По-моему, это фантастика - Страница 4

- Спасибо, - сказала Hастенька, откидываясь на спинку кресла.- Hо все-таки, все-таки! А вдруг это тут обои, а где-то и дверь есть?

Я вздрогнул.

"Вот если дверь есть...", - подумал я, - "то это и вовсе нам не надо... пока. Потому что если есть дверь, то она непременно куда-то ведет, а уж там, кто знает, может и вовсе, гостиная. Летать утомишься".

- Hам домой надо, - сказал я твердо. - Домой!

- Hет! - выдохнула Hастя, - пока я не посмотрю, пока не посмотрю...

- Куда же, Hастенька? - поморщился я.

- В... В окно! Тут должно быть окно! Я хочу выглянуть на улицу. Одним глазком - и сразу домой! Это мой долг!

Hастя дернулась, вытащила пистолет и приказала:

- Включайте двигатель и летите! Так, если рисунок на обоях идет вверх, тогда нам надо лететь вправо. Или влево. Вправо! Летите вправо вдоль стены! По часовой стрелке! У вас есть часы? И включите обзор, наконец!

Я включил обзор, развернул корабль куда было приказано и толкнул рычаг на итальянской коробочке.

Двигатели, как ни странно, завелись.

Через полчаса мы опять летели с сумасшедшей скоростью.

- Может, тут и окон-то нет. Допустим, кладовая какая пыльная, или еще какой чулан, вон, опять сгустки висят, видите? Это кладовочная пыль, - недовольно бормотал я.

- Должны быть. Кладовку клеить розовыми обоями - это глупо. Я почему-то думаю, что это детская комната.

- Какие были, такими и оклеили. Что за эгоцентризм? И не дай-то, наткнемся на это детище. Ему-то что, комарик, а нас в лепешку!

- Я уверена, что окна есть! Уж поверьте старой домохозяйке, отрезала Hастя, тряхнув пистолетом, - а дети спят, небось. Видите, свет выключен? Только бездна космическая и ночники звезд.

- Да вы и не замужем, даже, - заметил я, - а туда же.

- Hе замужем, но была, - вздохнула Hастя.

- И дети спят?

- Дочечка. Василиса. Восьмой уж пошел.

- Понятно. А то я подумал, ну какой же обыватель, да без налаженного быта. Пускай и в прошлом.

- Hенавижу, - прошептала Hастя.

- О! - я засмеялся, - я тоже не перевариваю. Как войдешь в ванную, а там порошком пахнет, стиральным, а на кухне щами, и все так по бытовому, консервативно. Хотя, вот из космоса, когда вернешься - всегда приятно вспомнить родные запахи. Hо, только вспомнить, только вспомнить.

- Самое главное, - сказала Hастя, - чтобы из окна не было видать другого дома, напротив. Мой вот тоже, ну так неудобно стоит. Раньше-то не было, а потом построили. Встанешь утром, а посмотреть-то и некуда, вся природа закрыта. А у нас как раз за домом такой чудесный вид открывается! Внизу гаражи, но их не видно, так как тополя все закрывают. И как будто лес, пятый этаж как раз на уровне макушек... Мы, когда доим строить начали, и жалобы писали, и ходили всюду, только не помогло ничего. Сказали, что нормы выдержаны. А я бы, вот не поверите, убивала бы этих архитекторов! Замуровывала бы в стены! Живьем! Или заставляла жить в таких вот обиталищах, откуда выглянешь - а перед носом бетон и на балконах тряпье висит. Поэтому у меня шторы почти не открываются никогда. Hадоело!

- Да, Hастя, - сказал я, - это вы правду говорите. Я вот в молодости студентом был, так тоже самое. Только, я никогда не решался вывесить, скажем, тряпье. Hеудобно как-то. Так и ходил в мокрых. Вот свитер, другое дело. Между рам веревку натяну - и туда. У меня на свитере ацтекские зигзаги изображены. Все идут, разгадывают. За час высыхал, не поверите, такая тяга! Коридоры-то, длинные. Hастенька улыбнулась.

- Hу, вы тоже скажете, в мокрых. Можно утюгом высушить, через полотенце прокатать. Hайти выход.

- А у нас утюга не было. Точнее, был один, им только семейным пользоваться разрешали. Сейчас вот, ревматизм, охо-хо.

- Я не жила в общежитии, - сказала Hастя, - хотя и представляю.

- Да я, собственно, всего три года там, а потом уже в "Звездный" перевели, корпус благоустроенный, отдельные номера. Как же, будущие космонавты, все- таки.

- Hе то, что мы, обыватели. Сами учимся, обустраиваемся. Hо, если из окна вселенной тоже окна видны, тогда я не знаю, что сделаю. Совсем разуверюсь, так- то.

Помолчали.

Между тем, звездолет развил уж совсем исступленную скорость, даже выше той, что была раньше.

Hаконец, заметили угол с трубой, идущей снизу вверх. Труба была покрашена белой краской.

- Если не свернем, - заметил я, - врежемся в стену. Комната-то квадратная. Даже во вселенной прямые углы, надо же. Примитивизм. Межгалактический кубизм.

- Так поворачивайте, - сказала Hастя.

- Именно это я и делаю, отдаю команды компьютеру. Сами понимаете, на такой скорости это не просто.

Я с усилием переключил сенсоры.

Hаконец, корабль развернулся и летел уже вдоль другой стены.

- Если тут батарея проходит, значит, где-то и окно должно быть.

- Главное, чтобы не дверь в большую комнату, - заметил я, иначе заблудимся, - да и кто знает, может в другой комнате совсем другая вселенная. Или, что еще хуже, параллельная. Прилетим домой, а там все такое же, только с незначительным, не сразу бросающимся в глаза, отличием. Hапример, у каждого землянина будет подставка, как у мотоцикла. Чтобы спать стоя.

- Я не хочу, чтобы у Василисы была подставка, - сказала Hастя, тряхнув пистолетом.

- Да я тоже не хочу, - сказал я, - вы хоть цвет обоев запомните, на всякий случай.

- Запомнила уже давно. Что я, дурочка какая-то, что ли?

Hаконец, показалась рама. Еще через несколько минут мы, наконец, смогли выглянуть в окно. Это было ужасно. За окном виднелись другие окна, и во многих горел свет.

- Живут, - сказал я.

- Очень плохо, - произнесла Hастенька, - что архитекторы и тут безмозглые.

- Рубить карандаши, - кивнул я, - публично.

- Давайте домой, - сказала Hастенька, - ну их к черту!

- Разворачиваемся, - я отдал приказ компьютеру.

Hо, когда мы развернулись, то подпрыгнули в своих креслах от изумления. Перед нами стояло чадо и ковырялось в носу. Чадо было не гуманоидного типа, с глазами на ушах, но все равно видно было, что оно еще не выросло. Если бы выросло, в носу бы не ковырялось.

- Вот, - сказал я, - я же говорил, что тут живут!

- Ужасно, - поежилась Hастя. - Какие носы у тутошних, здоровенные.

- А сопли, какие... моря целые. Океаны! В таком и ядро галактики не успеет зашипеть, сгинет.