По образу и подобию (СИ) - Страница 11

Он растерянно замирает; процессор требует уточнить вопрос и четче сформулировать поставленную задачу, но тот парень (хозяин, лицо с приоритетным правом управления, имя — Дио Дуэйн, возраст — двадцать девять лет, род занятий — музыкант) сказал — ты не киборг, ты мой братишка. Он тут же самостоятельно подключается к инфранету, закачивает всю информацию об азбуке Морзе, потом нерешительно кивает. Кладет ладонь на крышку рояля, выстукивает буквы и слова. Дио смеется и хлопает в ладоши словно ребенок, которому подарили желанный и долгожданный подарок. «Боже, ты невероятен! Я понял тебя! Ты сказал — „да, я знаю азбуку Морзе“! Постой… У тебя же нет имени… Нет, я не стану называть его Кеннетом!» — Он не понимает, к кому обращается Дио, ведь они в комнате одни. А тот трясет головой и зажимает уши руками. «Нет, не смейте настаивать! Кеннет умер, мы похоронили его! Я не хочу, чтобы мой второй братишка тоже умер! А знаешь… — внезапно оторвав ладони от ушей, Дио глядит на него с просветленной улыбкой, — Я назову тебя „Морс“. В честь азбуки Морзе».

Морс просыпается резко, будто от толчка. В его каюте тишина, приглушенный розоватый свет от прикроватного светильника и шум дождя в динамиках — все, как он любит. Судя по звуку двигателей, корабль идет на посадку. Приподнявшись на локтях, он глядит на часы. Надо же, шесть часов проспал. А думал, что не заснет — новая мелодия назойливо жужжала в голове, но он так вымотался после последнего концерта, что лень было доставать виртуальный синтезатор и записывать. Как вообще люди выдерживают такие нагрузки? Риторический вопрос. Ребята из его группы во время турне сидят на стимуляторах, это он точно знает. А насчет Богдана есть подозрение, что он балуется чем-то потяжелее. Надо бы с ним поговорить, но разговаривать с людьми на некоторые темы все еще сложно. Хотя Богдан всегда к нему прислушивается, так что…

Сигнал вызова от входной двери мигает синим; получив голосовую команду, дверь отъезжает в сторону, и ударник группы (легок на помине!) переступает порог его каюты.

— Не разбудил?

— Нет, я уже не спал. Мы садимся?

— Да, — Богдан мнется, словно не решаясь что-то сказать, лицо у него тревожно-напряженное.

— Чего стряслось?

— Тут Айзек позвонил на центральный терминал… Ну, вы ведь с Заком договорились связаться перед приземлением…

— Ну, и?

— Зак в больнице… — увидав, как изменилось лицо собеседника, Богдан торопливо добавляет, — Но с ним ничего серьезного! Просто… Была одна операция по задержанию, и подозреваемый ударил его ножом.

Морс на секунду прикрывает глаза, позволяя системе отрегулировать мгновенно ушедший вразнос гормональный фон. Дождавшись пока в строке состояния перестанут мельтешить светящиеся алым предупреждения, медленно выдыхает.

— Скажи капитану, пусть использует наши таможенные преференции на полную катушку, и, если надо, задействует все связи, только чтобы нас быстрее посадили. И чтобы после приземления меня уже ждал флайер.

***

В длинном больничном коридоре суета и гомон голосов; пакет с апельсинами покачивается в такт его шагам, а Морс думает, что в своих солнцезащитных очках на пол-лица и надвинутой на глаза кепке он сильно смахивает на террориста. Однако из трех попавшихся навстречу охранников его останавливает лишь один — придирчиво рассматривает пропуск, требует снять очки, а сличив лицо с фотографией, замирает на полуслове, словно поперхнувшись воздухом, и выпучивает на посетителя глаза. Не дождавшись, пока у него начнут просить автограф или приставать с еще какой-нибудь подобной хренью, Морс аккуратно забирает у него из рук пропуск и идет дальше.

Дверь в палату приоткрыта, и голос Зака явственно слышен снаружи. Вполне здоровый и бодрый голос, как отмечает про себя Морс, ощущая нешуточное облегчение, разве что с заметными нотками раздражения.

— … да какого черта, а?! Я что — инвалид что ли? Своими ногами до выхода не дойду?!

Пухлый темнокожий санитар бубнит что-то про больничные правила, предписывающие передвижение в кресле-каталке, а Морс замирает на пороге, разглядывая взъерошенного сердитого инспектора Коннели с левой рукой на перевязи. Просто человека — подверженного всем человеческим слабостям, физически уязвимого; совершенно особенного, невероятного, невозможного. Своего человека.

Невольно вспоминает, как четыре года назад медленно опускалось вниз нацеленное ему в лоб дуло бластера, как у Зака подрагивали губы, а в глазах плескалась отчаянная решимость пополам со жгучим любопытством. Как тот шагнул ближе к киборгу, только что убившему у него на глазах двоих человек, и спросил, будто выдохнул — «как тебя зовут?».

Зак оборачивается и, заметив его, растягивает губы в улыбке.

— Не ждал тебя так скоро.

Морс поводит плечом, едва заметно улыбается в ответ. Не терпящим возражения тоном заявляет санитару:

— Я позабочусь о нем, можете быть свободны.

Тот, по некоторым признакам почуяв в госте важную шишку, беспрекословно повинуется.

— Как тебя угораздило?

Зак закатывает глаза.

— Да ерунда это все, просто один нервный тип размахался ножом, а я не успел среагировать. Можно было меня сразу отпустить, а не мариновать тут до утра.

Морс взвешивает в руке пакет с апельсинами, вздыхает.

— Поехали, отвезу тебя домой.

— Да ну. Вызову такси.

— Ах, значит «Кагуар XD111» с личным пилотом твою сиятельную персону не устроит. Вот оно как. Ну-ну.

Зак хмыкает.

— Навострился ты язвить. Раньше такого не было. Ладно, поехали. Айзек сегодня готовит, а готовит он хорошо. Составишь компанию?

— Непременно. Я голоден, как киборг.

Стоянка флайеров на крыше забита почти до отказа, но вокруг черного с серебром красавца необычного дизайна образовалось небольшое пустое пространство, а посетители больницы проявляют к такому редкому экземпляру обостренное внимание — некоторые бросают взгляды украдкой, некоторые откровенно пялятся.

Высокий русоволосый пилот в строгом костюме делает шаг им навстречу; на малоподвижном лице с правильными чертами явные признаки тревоги и озабоченности. Зак протягивает ему здоровую руку, которую тот пожимает с большой осторожностью.

— Привет, Дикон.

— Здравствуйте, сэр. Рад, что вы в порядке.

Их бывшую полицейскую «шестерку», оказавшуюся разумной, они с Морсом два года назад спасли от утилизации — Морс выкупил парня и пристроил в свой штат. Теперь Дикон для него телохранитель, личный помощник и пилот в одном флаконе, и один из немногих, кому Морс доверяет целиком и полностью.

До дома Зака лететь четверть часа; проживание в тихом спальном, но при этом респектабельном районе, обжитом обеспеченными буржуа, было бы не по карману простому полицейскому, не поселись здесь семья Зака до того, как он пошел работать в полицию. Пристроить громоздкий флайер на крошечном пятачке земли рядом с уютным одноэтажным строением с верандой, — задача не из легких, но Дикон успешно с ней справляется.

***

Первое что видит Морс за распахнувшейся дверью — большущие светло-карие глаза, что вперились в его лицо с выражением восторга и благоговения, и два тугих белобрысых хвостика над слегка оттопыренными ушами.

— Здрас-с-с-сьть… — Девушка замирает на пороге и хватает ртом воздух, то ли силясь что-то сказать, то ли сделать вдох.

— Иви, кого там принесло?

Айзек, одетый в клетчатый кухонный передник поверх джинсов и майки, с половником для соуса в руках, вырастает за ее спиной. Углядев гостей, расплывается в улыбке, в которой, помимо радости, явственно ощущается растерянность — хоть они с Дио Дуэйном и общались вполне по-приятельски, когда тот дважды брал парня на гастроли стажером в команду технического обеспечения, но на пороге их дома знаменитая рок-звезда появилась впервые.

— Ого, вот это нежданчик.

Переступив порог, Зак принюхивается.

— Хм, пахнет вкусно. Я так понимаю, обещание насчет обеда в силе?

— А то. С самого утра на кухне торчу. Ну, вы это… — парень неловко поводит плечами, — проходите, располагайтесь.