Плюс один стул - Страница 2

– Кто-то плачет, – сказал он.

– Это кошка соседская, не обращай внимания, – ответила Ксюша.

К плачущей по ночам кошке Петя привык быстро, как и к женщинам за стенкой. Он вообще ко всему быстро привыкал.

Уже следующим утром он почувствовал, что отношение к нему изменилось – Елена Ивановна налила ему чай, а тетя Люба поставила тарелку с сырниками.

– Ну что, жених, ешь давай, – сказала она требовательно.

Петя проворно заглотнул сырники и выпил чай – слабый и сладкий. Он бы предпочел кофе, но постеснялся попросить.

– Мам, погладь, пожалуйста, Пете рубашку. – Ксюша вышла из ванной. – А то в сумке помялась.

– Да я и сам могу. – Пете стало неудобно.

– Сидите-сидите, – подскочила Елена Ивановна и кинулась гладить рубашку.

Наверное, тогда и решилось, что Петя – жених, а Ксюша – невеста. И свадьба – скоро.

– Дорогие друзья, вот все расселись, пора начинать наш торжественный вечер. Хочу огласить правила поведения. Первые три рюмки выпить обязательно, остальные пойдут сами! После восьмой рюмки дамам разрешено отлучиться попудрить носик. Господам разрешается снять галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу. Чего? Конечно, рубашки! Если не можете танцевать стоя, танцуйте сидя, но не наступайте соседу на руки! Если на себя не надеетесь, положите в карман записку с домашним адресом! Женатые мужчины должны танцевать с чужими женами, а своих оставить лучшим друзьям! На нашем празднике есть одно главное слово. Кто знает какое? Правильно – «горько»! Молодцы!

Первый тост за счастье молодых! Дорогие друзья, сегодня виновники торжества, наши молодые супруги, лишили себя свободы. Посмотрите на них. Они сковали себя брачными узами, оковами, цепями. И они счастливы! Давайте пожелаем им, чтобы эти узы были крепкими и оковы никогда не разомкнулись. Так выпьем же за добровольное пребывание в этих оковах наших счастливых узников. Позвените бокалами, если со мной согласны! И что нужно сказать? Нет, прокричать! Правильно! Горько! Горько! Считаем! Раз… два… три… четыре…

Не в микрофон:

– Что? Меня зовут Леонид. Нет, я не тамада. Я – ведущий. Нет, не только свадеб. Да, у меня большой опыт. Что? Слово обязательно дам. Все прописано в сценарии. Никого не забудем. Мама невесты, что вы вскочили? Нет, сейчас еще не ваше слово. Что? Спрашивают, можно ли зачитывать поздравления по открытке? Можно. Шарики привезли? Какие шарики? Для конкурса? Так у нас не было конкурса с шариками. Решили сделать? Хорошо. Шарики не надутые? А кто будет надувать? Нет, здесь нет баллона. Это же ресторан. Откуда у них баллон? Насос? Автомобильный? Ну спросите у гостей. Да, надо надуть заранее. Что вы хотите делать? Конкурс сердец? Кто красивее сделает из шариков сердце? Может, пусть что хотят, то и делают? Да, вы успеете надуть. Конкурсы позже. Пусть люди выпьют. Идите и успокойтесь. Все будет хорошо. Нет, пять тысяч я не находил. Если найду, отдам непременно. Нет, ваши шарики никто не заберет. Девушка, что вы спрашивали? Будет ли Стинг? Почему именно Стинг? Жених любит? А вы откуда знаете? Оттуда? Не обижайтесь. Нет, не надо плакать. Вы еще не так много выпили. Скандалы у нас по сценарию позже. Вместе с дракой. Да, согласен, вы тоже будете счастливы. И, конечно, я поставлю вас с первый ряд, когда невеста будет бросать букет. Не сомневайтесь, сделаю все возможное. Что? Букет так себе? Вы бы такой не выбрали? Ну, естественно. И платье другое хотите? Не сомневаюсь. Что? Стинг был вашей мелодией? Хорошо, раз вы настаиваете. Будет вам Стинг. Но поверьте моему опыту, сколько Стинга ни заказывай, все равно все закончится Веркой Сердючкой.

– Ты готов? – спросила Ксюша, нахмурив свой хорошенький гладкий лобик.

– Готов! – Петя перевернулся на левый бок, чтобы немедленно доказать Ксюше свою готовность. Соседская кошка, которая не орала, а стонала, как человек, плакала, как ребенок, и скулила, как собака, его уже не смущала. Хотя, когда он оставался в квартире один, что случалось не очень часто, то выбирался на балкон и пытался разглядеть эту удивительную кошку, владеющую таким диапазоном эмоций. Она замолкала только на время еды – минут на десять – и снова принималась стонать, разговаривать, возмущаться, ругаться. Петя все никак не мог понять, откуда доносится звук и где кошка сидит. Он свешивался с балкона и звал «кис, кис». Подкладывал на подоконник кусок колбасы, выставлял блюдце с молоком. Но кошка не показывалась.

– А как кошку-то зовут? – спросил Петя у Ксюши.

– Откуда я знаю? – удивилась она вопросу.

– Из какой она квартиры? Сверху или снизу?

– Не знаю! Тебе что, больше думать не о чем? – возмутилась Ксюша.

Пете эта кошка не давала покоя. Как и баба Роза, которая теперь стала сниться ему почти каждую ночь. Да так явно, что Петя просыпался, лежал с открытыми глазами и слушал, как за стеной причитает, выводит страдальческие рулады кошка. Иногда ему казалось, что и кошки никакой нет. Бабы Розы-то нет – давно умерла. Она тоже, когда заболела, все время слышала плач ребенка.

– Петечка, – спрашивала она его, – у соседей что, кто-то родился?

– Нет, – отвечал Петя.

– Коляски в коридоре нет? Не видел?

– Не видел.

– А сверху у соседей? Или снизу? Ребенок так плачет. Надо успокоить. Может, одного оставили? Ты сходи, посмотри.

Петя тогда послушно поднялся этажом выше, спустился на два этажа вниз – нигде коляски не увидел, о чем и сообщил бабе Розе.

– Значит, коляску дома держат, чтобы колеса не пачкать. Или плохо спит ребенок, вот они его в коляске и укачивают. Может, на балкон выставляют погулять? Что ж он так плачет и плачет все время? Прямо как ты – маленький. Тоже плакал. То колики тебя мучили, то потничка, то диатез чесался. Жалко тебя было. А соску плевал. Не хотел брать. Слышишь? Опять заплакал. Где ж его мать? Неужели успокоить не может?

Петя прислушивался изо всех сил, но плач ребенка не слышал, как ни старался.

– Ты спроси у консьержки, она точно знает, у кого тут дети маленькие. Спроси. Надо бы помочь. Может, им врач нужен хороший?

Петя, стесняясь, краснея, но не смея ослушаться бабушку, передал вопрос консьержке.

– Бедный мальчик, – лифтерша стала утирать глаза платком, – иди, я тебя конфеткой угощу, – нету у нас детей. Откуда взяться-то? Ты вот уже подрос. А маленьких нет и не было. Дай бог, будут. А то не подъезд, а хоспис какой-то, прости господи.

– Бабуль, консьержка сказала, что детей у нас нет, а подъезд – хоспис. А что такое хоспис? – спросил Петя у бабы Розы.

– Это больница такая. Хорошая. Там наша соседка была, да и я, может, лягу. Если баба Дуся отпустит.

– Давай я попрошу, и она тебя обязательно отпустит, – предложил Петя.

– Давай. Вот, опять заплакал. Но я же слышу! Ребенок совсем маленький. Грудной еще, наверное. Как котенок мяукает. Может, зубки режутся. Так надо сказать, чтобы десны проверили и мизинчиком потерли – если успокоится, то точно зубки.

Про плачущего ребенка баба Роза рассказала бабе Дусе, второй Петиной бабушке, и та ее успокоила. Баба Роза сказала внуку, что ребенок больше почти не плачет. Только иногда, но быстро успокаивается. Значит, баба Дуся передала соседке совет про мизинчик.

– Подожди. – Ксюша отодвинулась на край кровати, когда Петя попытался к ней приблизиться. И даже пихнула его ногой. – Давай поговорим!

– Может, потом? – с надеждой спросил Петя. Он и так страдал. Ксюша после его переезда устроила перестановку. Вместо ее детской кушетки в комнате появились две односпальные, сдвинутые в одну, кровати. Теперь Петя был вынужден спать не только на левом боку, но и на деревяшке, в дырке между этими кроватями.

– Нет, сейчас. – Ксюша уселась, давая понять, что ему не отвертеться. – Ты понимаешь, что венчание – это не просто сходить поставить печать, а на всю жизнь? Ты понимаешь, что это очень серьезно?

– А разве развенчаться нельзя? – хохотнул Петя и начал пересказывать последнее письмо от отца, пришедшее по электронной почте. Отец поехал в командировку и во время прогулки по городу упал, запнувшись о цепь. Причем не какую-то простую цепь, а часть памятника Иоанну Павлу Второму. Этот факт произвел на Петиного отца столь сильное впечатление, что он зашел в католический собор и прослушал мессу и выступление детского хора. Отец писал, что никогда не верил в Бога, но всегда верил в знаки. Возможно, это тоже знак? Кстати, отец в письме даже интересовался, все ли у сына в порядке.