По правилам и без (СИ) - Страница 48

— Нашла!

Хотя, закралась кощунственная мысль, лучше бы не находила.

— Мам, мы пришли, — закричала я с порога скорее по привычке. Разулась, повесила куртку на вешалку — Дима стоял, не решаясь раздеться. И даже не отпустил колкую шуточку на тему моего скопления брелков на крючке для одежды.

Нервничал. Даже он.

— Доброе утро, — в коридор из кухни вынырнула улыбающаяся мама. И тут же перестала улыбаться. Узнала.

— Дмитрий, я полагаю? — похолодевшим тоном спросила она, глядя на меня так, что мне тут же захотелось не просто провалиться под землю — пропахать всю нашу планету и оказаться на другом конце земного шара.

Дима сдержанно поприветствовал ее и сжал мою ладонь. Хотел успокоить, но только ли меня?

— Не стойте, проходите в зал, чайник скоро вскипит, — сказав это, мама снова скрылась в кухне. Надо было идти к ней, объяснить все, будучи наедине, но я не решилась ровно до того момента, как не раздался свист чайника. Но, даже когда я пришла на кухню помочь, мама не произнесла ни слова.

— Моя дочь была у вас? — это было первым, что спросила мама, причем исключительно у Димы. На меня она словно не обратила внимания.

— Некоторое время, — спокойно ответил парень. — Но вам не стоит волноваться по этому поводу.

— Это мне решать, — все так же холодно отрезала мама и только тогда посмотрела на меня. — Рита, я забыла сахар. Принеси, пожалуйста.

«Зачем?» — хотела было спросить я, памятуя, что и она, и Дима пьют чай без сахара, но спорить не стала. Хочет на время отослать меня? Пожалуйста. Только…

…только ноги мои почему-то дрожали. Хотя, причины были, и вполне определенные. И самая яркая — этот мамин взгляд. Ведь больше всего в жизни я всегда боялась ее разочаровать. И сейчас боюсь, а, по всему выходит, разочаровываю. Не слушаю, обманываю, не держу обещания. Ужасная дочь, которую только и остается, что за сахаром посылать, хотя я и про это почти забыла, предавшись неуместному самобичеванию.

— Какие у тебя планы относительно моей дочери? — услышала я и застыла возле двери. Сердце замерло, словно боялось услышать ответ.

— Все зависит от нее, — донесся спокойный — гораздо более, чем когда меня так «тонко» попросили выйти — голос Димы. — Я люблю ее и никогда не причиню ей вред.

И тишина, которую мне пришлось так беспардонно нарушить.

— Тебя только за смертью посылать, — мама… улыбнулась. Я даже не смогла ответить от неожиданности. Конечно, это была не ее прекрасная веселая улыбка, а обычная вежливая, но враждебность исчезла и из тона, и из взгляда.

Да что ей Дима такого сказал?!

— Рит, не спи, — с привычной насмешкой поддел меня он, гад такой, а глаза так и говорили: «Не переживай, теперь все в порядке». Я чуть неуверенно улыбнулась в ответ, и только потом спохватилась, поставила сахарницу и села на место, случайно задев руку парня. Это придало уверенности и сил, и уже в следующую минуту разговор оживился и начал протекать в дружественной атмосфере.

Вот только не зря мне говорила Катя: «Не приводи парня домой, пока он не узнает о тебе хотя бы половину всего». Вот кто маму за язык тянет? И как этот гад усмехающийся так ловко вытягивает из нее компромат на меня несчастную?

— Мам, еще одна такая история, и я перестану с тобой разговаривать, остригу волосы и уйду в монастырь! — на последних словах зыркнув на Диму, решительно заявила я.

— В мужской? — тут же уточнил этот гаденыш и потрепал меня по голове: — Тебе волосы-то не жалко?

— Жалко, — честно призналась я, — но это не аргумент! Мам!

— Хорошо, хорошо, больше не буду, — примирительно вскинув руки, с улыбкой ответила мама. — Зато буду чай, так что, если тебе не трудно…

— Мне не трудно, — тут же ответила я и ухватила Диму за рукав, заставляя подняться вместе со мной. — И ему тоже, пусть помогает. Я вас наедине не оставлю, еще вспомнишь, как я плавать училась!..

— Я лучше останусь, — засмеялся парень, но все же послушно взял чашки и направился со мной на кухню, где, едва сгрузив свою ношу на стол, притянул меня к себе и поцеловал. И только тогда я поняла, что именно этого мне хотелось за все время этого странного знакомства.

— Я теперь прощен? — отпуская меня, спросил Воронцов с нахальной усмешкой. Я красноречиво двинула его в бок и с меланхоличным видом поставила чайник на огонь.

— Так о чем вы с мамой говорили? — отвернувшись к полочке — чай был на самом виду, но я боялась поворачиваться и выдавать свое беспокойство, и поэтому сосредоточенно переставляла баночки-коробочки, — как бы невзначай поинтересовалась.

— Да так, ни о чем конкретном, — таким же фальшиво-небрежным тоном ответил, вернее, увильнул от ответа Дима. — И не стоит спрашивать у Елены Игоревны. Просто попытайся умерить свое любопытство и послушаться. Хорошо?

Я кивнула, безропотно соглашаясь: ни то тон был таким, что трудно было ослушаться, ни то руки так нежно прижали к себе.

Минуту стояла тишина. Я даже ни о чем не думала, просто старалась запомнить это ощущение. Почему-то казалось, что скоро все изменится слишком резко и кардинально.

— Чайник, — отстраняясь, Дима щелкнул меня по носу и добавил прежде, чем я начала соображать: — Закипел.

— А, да, точно…

И не удержалась, прижалась к парню, обняла за шею и уткнулась в плечо носом, понимая, что еще чуть-чуть, и расплачусь, позорно разрыдаюсь из-за каких-то плохих предчувствий, не имея никакой причины.

— Дим, я люблю тебя, — я вдруг поняла, что никогда раньше не говорила ему этого. А сейчас это стало жизненно важно, словно если сейчас не скажу — случится что-то плохое. — Просто знай и помни это, хорошо?

Я ожидала привычных добрых насмешек, каких-то жутко смущающих слов или чего-то в духе Воронцова, но вместо этого услышала лишь короткое:

— Ты тоже, — легкий поцелуй в волосы, — не забывай.

И едва слышно:

— Люблю.

Больше не надо было ничего. Хотя нет, надо: чтобы время замерло в этом самом моменте. Но оно немилосердно двигалось вперед.

Притихшую квартиру огласил дверной замок, мама буквально побежала открывать, радостно поприветствовала гостя, тот ответил тем же.

Двух часов еще не было. Я не успела.

— Это он, — не спросил — утвердил Дима. Я сокрушенно кивнула, отходя на шаг — к двери. Будто смогла бы не пропустить, будто смогла бы удержать, будто бы получилось сделать хоть что-то.

Может быть, и получилось бы. Вот только аккуратно отодвинули меня с другой стороны.

— Добрый день, Рита, Дима, — Антон-Шекспир улыбнулся вежливо, почти искренне. А потом словно спохватился, протянул Диме руку, этот чертовски хороший актер. — Меня зовут Антон, я друг Лены. Рад с тобой познакомиться.

— Я тоже, — Дима чуть улыбнулся — в рамках вежливости. Только вот я заметила, как он сжал зубы, как в глазах появилась пугающая сталь, а свободная рука сжалась в кулак.

Шекспир тоже это заметил.

— Молодежь, у вас сейчас чайник жариться начнет, — опуская руку — по комнате при этом словно заряд какой-то прошелся, бросающий в дрожь, — произнес он с улыбкой.

Я тут же опрометью кинулась к плите, разделяя тем самым самого дорогого и самого ненавистного мне людей.

— Дим, достань еще одну чашку, пожалуйста. Там, на верхней полке, — попросила я, трясущимися руками раскладывая пакетики по чашкам и заливая их кипятком. Аромат малины тут же наполнил кухню. Этот аромат навсегда останется для меня предвестником беды и не будет вызывать никаких положительных эмоций.

Снова раздался дверной звонок, Антон-Шекспир вызвался открыть, мама, до этого резавшая и раскладывающая по блюдцам в гостиной торт, вынырнула в коридор с испачканным в креме пальцем, мы с Димой — в тот же коридор с чашками чая, а в дверном проеме застыл… мой папа.

Чашка — моя самая любимая, с Джеком из «Кошмара перед Рождеством» — упала на пол с громким звоном, а почти одновременно с ней, с глухим стуком, коробка с пирожными — такими любимыми, с малиновым сиропом.