По правилам и без (СИ) - Страница 47

Алина боялась. Боялась того, что будет дальше, что принесет ей — и Кириллу — такая вот противоестественная любовь, что однажды она сама совершит глупость, которая полностью обрубит все связи.

Они оба боялись, что не останется вот таких вот моментов, созданных лишь для них двоих.

Боялись, безумно боялись, но никогда этого не говорили. Лишь молча любили.

Глава 21. Достойно Классика

Утро наступило слишком быстро: всего через два часа после того, как я наконец-то легла спать, зазвенел будильник, сообщая, что через три часа мне пора быть дома. Да уж, лучше было не ложиться вовсе, но Дима настоял, чтобы я поспала хоть пару часов, и не согласиться, разумеется, у меня не получилось.

Спорить с Воронцовым — себе дороже; это первый урок, который я вынесла из последнего прожитого дня (вернее, ночи). Вторым уроком стало то, что похмелье — не единственное, чем грозит употребление алкоголя.

Например, можно проснуться в одной кровати с парнем, в одной только его футболке. И то, что лежим мы под разными одеялами, дела не меняет.

— Рыжая, ты убить меня решила? — вдруг спросил-простонал Дима, прикрывая голову утащенной у меня подушкой. — Зачем тебе будильник на такую рань? И… ты чего такая красная-то?

— Мне через три часа надо быть дома! — воскликнула я (безотчетно мстя, не иначе), игнорируя последний вопрос. И тут же натянула опрометью откинутое одеяло по самый подбородок, что получилось, вероятно, очень смешно: я-то сидела, а не лежала. И всячески старалась игнорировать развалившееся рядом тело.

— Так что… можешь ненадолго куда-то исчезнуть, пока я оденусь?

— Пару часов назад ты не была такой скромной, — донеслось из-под подушки. Я мысленно застонала и покраснела еще сильнее, хотя, казалось бы, сильнее просто некуда. Мысли одна страшнее другой пронеслись в голове стаей ос, не упускающих шанса по пути ужалить меня.

Дима засмеялся. Нет, не так. Он откровенно заржал, но прекратил довольно быстро: голова его, похоже, была на моей стороне.

— Расслабься, рыжая, — наконец-то заговорил этот чертов гад, вдоволь налюбовавшись — и не поленился же подушку от лица убрать! — моим лицом, которое сейчас не все мастера слова смогли бы описать. — Ты просто попросила меня отвернуться, прежде вполне категорично потребовав футболку подлиннее.

Я вздохнула с облегчением, а кожа враз посветлела до нормального оттенка. Я уже вспомнила все подробности прошедшего вечера, перетекшего в ночь, которые забыла не только из-за некоторого злоупотребления алкоголем. У меня ведь всегда проблемы с утренним подъемом, а если я проспала всего пару часов, то проблемы эти вдруг становятся гораздо острее.

А вообще, это я просто-напросто оправдываюсь. Как всегда, когда натворю делов. А делов я натворила за последние двенадцать часов…

Вспоминать все было страшно. И стыдно. И чертовски приятно — некоторые моменты. И все равно стыдно: немного, причем по причине, совершенно отличной от первого «стыдно».

Прогулка по ночному городу удалась на славу. Давно, очень давно я не была настолько… счастливой, что ли. Этой ночью я просто забыла обо всех проблемах и наслаждалась обществом любимого человека, попросту забив на то, что будет завтра — сегодня, тогда это было уже сегодня, но в памяти отпечаталось как «вчера». Послушалась Диму и послала это все к черту.

Вот только… я еще и про Алину забыла. А ведь ее вчера — сегодня — увел Кирилл, причем лицо его не предвещало ничего хорошего.

Поэтому следующим моим вопросом стал вопрос о судьбе Соловьевой.

— Да не убил ее Кирилл, не переживай. Домой отвез, чтобы дед не видел, в каком она состоянии, — беспечно махнул рукой Воронцов, снова накрывая голову подушкой. — Я тебе дам ее номер, если хочешь, можешь потом сама позвонить, убедиться, что жива-здорова сестричка моя. Ей такую взбучку раз в месяц точно устраивают.

Легче мне не стало. Вдруг появилось кощунственное желание спросить, что знает Дима об отношениях своих сестры и дяди, но я тут же отогнала его от себя, понимая, чем подобный вопрос чреват. Особенно кому-то вроде меня, у кого все мысли на лице написаны.

— Кстати, твои вещи на стуле, переоденься, пока я надежно скрыт подушкой, — с неприкрытой насмешкой проговорил парень, но в словах его была доля логики. Не выйдет же, исключительно чтобы поиздеваться, не выйдет.

Ну и ладно, по сути, чего уж тут стесняться, я же, во-первых, не полностью раздетая, а, во-вторых, чего Дима в женском теле не видел. Так что, послушавшись совета, я быстро надела джинсы, сняла футболку, на секунду, совершенно безотчетно, втянув полной грудью неуловимый аромат, исходящий от футболки: родной, любимый, сводящий с ума. И тут же почувствовала этот запах куда более сильно, совсем рядом с собой.

У Димы были холодные руки, я заметила это уже давно (хотя, на самом деле, прошло меньше месяца даже с нашего знакомства, мне порой казалось, что это было слишком давно, словно в прошлой жизни), но руки эти почему-то всегда обжигали. Вот и сейчас, скользящие по моей обнаженной спине ледяные пальцы заставляли кожу под ними гореть, оставляли после себя странное, мучительно-приятное ощущение.

А внутри все словно замерло. От неожиданности, от наслаждения и от… страха. Где-то там, в глубине, закрался червячок страха и с каждым прикосновением только рос. Руки заскользили по животу вверх, а обжигающе горячие губы — по шее, оставляя легкие поцелуи. И это было так, что не опишешь словами, так ново, невообразимо приятно, так сводяще с ума.

Дима резко развернул меня к себе, поцеловал так страстно, властно и требовательно, как не целовал даже в клубе. Одна его рука скользнула к груди, лаская ее через тонкий поролон, другая потянулась к застежке на спине.

В моей голове пронесся рой мыслей, хотя раньше я искренне считала — верила, — что, когда (если) подобный момент наступит, не смогу соображать здраво. А сейчас сознание заполонили вопросы. Что дальше? Что я должна делать? А что, если?.. — и тысяча если. И во главе бешеного роя сомнение, совсем недавно бывшее маленьким червяком, отчетливое, заставившее меня — с огромным трудом — оторваться от парня и прошептать тихо-тихо, даже жалко:

— Не надо…

И если бы Дима не послушался, продолжил, я бы сдалась — да с удовольствием бы сдалась, — позволила ему что угодно, оправдываясь тем, что сделала все, что могла. Но он остановился.

Отпустил меня, отступил на шаг, посмотрел прямо в глаза.

— Теперь и сама понимаешь, что я не зря оставляю дистанцию, — только и сказал он. И сам протянул мне тунику, которую я тут же надела. — Тебе скоро домой.

Мне вдруг стало невообразимо плохо. Печально, больно, обидно и страшно одновременно. Так, что я позорно заплакала.

— Я не хочу домой… — только и произнесла, шмыгая носом, позволяя обнять себя, гладить по голове. — Не хочу туда, к этому околдовавшему маму ублюдку… я боюсь за нее, за папу, за тебя, за себя… правда, очень боюсь его…

— Он не посмеет ничего тебе сделать, — тихо, но с непоколебимой уверенностью, произнес Дима, перебирая мои волосы. Недавно он сказал, что ему нравится их цвет — я не поверила. А сейчас безоговорочно верила в гораздо более невероятные вещи. Что все будет в порядке, что мы все будем счастливы, что Дима всегда будет со мной… — Я пойду с тобой. Должен же познакомиться как следует с твоей мамой и убедить ее, что я отличный парень и ее дочурка в надежных руках.

Спорить я не стала. Только благодарно шмыгнула носом, почувствовав — наконец-то — себя абсолютно защищенной.

В десять пятьдесят пять мы с Димой стояли под дверьми моей квартиры: я искала ключи в недрах сумочки (должно быть, это самое женское, что есть во мне), а этот гад отпускал ехидные комментарии на тему черной дыры и Нарнии в пределах одного конкретно взятого кожаного изделия.

Я не выдержала, послала его в ту самую Нарнию, пожелав вот так вот всегда мучиться с поиском вещей. А все потому, что чертовски нервничала, что было более чем оправданно. Маму я, конечно, предупредила, что приду не одна, а с молодым человеком (звучит-то как официально, бррр!), но, во-первых, такое вот знакомство было мне впервой, а, во-вторых, обстоятельства играли совсем не в нашу сторону. Мама сказала, что Антон зайдет где-то к двум, и к этому времени я твердо решила спровадить Диму, несмотря на все кощунственные желания. Не стоит им встречаться, печенкой чую, не стоит.