Пляж исполненных желаний - Страница 3

Баркас немного наклонился, я поняла, что мы скоро причалим, и во все глаза уставилась на берег. Мы подходили к широкому ущелью, утонувшему в зелени. Широкий галечный пляж был абсолютно пуст.

– Вот тебе на! – удивилась я. – Никого нет…

– Боюсь, это ненадолго, – ответила мама.

Вскоре баркас подошел к берегу и мы, подхватив свои вещи, спустились по шаткому трапу на неведомую землю.

На берегу стоял одинокий мужчина в широкополой соломенной шляпе и в белых брюках. Больше на нем ничего не было.

Когда все пассажиры покинули баркас, он поздоровался и представился:

– Здравствуйте, я – директор турбазы, зовут меня Валерий Олегович Свицкий. Заметив Ольгу, он махнул ей рукой: – А вот и наша постоянная туристка, – сказал он.

– Я не одна, – весело воскликнула Ольга.

На нас стали обращать внимание. Всех туристов было человек десять, не считая нас, конечно. В основном, пожилые женщины и мужчины, несколько бабушек с внуками. Вот и все. Я была разочарована.

– Сейчас вас разместят, – продолжил директор, – а потом мы соберемся на дискотечной площадке, захватите ваши путевки и документы.

Подошли два парня, примерно лет по семнадцать. Директор представил их Женей и Андреем и сказал нам следовать за ними. Парни как парни, тот, что Женя – повыше, в общем, никакого особенного впечатления они на меня не произвели. Поглядывают исподлобья, равнодушно. Вот так попали!

Домики находились чуть выше на склоне в зарослях кизиловых деревьев. Это уже Ольга нам объяснила. Домики на высоких фундаментах, выкрашенные белой краской, на четыре и шесть комнат с общей террасой. Наши две комнаты, конечно, находились рядом. И мы с Аней сразу же сказали, что мы будем с ней вместе в одной комнате, а наши взрослые – в другой. Проблем не возникло. Мы пошли разбирать сумки.

– Как тебе местечко? – спросила я у Ани.

– Красиво тут, – ответила она, – и тихо…

Словно в опровержение ее слов до нас стали доноситься обрывки какой-то музыки.

Анна прислушалась:

– С другой турбазы? – предположила она.

– Наверное, может, у них там усилитель опробуют или еще какую-нибудь аппаратуру, – я уселась на одну из двух кроватей и подпрыгнула, проверяя, удобно ли будет спать. На кроватях лежали комплекты постельного белья и одеяла.

– Давай устраиваться, – предложила я, – а потом отправимся на разведку.

– Сначала надо сходить на дискотечную площадку, – напомнила Аня.

Я беспечно махнула рукой:

– Ольга сама с директором разберется. Кстати, как его фамилия? Советский, что ли?

Аня засмеялась:

– Советский! Надо же! Надо уточнить.

Но на разведку нам удалось попасть гораздо позднее. За нами зашла Ольга и сказала, что нам тоже надо быть на этой самой площадке. Мол, Валера, так она назвала директора, будет рассказывать о турбазе, а потом нам всем надо будет поставить подписи, подтверждающие то, что мы ознакомлены с техникой безопасности и правилами поведения на турбазе.

Гордость директора – дискотека: дощатый настил с навесом, выкрашенный финской краской (почему-то происхождение краски особенно подчеркивалось Валерой). Отдыхающие тихонько сидят на скамейках, слушают, смотрят. Есть от чего разевать рты: вместо привычного дядьки в соломенной шляпе по дискотечному синему полу расхаживает кубанский казак в черной черкеске с алым башлыком за плечами; бесшумно ступают мягкие сапожки, руки то взмахивают, гордо обводя казачьи владения, то плавно опускаются, одна придерживает черкесский кинжал, другая упирается в бок.

…шелест моря, скрипичный концерт цикад, вдохновенные лягушачьи хоралы: и, за всем этим, почти неслышимое, неуловимое постукивание снастей, укрытой в бухте фелюги. Дикая луна, резкие тени, очерченные горные склоны, тонкий запах дыма, смешанный с другими – влажными и пряными. Быстрые людские тени, негромкий говорок, незнакомый и в то же время словно бы понятный, известный и вечный язык…

Высокий старик в драной черкеске: босой, сутулый, редкобородый, равнодушно торгуется с суетливым турком; а тот торопится, поглядывая на сонное море с опаской, словно дерзкая луна вот-вот наколдует казацкий шлюп.

Заворожил меня Советский, заворожил красным башлыком, сложенными крыльями, колышущимися поверх черкески. Это все он: ходил мягко, развернув плечи перед разинувшими рты туристами и рассказывал об адыгах, населявших когда-то эти берега, о черкесах, кубанском казачьем войске, о шустрых турках, промышлявших пиратством и работорговлей.

– Геленджик переводится как невесточка; здесь процветал невольничий рынок, отсюда увозили красавиц-черкешенок за море в турецкие гаремы. Казаки поставили крепость, разогнали турок, но название осталось…

И… замер казак на мгновение, словно дожидался опаздывающей музыки, чуть коснулась улыбка рыжеватых усов, и взлетели полы черной черкески, застучали стремительной чечеткой мягкие сапоги, порхнул алыми крыльями башлык – пошла, пошла гулять лихая казацкая плясовая.

Было? Не было?

– Спрос рождает предложение, – говорит Советский, – народ в здешних поселениях часто голодал. Что лучше – продать девчонку богатому турку или смотреть, как она же от голода пухнет? Вот сюда, например, в нашу щель, приходили турецкие фелюги, их загоняли по прорытому каналу в такую яму-бассейн, маскировали, чтоб с моря не было видно, и грузили-разгружали. Место, где была яма, до сих пор сохранилось, можно посмотреть.

– А куда делись поселения? – спросил кто-то.

– Смерч упал и полностью смыл оба аула. Их тут два было: на том и на этом склоне, – объяснил Советский. – Это давно было, более двухсот лет назад. Только с тех пор здесь никто не селился, а щель прозвали Красной…

Давно…

Лекция кончилась. Я сорвалась с места, подлетела к директору:

– Валерий Олегович, можно вас сфотографировать?

Он неожиданно смущается, я вижу, как краснеют щеки.

– Ну что ж, молодежь, давайте, фотографируйте.

Он позирует но, не смотря на смущение, сохраняет то изначальное волшебное, то, что так поразило меня в нем. Мерцают вспышки. Туристы опомнились, подходят, просят сняться с ним.

– Что ж я один, давайте вместе, – говорит Советский. Мы буквально приникаем к нему, Ольга смеется и снимает своим фотоаппаратом.

Наконец все успокоились, отпустили директора. Путевки сданы, подписи поставлены.

– Ну, жду вас на ужине, – напоминает директор. Туристы разбредаются по своим домикам, а мы наконец-то бежим к морю.

Берег по-прежнему пуст. Мы разочарованно смотрим друг на друга.

– А как же фестиваль? Он ничего не сказал о фестивале, – говорит Аня.

– Сами все узнаем, – отвечаю я.

Мы чинно расстилаем коврики, избавляемся от шортов, сбрасываем шлепки и, хохоча, бросаемся в прозрачную жидкую лазурь, лениво перебирающую галечник под нашими ногами.

Ах, как хорошо! Море принимает нас в свои большие нежные ладони и покачивает слегка.

Я вижу маму и Ольгу, они вышли на берег, высмотрели нас, помахали руками. Устроились рядом с нашими вещами. У Ольги купальник бледно-розовый, совсем простой; мама тоже терпеть не может всяких ухищрений и всегда покупает только черные купальники безо всяких украшений. Они уселись, и мама сразу же принялась мазать Ольгу кремом от солнца. Сама-то она никогда не мажется, а у Ольги кожа очень чувствительная. Я помню, как она сильно обгорела один раз, когда мы ездили на Оку. Валера, уже привычный, в плавках, неизменной шляпе, темных очках, но почему-то с папкой под мышкой, подошел к ним, заговорил о чем-то. Я показала Ане глазами, мы быстренько выбрались на сушу, навострили ушки.

Директор присел на выкинутое штормом бревно.

– Что случилось, Валер? – спросила Ольга.

Он достал платок из кармана, вытер пот со лба. Помолчал.

– Да ну их!

– Кого?

– Туристов! Ждал, ждал, по всему вокзалу бегал, троих так и не нашел.

– Бог с ними, сами доберутся.

– Нет, ну до чего народ у нас дурной! Ведь сказано же: будет автобус. Нет, двое на частнике уехали, а еще одна даже не знаю где. Ведь обдерут как липок!