По следам слов - Страница 14
Изменить размер шрифта:
Утро
В квартирке на окраине темно.
Еще ночная тень лежит на веках,
лишь заплутавшим странником в окно
заглядывает ниточка рассвета.
Так тихо, что ни шороха, ни
звука шин за окнами не слышно.
Еще горят над городом огни
и маленькие звезды – чуть повыше.
И человеку снится чудный сон
про шепот моря, синеву созвездий,
и кажется ему, как будто он
в каком-то сказочно красивом месте,
в котором нет ни «если», ни «зачем»,
и не бывает никогда иначе…
Уснул у человека на плече
отсвечивающий от лампы зайчик.
Ночь тихо отступает от окон,
и утро замирает в ветках.
Ни боли, ни печали, только сон.
Лишь тени на лице у человека.
Тоска по творчеству
В мире, где вещь во главе угла,
яркая жизнь, как сокол, гола.
Все – перегной, пустота, зола.
Прошлое – тлен, остальное – мгла.
Полная жизнь, как погост, пуста,
если художник писать устал.
Сколько мечты в белизне холста,
струн тишине, чистоте листа.
Господи, тихий, оставь слова
нам, неразумным, живым едва.
Чтобы была полна голова
только поэзией. Вещь – мертва.
Ночь в поезде
Ты трясешься всю ночь в прицепном вагоне,
ведь когда-то же надо было уехать,
на прожженном бархате, на медвежьем мехе
темноты, равнодушной к любой погоне.
Закатись горошиной в дальний угол,
испугавшись заблудшей нерезкой тени.
Разожгли огни, раскачали стены,
великаны в степи растеряли угли.
И немножко зябко – так тянет вьюшка.
Обернись, попробуй прожить сначала.
Мы оставили за плечами
по слезе на щечках, слова на ушко…
Навсегда неизбежность пускает корни,
очень мало нам оставляя «кроме».
Засыпай, наутро тебя накроет
не надеждой, не радостью, но покоем.
Маленькое письмо другу
Знаешь, друг,
трудные времена.
Ночь длинна,
и деревья шумят листьями.
И во тьме окна
повисла луна.
Наставь, Господи,
на путь истинный.
Я устал и, кажется,
я простужен.
Ничего не вяжется:
ни стихи,
ни любовь,
ни дружба.
Не осталось денег на сигареты.
Холодно,
на улице ветры,
рвутся в дом.
В голову не идут ответы,
ни рифмы, ни метры.
Мир встает на дыбы
или, наоборот,
умирает.
Я не из той породы,
которая все понимает.
Я могу просто быть
и могу терпеть.
Но если луна, я могу завыть
и, если слишком больно,
могу умереть.
Видишь, друг,
я совсем разбит,
как синяя чашка,
как холостяцкий быт.
И вот я думаю,
где я еще не совсем забыт,
и вспоминаю тебя и всех наших.
Я пишу и надеюсь,
что станет легче.
Не берет вино,
и время не лечит,
но, может, так дотяну
до следующей встречи…
Прости мне нытье, —
со мной так вечно…
Ты же видишь, друг,
трудные времена.
Ночь длинна,
и деревья шумят листьями.
И во тьме окна
повисла луна.
Так что хочешь вой,
а хочешь – в запой.
Наставь, Господи,
на путь истинный.
«Дом твой пропах вагоном…»
Дом твой пропах вагоном.
Пять лет уже как – купейным.
К чему вся эта погоня,
бездомь, привези-копейка?
Звезды звенят в стакане,
синие километры,
и пустота – такая —
крикнуть и не измерить.
…а за окном Россия,
парит над твоими снами…
«Что привезти?» – просите.
«Не запирай за нами».
«Папа, вези мне коня!»
«К Рождеству возвращайся», —
и оттого в вагоне
пахнет домом и счастьем.
Маленький город N
В этом городе особенно медленные трамваи.
Осторожный взгляд, как зонтик над головами.
Убираешь, складываешь его под вечер,
и вечернее небо ложится тебе на плечи.
Дни здесь пересекаются, перетекают один в другой,
так, что уже не ясно, в каком ты и кто такой,
как вода, колеблются в сообщающихся сосудах.
Больше, чем было, уже никогда не будет.
И уже не ждешь от судьбы подарка,
но, присев на скамейку в осеннем парке,
вспоминаешь о тех, кто тебе был дорог,
о других городах, о любви и доме.
«С дождя, простуженный и мокрый…»
С дождя, простуженный и мокрый,
врываюсь в дом с глазами серыми
и замираю, словно окрик,
на ледяном пороге сердца.
Трепещут руки кровью алой
по вам, беспомощным и вздорным,
и окна бьются жилкой маленькой
на голубом виске простора!
Я промотаю, растеряю весь
свой голос, сорванный о нежность.
Есенин в декабре повесится,
сгорит в тоске седой Онегин…
Мне кажется, что так неправильно
жизнь тянется – темно и глупо,
и смерть – в твоих ладонях, Равви,
на миг притихшая голубка.