По следам знакомых героев - Страница 3

Уотсон совсем расчувствовался. Холмсу даже показалось, что в глазах у него сверкнула скупая мужская слеза.

— Спасибо, милый Холмс, спасибо! — растроганно бормотал он. — Я всего только ваш ученик. И единственная моя цель — быть достойным учеником такого великого учителя.

— Однако при всех неоспоримых достоинствах вашей ослепительной догадки, — сказал Холмс, выпустив наконец руку Уотсона из своих железных пальцев, — у нее есть один крошечный, малюсенький недостаток.

— ???

— Она неверна.

Уотсон был сражен наповал.

— То есть как — неверна?!

— А вот так. Абсолютно, совершенно неверна, — невозмутимо подтвердил Холмс. — Вспомните. В стихотворении Пушкина сказано, что этот другой гений умчался «вслед за ним», то есть за Наполеоном. Говоря презренной прозой, это значит, что он умер вскоре после Наполеона. А адмирал Нельсон погиб в 1805 году, то есть шестнадцатью годами раньше Наполеона.

— В самом деле! — обескураженно пробормотал Уотсон.

Железная логика великого сыщика была, как всегда, неопровержима.

— Затем, — продолжал Холмс, — в стихотворении Пушкина об этом человеке сказано: «Исчез, оплаканный свободой». Из этого легко можно сделать вывод, что он был борцом за свободу, противником тирании и деспотизма.

— Смотрите-ка! А мне это даже в голову не пришло!

— И наконец, о нем там прямо говорится: «Он был, о море, твой певец!» Из чего, мне думается, мы с вами вправе заключить, что этот таинственный незнакомец был поэтом.

На этот раз Уотсон схватил руку Холмса и стал изо всех сил трясти ее.

— Дорогой мой друг! — восклицал он при этом. — Простите мою дерзкую самонадеянность! Я только теперь вижу, как бесконечно далеко мне до вас! Вы так легко, изящно, так просто разгадали загадку, над которой я бился целый день…

— Разгадал, вы говорите? — оборвал его Холмс. — О, нет! До этого еще далеко. К сожалению, информации у нас пока еще чрезвычайно мало.

— Как? Все еще мало?

— До крайности мало. Другой гений, о котором говорит Пушкин, по-видимому, был поэтом. Но мало ли поэтов на свете? Он, судя по всему, любил свободу. Но много ли сыщется на свете поэтов, которые не любили ее? Он воспевал море. Но где вы найдете поэта, который не воспевал бы эту свободную стихию? Нет, Уотсон! Покуда мы с вами продвинулись, увы, не слишком далеко.

И тут Уотсона осенило. Положительно, он был сегодня в ударе.

— У меня есть предложение, — сказал он

— Предложение? Какое? — с любопытством взглянул на друга Холмс.

— Если поэт не пожелал назвать имя этого таинственного гения, значит, он считал, что называть его не обязательно, — осторожно начал Уотсон. Поскольку Холмс не спешил прерывать его, он продолжал все смелее и увереннее. — Иными словами, Пушкин явно рассчитывал на то, что его читатели легко сами догадаются, кого именно он имел в виду. Кроме того, не вы ли всегда уверяли меня, что во всякого рода затруднительных случаях следует в первую очередь обращаться за разъяснениями к современникам поэта. Вот я и подумал…

— Уотсон! — воскликнул Холмс. — Ей-богу, я не зря так хвалил вас!.. К кому же из современников Пушкина вы предлагаете нам отправиться?

— Я вспомнил тех двух милых дам, которых вывел Гоголь в своей комедии «Ревизор». Помните? Мать и дочь, которые все время так очаровательно пикируются друг с другом.

Холмс изо всех сил пытался скрыть свое изумление, но ему это не удалось.

— Однако! — воскликнул он. — Почему вы остановили свой выбор именно на них?

— Вы же знаете, Холмс, — застенчиво улыбнулся Уотсон, — я не знаток русской литературы. Так что особенно выбирать мне не приходилось. Вот я и подумал: в конце концов, не все ли равно к кому? Лишь бы они жили в одно время с Пушкиным…

— Ну что ж, — задумчиво сказал Холмс. — Может быть… Может быть, эта ваша идея не так уж и плоха…

Подойдя к пульту, он уверенно набрал код «Ревизора» и нажал кнопку.

Анна Андреевна и Марья Антоновна Сквозник-Дмухановские по обыкновению сидели у окошка и глядели на улицу. Это было чуть ли не единственное их развлечение. Развлечение, впрочем, довольно унылое, поскольку картина, открывающаяся из окна, была неизменной: все та же лужа, все тот же покосившийся забор, все та же свинья, лениво почесывающая о частокол бока, облепленные серой глиной.

— Ах, маменька! — воскликнула вдруг Марья Антоновна, — Кто-то к нам едет!

— Кто едет? С чего ты взяла? — тотчас возразила Анна Андреевна. — У тебя вечно какие-то фантазии… Ну да, едет… Интересно, кто бы это мог быть?.. В сюртуке, в цилиндре… Кто же это?

— По-моему, это Шерлок Холмс, маменька!

— Какой Шерлок Холмс? Тебе всегда вдруг вообразится этакое. Совсем не Шерлок Холмс!

— Право, маменька, Шерлок Холмс! И с ним этот, другой… доктор Уотсон.

— Ну вот: нарочно, чтобы только поспорить. Говорю тебе, вовсе это не Шерлок Холмс. Он и не похож на Шерлока Холмса!

— Честь имею, сударыня, представить вам моего великого друга мистера Шерлока Холмса! — объявил, входя, Уотсон.

— Вот видите, маменька! — обрадовалась Марья Антоновна. — Я сказала, что это он, а вы мне не верили!

— Тебе бы все только спорить, — передернула плечами Анна Андреевна. — Ну да, я сама вижу, что это Шерлок Холмс. Я тотчас его узнала. В самую первую минуту…

Опасаясь, как бы этот спор не затянулся, Холмс поспешил вмешаться.

— Милостивые государыни, — решительно сказал он. — У нас к вам почтительнейшая просьба. Вы можете оказать нам огромную услугу.

— Ах, сударь, — кокетливо возразила Анна Андреевна. — Это вы, верно, так изволите говорить, для комплимента.

— Отнюдь нет, — живо возразил Холмс. — Нам крайне важно выяснить, о ком говорит Пушкин в двух своих знаменитых строчках: «Другой от нас умчался гений, другой властитель наших дум».

— Нам удалось установить, — поспешил добавить Уотсон, — что этот таинственный незнакомец был поэтом.

— Верно, какой-нибудь приятель самого сочинителя, — высказала предположение Анна Андреевна.

— Ах, право! Я, кажется, знаю, кто это! — воскликнула Марья Антоновна.

— Полно, откуда ты можешь это знать? — тотчас оборвала ее Анна Андреевна.

— Да ведь это про Ивана Александровича, маменька!

— Сам собой, про него! Я это сразу поняла.

— Вы имеете в виду Ивана Александровича Хлестакова? — уточнил Холмс.

— Кто же, как не он? И сочинитель и друг Пушкина, — сказала Марья Антоновна.

— Иван Александрович доподлинно говорил нам, что он с Пушкиным на дружеской ноге, — подтвердила Анна Андреевна.

— Я как услыхала слово «умчался», так сразу и подумала: «Ах, это про него!» — закраснелась Марья Антоновна.

— Да уж, вот именно — умчался, — проворчала Анна Андреевна, — сел в коляску, да и укатил. Только мы его и видели!

— Однако достаточно ли он знаменитый человек, чтобы Пушкин мог поставить его наравне с самим Наполеоном? — спросил Холмс.

— Помилуйте! — оскорбилась Анна Андреевна. — Еще бы не знаменитый! Сейчас можно увидеть столичную штучку. И приемы и все такое…

— Настоящий вельможа, — сказала Марья Антоновна. — Он и балы дает…

— Каждый день во дворец ездит…

— Он даже управлял департаментом…

— А однажды его даже приняли за главнокомандующего…

Дамы наперебой спешили сообщить как можно больше сведений, подтверждающих, что Иван Александрович Хлестаков безусловно ровня хотя бы даже и самому Наполеону. Но Холмсу эти сведения, как видно, казались не вполне убедительными.

И тут вдруг Марья Антоновна спросила:

— Как, вы изволили сказать, назвал Пушкин этого господина? «Властитель наших дум»?

— Властитель наших дум! — восторженно повторила Анна Андреевна. — Вот это уж точно про него, про Ивана Александровича! Лучше и не скажешь!

— С тех самых пор, как он от нас умчался, мы только о нем и думаем, — грустно вздохнула Марья Антоновна. — Никто другой и на ум нейдет!

— Сударыни! — торжественно сказал Холмс. — Вы нам чрезвычайно помогли. Примите нашу искреннюю благодарность!