По черному следу - Страница 15
Мы приготовились к трудному разговору, но достаточно было упомянуть о Кизимове, и Тимков выложил нам свои подозрения… То есть даме не подозрения, а твердую уверенность в том, что стоило Кизимову появиться вблизи измерительного комплекса метеорологической аппаратуры, приборы начинали врать. Мы попросили Тимкова взять ка себя труд провести еще один такой эксперимент, но получили отказ. «Экспериментировать над своим другом я не намерен, — заявил Тимков. — К тому же я убежден, что третий эксперимент в условиях „Орлиного пика“ ничего нового вам не даст». Нам оставалось признать его правоту и внести в совою картотеку странный «эффект метеостанции». С экспериментами мы решили повременить, дополнительный материал могло нам дать простое наблюдение за Кизимовым…
Никольский остановился, вопросительно взглянул на Гэлбрайта.
— Продолжайте, прошу вас, — Гэлбрайт кивнул.
— Собственно, я рассказал почти все. Наблюдение за Кизимовым действительно было результативным. Отдел Наблюдения преподнес нам сюрприз
— поющие деревяшки вот наподобие этой… — Никольский постучал по крышке футляра. — И мы решили, что располагаем достаточным материалом для прямой беседы с производителем мелких чудес. Один из наших сотрудников посетил Кизимова в его дачном особняке и попытался установить контакт. Попытка провалялась. Кизимов выпроводил визитера ненамного вежливее, чем сделал это в отношении мистера Хаста. Тогда мы предложили строптивому собеседнику быть с ответным визитом у нас. Если интересуетесь подробностями состоявшегося разговора, мы подготовили звукозапись на картоне номер девятнадцать.
Гэлбрайт нашел нужный картон и передал Фрэнку. Поднял руку, призывая к тишине, хотя безмолвие в холле нарушалось только нетерпеливым сопением Хаста. Фрэнк нащупал в крышке стола щель лингверсора, бросил в нее пластмассовый прямоугольник.
— Запись немного сокращена, — успел предупредить Никольский. — Изъяты детали, которые не относятся к делу.
В колонках спикера на потолке пронзительно заверещала настройка лингверсора.
Первую фразу трудно было понять. Автомат-переводчик быстро менял варианты фонем в поисках тональности, наиболее близкой к звуковому оригиналу. Вторая фраза звучала сравнительно чисто:
— Прошу вас, назови… свои фами… имя, род занятий.
— Простите, как мне вас называть?
— Можете называть меня инспектором.
— Инспектор, я попросил бы вас избавить меня от формальностей. Скажите сразу, что вам от меня угодно, и я постараюсь или ответить вам прямо…
— Или?
— Или не ответить.
Длинная пауза.
— Скажите, Кизимов, почему вы избегаете открытого разговора с представителями Управления космической безопасности?
— Вопрос поставлен неверно. Я избегаю говорить лишь на темы, обсуждать которые не нахожу возможным.
— Позвольте спросить почему?
— По причинам сугубо личного свойства.
— Вы не могли бы сказать о причинах подробнее?
— Нет, не мог бы.
— Вы связаны определенными обязательствами?
— Я не понял вашего вопроса.
— Вы давали кому-нибудь обязательства не касаться интересующих нас тем?
— Ах, вот оно что… Нет, не давал.
— С кем вы поддерживаете дружеские отношения?
— Это мое личное дело.
— Вы считаете своим другом Жана Лорэ?
— Да, считаю.
— Вы сознаете, что ваши необычные свойства, приобретенные, видимо, за пределами нашей планеты, не могли нас не заинтересовать?
— Это ваше дело.
— Это общественное дело, Кизимов!
— Я ведь не сказал — личное.
— Себя вы противопоставляете обществу?
— Ни в коем случае, инспектор! Разрешите вопрос?
— Да, конечно.
— По-вашему, я представляю собой угрозу обществу?
— Вы должны понимать, что мы не имеем права не учитывать такую вероятность. А как бы на этот вопрос вы ответили сами?
— Отрицательно. То есть для общества я опасен не более, чем любой другой «обыкновенный» житель планеты Земля.
— То есть вы сознаете свою необыкновенность?
Недолгая пауза.
— Сознаю, разумеется… Но кому от этого хуже, кроме меня?
— Простите, я вас не понял.
— Инспектор, поверьте мне на слово: моя необыкновенность для меня такая же загадка, как и для вас.
— Может быть, это болезнь?
— Должен вас упрекнуть: вы не очень внимательно просмотрели мой бюллетень служебного спецкарантина. Заключение медэкспертизы гласит: «Здоров. С учета спецкарантинного сектора снят. Бессрочный пропуск на планету Земля выдан».
— Хорошо, не болезнь. Назовем это как-нибудь по-другому.
— Да, вы правы. Суть, конечно, не в терминах… Это неизвестно где и неизвестно как приобретенные свойства, необычные для «нормального» человека. Предупреждаю возможный вопрос: я действительно не знаю где и не знаю как.
— А вам не хотелось бы избавиться от такого «приобретения»?
— Видите ли… Для меня это уже не имеет значения.
— Как понимать ваш ответ?
— Как вам будет угодно.
— А для других?
— Что для других?
— Это имеет значение?
— Простите, о чем вы спрашиваете?
— Вам не приходилось говорить на эту тему с другими обладателями подобных свойств… ну, скажем, с Лорэ?
— Лорэ?.. Нет, не приходилось.
— Вас удивил мой вопрос?
— Да. При чем здесь Лорэ?.. Ах, понимаю!..
— Вы с Лорэ ничего не знали о способности друг друга оставлять «черные следы»?
— Вероятно, вы говорите о… Нет, за Лорэ я этого не замечал. Я полагал, что кроме Йонге и меня…
— …Феноменов такого рода больше не существует?
— Да. Ну что ж… тем хуже для Лорэ.
— Что вы имеете в виду?
— Прежде всего вашу назойливость. Я всегда опасался дать вам для нее поводе В отношении «черных следов», как вы называете их, я проявлял особую осторожность. Дело прошлое, инспектор, но скажите мне откровенно, где вы могли заметить оставленный мною «черный след»?
— В умении скрывать «черные следы», Кизимов, вы достигли совершенства. Мы их не наблюдали ни разу. Мы располагаем косвенными данными. Но откровенность за откровенность. Скажите как Йонге относится к своему положению феномена?
— Думаю, он не в восторге.
— Почему вы говорите об этом в форме неуверенного допущения?