По правилам и без (СИ) - Страница 29

— Знаешь, Кирилл, ты иногда совсем не такая сука, как обычно кажется, — с улыбкой, это было слышно по голосу, ответил Дима.

— Фи, племянничек, — притворно скривился мужчина. — Сколько тебе говорил не ругаться! Вдруг у меня сейчас дама?

— Дама? — с насмешкой уточнил парень. — Очень смешно.

— Отчего же? Не смешно. Особенно тебе. У меня в спальне, припав к щели между дверью и дверным проемом и внимательно слушая все твои слова, сидит прекрасная Марго собственной персоной.

Дима резко подскочил. Я так же резко отскочила от двери, насколько это можно было сделать сидя на полу.

Что, черт побери, творит этот человек по имени Кирилл Воронцов?!

_________

*Человека привязывают так, что он не может пошевелиться или пошевелить головой, и в полной темноте ему на лоб медленно капает вода, где-то по капле в минуту. Через какое-то количество времени он сходит с ума.

Глава 14. Кирилл Воронцов

— Рита?! Здесь?! — Дима резко рванул к двери, но застыл, услышав смех. Этот странный смех словно заставил все замереть — даже само время.

— Шут-ка, — раздельно проговорил Кирилл Викторович. — Кстати, ты на секунду обрадовался. Хотел бы, чтобы она услышала твои откровения, чтобы не пришлось еще раз подбирать слова. Признайся в этом хотя бы себе.

— Хренов ты психолог, убить бы тебя за такие шутки, — в сердцах воскликнул парень и, не сказав больше ни слова, покинул квартиру. А я так и осталась сидеть возле кровати, обхватив колени, пока Кирилл Викторович собственноручно не поднял меня и не усадил в то самое кресло, в котором всего минуту назад сидел Дима.

— Зачем вы так? — спросила наконец я. — Это… жестоко.

— Это правильно, девочка, — неожиданно серьезно ответил мужчина. — Он получил ответы на свои вопросы, да и ты тоже. Провокация — часто единственный способ достучаться до кого-то. Во всяком случае, до моего дубоголового племянника. И, знаешь что, Марго, называй меня просто Кирилл и на «ты», не такой уж я и старый.

Признаться, я ожидала этого. Ожидала и боялась, и дело тут не в привитых принципах, вернее, не только в них. Это трудно объяснить, но это… пугает, что ли. Но противиться глупо и невежливо.

— Как скажете… скажешь, Кирилл, — без имени сейчас можно было обойтись, но мне захотелось сразу же попробовать назвать его по имени. И, что удивительно, это оказалось пугающе просто, как словно бы он был не дядей моего ровесника, а его старшим братом.

— Вот, видишь, это просто, и гораздо более удобно, чем мучиться с отчествами, — Кирилл Вик…. Кирилл улыбнулся, причем на этот раз на удивление тепло. — Хочешь чаю? Кофе не предлагаю — тебе от него сейчас стоит отказаться.

— Да, если можно, черный и без сахара, — успокоившись хоть немного, сказала я с улыбкой.

— Это правильно — пить чай без сахара, — поднимаясь с дивана, ответил мне мужчина. — Сахар портит вкус, зубы и фигуру.

— Я помню, вы… ты говорил, — я снова улыбнулась, правда Кирилл этого уже не видел — он скрылся в кухне, оставив меня одну. Только сейчас я заметила на столике пачку Kent’а, явно принадлежащего Диме: его дядя курит другие сигареты, гораздо дороже. А под пачкой лежала зажигалка в железном корпусе, на котором был выгравирован дракон. И вот уж не знаю, зачем, но я тут же взяла эту зажигалку в руки, словно бы она еще помнила тепло ладони Димы. Железо было холодным. Она не помнила.

Зато помнила я. Помнила тепло его холодной ладони, помнила то спокойствие, которое принесло прикосновение, помнила ту боль… и я никогда не забуду, просто не смогу забыть обычное прикосновение. Хотя, какое обычное: никто никогда так не сжимал мою руку. И ни из-за кого другого я никогда так не мучилась.

А эта зажигалка… всего пару минут назад он держал ее в руках, вот так вот откидывал крышку, зажигал ее. И огонь совсем не горячий: по нему можно провести пальцами и не обжечься. Холодные слова Димы обжигают гораздо сильнее. И его прикосновения — огонь просто не может так жечь.

— Надеюсь, ты не откажешься от печенья.

Я дернулась, словно была поймана с поличным. И совершенно неосознанно сунула зажигалку в карман.

Кирилл не заметил — или просто сделал вид, но весьма мастерски. Дожили, Рита, теперь еще ты клептоманкой стала…

— Спасибо, — неловко поблагодарила я, тут же ухватываясь за чашку. Разумеется, там кипяток, и, разумеется, я об этом забыла… Хорошо хоть, разлила не на себя, а на стол. И только тогда заметила, что у меня, оказывается, руки трясутся.

— Расскажи подробнее, что все-таки произошло, — вытерев небольшую лужицу салфеткой, наконец спросил Кирилл. При этом рядом со мной волшебным образом появился уже знакомый стакан воды и две темных таблетки. Не иначе как мое «любимое» успокоительное, которого я за свою недолгую жизнь перепила столько, что вспомнить страшно.

Отказываться было глупо.

— Сегодня в конце пятого урока… — проглотив таблетки и выпив весь стакан воды разом, начала я, — мне позвонил неизвестный номер. Я ответила. Это был тот самый человек, который разговаривал со мной, когда… когда вы пришли забрать нас. Шекспир, кажется. Я его еще и не сразу узнала — других проблем в голове было достаточно. А он… у него страшный голос. Красивый, но страшный, такой не забудешь. И, знаешь, зачем он звонил? Удостовериться, все ли со мной в порядке! И про маму спрашивал! Да еще и сказал, что просто хотел удостовериться, все ли со мной в порядке, что мне не стоит его бояться… Да как его можно не бояться?! Я боюсь его гораздо больше, чем тех, кто нас похитил! Правда….

Так, Рита, только не плачь. Да, страшно, да, глаза пекут, а сердце колотится так, что вот-вот замолкнет, да, хочется, чтобы ничего этого не было…

Я все-таки заплакала. Тихо, сжавшись, закрыв лицо руками, беззвучно, только изредка содрогаясь. А Кирилл так и продолжил сидеть и смотреть, ничего не предпринимая. Да и не нужно было, по правде. Нужен был не он, а другой, с такими же волосами, но другими глазами.

Интересно, а это он тоже специально, чтобы я поняла?

— С тобой все будет в порядке. И с твоими родителями тоже, — наконец произнес мужчина совершенно серьезно, не оставляя шанса на недоверие. — О вас есть кому позаботиться.

— Князь? — я тут же вспомнила все, о чем говорили те бандиты.

Кирилл усмехнулся и кивнул. Сделал еще пару глотков. Съел печенье. Снова пара глотков чая…

— И все-таки Ной побаивается отца, — задумчиво протянул он.

Так. Стоп. Отца?! То есть Князь — это не Константин Викторович, а Виктор не-знаю-как-его-по-отчеству? Вот те раз… Надеюсь, удивление на моем лице было не слишком явным.

— Думаю, тебе стоит узнать про этих двоих немного больше, раз уж так глубоко влезла в это дело. Наш с Костей отец, как ты знаешь, весьма успешный бизнесмен, но быть честным в этом мире нельзя. Либо нужно находить себе крышу среди сильных и нечистых мира сего, либо самому становиться таким. Отец выбрал второй вариант, причем получилось это у него в лучшем виде. Князя, не смотря на его почтенный возраст, боятся многие. А вот Ной — Степа Новиков — в лихие девяностые решил, что может его переплюнуть. Пытается до сих пор, даже в политику подался. Наглеет на глазах, так что папа даже рад, что Алексей так удачно решил поквитаться за дела давно минувших дней и нашел столько компромата: теперь этого излишне резвого политика можно хоть как-то держать в узде, чтобы не лез со своими счетами. Собственно, больше о том, что к чему и в чьи разборки вам с мелким посчастливилось влезть, тебе знать не стоит, — и снова сделал пару глотков, давая мне время переварить услышанное. — Если есть вопросы — задавай.

Вопросы были. Много вопросов, одинаково важных — таких, что не знаешь, что нужно узнать раньше. А половину даже не можешь облечь в слова.

— А Дима, он… — вопрос вырвался сам по себе. И даже договорить я не смогла — а Кирилл все понял.

— Он знает, разумеется. Но никакого отношения к этому не имеет и не хочет иметь, — он вздохнул так, словно это решение племянника доставляло немало проблем. — Не знаю, говорил он тебе или нет, но он хочет закончить юридический, как отец, а потом работать следователем. Надежда и опора для деда, называется, единственная отрада. Папа и так бесился, когда Костя стал адвокатом, а не согласился продолжать семейный бизнес, а потом еще и я пошел во врачи. Хорошо хоть, дядя Коля заступился вовремя, убедил, что я все равно заброшу любое семейное дело, с моей-то ленью… Не важно, впрочем, это мне просто нужно с кем-то поделиться.