. Трава вокруг была крепко потоптана, почва взрыта.
«Э-э, — протянул Малинка, — драка была и здесь, не только на склоне осыпи. Попов об этом ни гугу…»
Осматривая около этого места спуск к реке, инспектор увидел несколько ямок от свежевывернутых камней. Они были хорошо заметны. На заберегах таежных рек не задерживается ничего лишнего. Все уносят талые воды, паводки, ливни. А тут темнело три свежих ямки.
«Что ж, — отметил инспектор, — выходит, камень, пущенный в Лазарева на склоне, был не первым и не единственным… И зачем, кстати, понадобилось Лазареву забираться на скалу, чтоб бросить в реку алмаз? Это можно было сделать хотя бы вот отсюда, да и с любого места на берегу. К чему он карабкался на трехметровый камень?»
Здесь же, в истоптанной в драке редкой траве, инспектор увидел два измятых газетных обрывка. Он поднял их, еще не догадываясь об их назначении. Обрывки сильно пахли сгоревшим порохом.
«Да ведь это пыжи! — разобрался, наконец, Малинка. — Хотя настоящий охотник и не позволит себе делать пыжи из газеты, порох отсыреть может, но это — пыжи. Пыжи из стреляных гильз. Получается, что Сашка не только каменьями орудовал! Он стрелял в Лазарева! Вот почему он говорил о разряженных патронах. Он не на глазок увидел, что они разряжены. Попов стрелял. И не додумайся Лазарев разрядить их, трагедия завершилась бы не на осыпи, а здесь. Да-а, ну и фрукт же ты, Сашка Попов!»
В душе Малинка должен был признаться себе, что все-таки надеялся найти здесь хоть какое-то оправдание действиям Попова. Инспектор думал: «Возможно, Лазарев в чем-то не так повел себя, был груб в своих справедливых требованиях, оскорблял Сашку, вызвав приступ лютой злобы. Но вот факты. Лазарев предвидит бурную реакцию Попова — он разряжает его ружье, а свое прячет.
Подожди, подожди, Малинка, — остановил себя старший лейтенант. — Так ведь и на скалу Трофим залез, чтоб в безопасности уговаривать друга. Он, пожалуй, до конца надеялся, что тот хоть и подлец, но не убийца. В последнее он наверняка не верил даже после стрельбы по себе! Ведь он знал: стрельба не причинит ему вреда. Но он бросает в реку алмаз. Бросает… Алмаз! Не похоже на Лазарева. Очень уж он предусмотрителен… Однако он ничего не говорит Сашке. Он бежит к осыпи. И там — случай? Случай или Сашкин камень лишает его жизни… Так, по крайней мере, кажется Попову. Вот тогда, словно очнувшись, Сашка решает бежать. Так велико было его желание убить Лазарева, что, увидев его поверженным, придавленным лиственницей, Попов принимает желаемое за действительность. Сашка не пытается помочь другу, даже не любопытствует, жив ли тот».
Размышляя, инспектор направился к осыпи. Двадцатиметровая корявая мертвая лиственница была очень тяжела даже на вид. На камнях, примерно у середины ствола, Малинка увидел запекшуюся кровь и снова сделал соскоб, потому что первый же дождь смоет следы. На крохах почвы у вывороченного корня инспектор приметил отпечатки сапог с подковками. Тут же, метрах в двух от выворотня, валялся здоровый камень. Он совсем не вписывался и рисунок осыпи, лежал поверх других камней. Если внимательно осмотреть любую каменную осыпь, то она предстанет перед взором не беспорядочным нагромождением свалившихся камней, а потоком. Но всякий поток подчиняется некоему единому движению. Случайностей бывает очень мало даже в каменной лавине. Общий рисунок осыпи инспектор отметил, еще только подходя к ней. Это сделалось как-то интуитивно. Меж сопок, среди которых прошла большая часть жизни Малинки, в каменистых распадках и ключах осыпей полно. По ним часто проходят звериные тропы. И даже следы можно увидеть, если присмотреться как следует охотничьим взглядом. А у Малинки был взгляд охотника, хотя последние годы он не брал в руки ружья.