По следу скорпиона - Страница 21
Сразу по прибытии в Альтеций Энка записала Ильзу рядовой в Гильдию и навесила на нее кансалонский медальон, причем не простой, а огромный, с блюдце величиной. Подобные были в моде у боевых гоблинов, островных киклопов, уриашей и прочих великанов. Менее рослые наемники носили неприметные медальончики величиной с монету, а «большим знаком» отмечали лошадей на страх конокрадам.
За что Энка так обошлась с подругой? Она понимала: миловидная Ильза непременно станет желанной добычей для аполидийского темного элемента – от простых уличных насильников до профессиональных сутенеров и работорговцев. Но далеко не каждый из них решится тронуть девушку со знаком Кансалонской гильдии. В Аполидии законом была сила, а силой была Гильдия, ее знали и боялись. Одна беда: если, к примеру, насильник обнаружит на мёртвом теле своей жертвы кансалонский медальон, он, несомненно, пожалеет о содеянном, но будет уже поздно. Значит, необходимо, чтобы принадлежность Ильзы к Гильдии была очевидной, сразу бросалась в глаза. С этой целью Энка и украсила боевую подругу «лошадиным знаком». Она не учла самой малости – его тяжести… Весил медальон – массивный, отлитый из бронзы – ох немало! Цепочка безжалостно натирала девушке шею, она стремилась снимать ее как можно чаще. Вот и в тот злополучный вечер забыла надеть после мытья.
Она не собиралась забредать далеко – лишь пройтись до Мангоррата и обратно, подышать вечерней прохладой, отдохнуть от казарменного общества, помечтать о встрече с друзьями… а дойти успела только до цирка гладиаторов.
Из подворотни вышли трое.
По меркам Гильдии, Ильза была не слишком хорошим воином: ей не хватало опыта и решительности. Но кое в чем, а именно в умении верно оценить противника, боец Оллесдоттер преуспела. Она сразу поняла: перед ней мастера своего дела, в одиночку с ними не справиться, нечего и пытаться. Гораздо умнее притвориться беспомощной, усыпить бдительность похитителей. Она позволила набросить себе на голову мешок, обвисла тряпичной куклой и отдала себя в руки Сил Судьбы.
Испытывала ли она страх? Пожалуй, нет. Скорее, тревогу, и то не за себя, а за сотника Энкалетте – она ведь испугается, обнаружив пропажу подруги. А с ней разве может случиться что-то плохое? Разве Хельги это допустит? Придет и спасет. И ничего не страшно, даже интересно. Может, в бордель продадут, а повезет, так и в гарем. Удивительные вещи рассказывают о богатстве и роскоши южных гаремов. Вот бы посмотреть!
Несли ее долго, даже спать захотелось. Но мешала духота, ныло затекшее тело. Ильза терпела-терпела, наконец не выдержала и решила попытаться улучшить свое положение.
– Эй, любезный! – Девушка вежливо постучала по невидимой спине похитителя. – А можно я сама пойду? Очень шея устала…
От неожиданности ее чуть не уронили. Злоумышленники-то были уверены, что жертва лишилась чувств от испуга, они никак не ожидали услышать ее спокойный деловитый голос.
– Ты че, дура! Предупреждать надо! – выпалил похититель.
– О чем предупреждать? – не поняла Ильза.
– Что болтать станешь, – пробурчал злодей невнятно, он понял, что сморозил ерунду.
– А я постучала! – обиделась Ильза.
– Виси и не дрыгайся, не то по башке дам, – рявкнул похититель, он чувствовал себя глупо и оттого злился.
Ильза на всякий случай притихла, просьб и предложений больше не высказывала, лишь бубнила тихо: «Мыться нужно, прежде чем порядочных женщин уволакивать!» От похитителей до тошноты разило чесноком, винным перегаром и потом.
Девушка испытала немалое облегчение, когда ее наконец сгрузили на пол и вытряхнули из мешка.
Она стояла (на четвереньках) посреди шикарного помещения, оформленного в сехальском стиле: сводчатые потолки, затейливая вязь орнамента, ковры, подушки, шелковые занавеси, полуголые девы с пышными белыми опахалами и много, много золота. В центре всего этого великолепия восседал, скрестив ноги, дядька в сехальской же одежде – парчовом халате, сафьяновых остроконечных туфлях, – такой толстый, что Ильзе сперва показалось, будто это не человек, а кто-то диковинный. Одних подбородков у дядьки было не меньше пяти, а щеки, вероятно, просматривались со спины. Брюхо, подпоясанное богатым красным кушаком, лежало на жирных коленях, пухлые пальцы черпали из золотой чаши что-то вкусное и отправляли в маленький, круглый, почти женский ротик.
– Привет, – вежливо поздоровалась Ильза, поднимаясь на ноги. – Приятно познакомиться.
На нее удивленно воззрились заплывшие масленые глазки.
– Не плачет? – спросил толстяк. – Почему?
Голос его был слишком высоким, но приятным, напевным и тягучим, как патока. Похитители топтались у входа и недоуменно пожимали плечами. Толстяк смотрел требовательно.
– Может, того… со страху? – предположил самый здоровый и тупой на вид. – Девки они того… пугливые дуры.
Ильза оскорбилась:
– Сам дурак пугливый. Я воин. Воину плакать не пристало. И повода, кстати, не вижу. Это тебе надо плакать!
– Молчи, женщина! – взревел злодей.
Но в сонных глазках толстяка мелькнул интерес и даже что-то похожее на веселье.
– Мило, мило. Очень… оригинально. Ну-ка, подойди, дитя мое. – Он поманил пленницу пальчиком-колбаской.
Ильза, будучи девушкой, в общем, неконфликтной, не стала упрямиться и подошла. Толстяк долго и бесцеремонно рассматривал ее в фас и профиль.
– Миленькая, – пришел к заключению он. – А что, ты и вправду воин? Хороший?
– Средней паршивости, – ответила Ильза честно, именно так квалифицировала ее боевые навыки требовательная и прямая Меридит. А какой смысл было врать? Всегда легко проверить.
Незнакомец опять умилился, потом обратил взор на похитителей:
– И сколько просите за нее?
Те склонились в почтительном поклоне.
– Сто золотых, о господин.
Ильза присвистнула. Она и не подозревала, что стоит так дорого. Но сехалец торговаться не стал, хлопнул в ладоши. Звук вышел тихим, но на него сейчас же явился опрятный домовый гоблин с подносом, на котором лежал бордовый бархатный кошель. Толстяк швырнул его, как собакам швыряют кость. Кошель был пойман на лету. Пятясь и низко кланяясь, ловцы живого товара удалились.
Ильза ожидала, что теперь сехалец завяжет беседу с ней лично и даст себе труд объяснить, куда она, собственно, попала и что ее ждет. Не тут-то было. Он опять щелкнул пальцами. Полуголые девы побросали веера и, щебеча не по-староземски, увлекли Ильзу в соседнее помещение. Обходились с ней весьма любезно: вымыли в душистой воде, умастили благовониями, нарядили в прохладные шелковые одежды, красиво причесали, насурьмили брови, в общем, превратили в немыслимую красавицу, за которую в самом деле сто золотых не жалко. Ильза с удовольствием разглядывала преображенную себя в огромном зеркале. Новый облик был ей очень к лицу. Она так и не добилась от девиц никакой информации – ни одна не говорила (или не хотела говорить?) по-староземски, но это ее не особенно тревожило. Ильза доподлинно знала: если попадаешь в рабство в Аполидий, самое главное – не есть алычу. Все остальное не так уж страшно. Вот если бы еще удалось подать весточку подруге…
Ночью Ильза изучала обстановку и искала пути к побегу. Таковых не обнаружилось. Все окна были забраны дивной красоты коваными решетками, ажурными, как кружево, но от этого не менее прочными. Дверь, тоже зарешеченную и запертую на амбарный замок, охраняли два нелюдя неизвестной породы – желтокожие, остроухие, раскосые и зубастые, с клиновидными чёрными бородками и острыми кривыми ятаганами в когтистых руках. Ильза показала им язык, вернулась в постель, не слишком роскошную, но удобную, и с чистой совестью заснула. Она мечтала увидеть во сне Хельги, но приснился Орвуд. Гном размахивал предметом странным и неприличным и говорил: «Золото оно и есть золото. А ты, как ни наряжай, сто золотых не стоишь. Пятьдесят, не больше». Обидно было до слёз.
Ночь пролетела как миг. Наступило чудесное розовое утро. Едва проснувшись, Ильза вновь попала в руки вчерашних дев. Некоторые их действия она сочла бесцеремонными, но стерпела, и в результате стала еще краше, – дева корриган, да и только! Сияющую великолепием, ее ввели в зал.