Пляска смерти - Страница 6
– Если она не сможет тебя принять, посоветует кого-нибудь, кто может.
Ронни осторожно взяла карточку за уголок, будто боясь, что эта штука может цапнуть. Посмотрела на Натэниела расширенными от страха глазами, но карточку спрятала в карман джинсов.
– Прости меня, Анита. Прости мне это… все вот это. Мне очень жаль. – Она посмотрела на Натэниела, потом на меня. – А сейчас я уйду и оставлю вас расхлебывать эту кашу – как всегда делаю. Простите.
И она вышла. Дверь за ней закрылась.
Мы постояли втроем молча, ожидая, пока ударная волна уляжется. Но у нас были, конечно, и другие проблемы, кроме трудностей Ронни.
Мика повернулся ко мне:
– Так есть у нас каша, которую надо расхлебывать?
– Я пока не знаю, – ответила я.
– Но ты думаешь, что ты беременна?
Я кивнула:
– Последний месяц я пропустила. Я хотела выяснить точно, а потом уже говорить. – Вздохнув, я скрестила руки под грудью. – Тест на беременность я не купила, потому что не знала, как его проделать, чтобы никто из вас не узнал.
Натэниел встал рядом со мной, сбоку, чтобы не закрывать от меня Мику.
– Анита, тебе не надо проходить через все это одной. Пусть хоть один из нас держит тебя за ручку, пока ты будешь ждать, поменяют ли цвет полосочки.
Я посмотрела на него:
– Ты так говоришь, будто тебе приходилось.
– Однажды. Она не была уверена, что это от меня, но других друзей, чтобы держать за ручку, у нее не было.
– Я думала, что я у тебя первая.
– Она узнала, что я ни разу в жизни не был с девушкой, и решила ликвидировать этот пробел. – Он говорил совершенно будничным голосом. – Я это не очень хорошо умел, но она оказалась беременна. Скорее всего это был кто-то из ее клиентов, но мог быть и я.
– Клиентов? – спросил Мика.
– Она была тогда в игре, как и я.
Я знала, что «быть в игре» – означает проституцию, но обычно у Натэниела «игра» – это было время, когда он был на улице. С улицы он ушел в шестнадцать.
– И сколько же тебе было лет тогда? – спросила я.
– Тринадцать.
Выражение моего лица заставило его рассмеяться.
– Анита, я ни разу не был с девушкой, но мужчин повидал много. И она решила, что мне надо знать, как это с женщиной. Она была моим другом, защищала меня иногда, когда могла.
– А ей сколько было? – спросил Мика.
– Пятнадцать.
– Боже мой, – сказала я.
Он улыбнулся – своей ласковой, почти снисходительной улыбкой, которая всегда напоминала мне, какая у меня была тепличная жизнь.
– И она оказалась беременна, – тихо сказал Мика.
Натэниел кивнул.
– Шансы все были за то, что это не мой ребенок. Секс у нас был дважды. Один раз – чтобы я понял, нравится ли мне это. Второй раз, чтобы я лучше научился.
Лицо его стало мечтательным – я раньше такого не видела.
– Ты ее любил, – сказала я как можно мягче.
Он кивнул:
– Моя первая страсть.
– Как ее звали? – спросил Мика.
– Джини, ее звали Джини.
Я едва не удержалась от вопроса, но он впервые заговорил об этой стороне своей жизни, и я спросила:
– И что было дальше?
– Я держал ее за руку, пока проявлялся положительный результат. Ее сутенер оплатил аборт. Я поехал с ней и еще одна девушка. – Он пожал плечами, и тот тихий свет ушел из его глаз. – Она не могла его сохранить. Мы все это знали.
Вдруг у него стал очень печальный, тоскливый вид.
Я не могла этого видеть и обняла его, и он не сопротивлялся и обнял меня в ответ.
– Что с ней сталось? – спросил Мика.
Он напрягся в моих объятиях, и я знала, что ответ не будет приятным.
– Погибла. Попался ей не тот клиент, и он ее убил.
Я обняла его крепче:
– Натэниел, мне очень жаль.
Он обнял меня – судорожным, почти яростным объятием и отодвинулся, чтобы взглянуть мне в лицо.
– Мне было тринадцать, ей – пятнадцать. Мы оба были уличные проститутки. Оба сидели на наркоте. Ребенку там делать было нечего. – Очень серьезно смотрели его глаза. – Сейчас мне двадцать, тебе двадцать семь. У каждого из нас хорошая работа, деньги, дом. Я чист уже три, почти четыре года.
Я отодвинулась:
– Ты о чем?
– Я говорю, что у нас есть выбор, Анита. Выбор, которого в прошлый раз у меня не было.
У меня пульс забился в горле, грозя задушить.
– Даже если я… – со второй попытки я произнесла это слово, – …беременна, то не знаю, хочу ли я оставить ребенка. Вы ведь это понимаете?
В груди свернулся такой тугой ком, что дышать было трудно.
– Тело твое, – сказал он, – и я это понимаю. Я только сказал, что у нас сейчас не одна дорога, только и всего. А выбор – твой.
– Да, – сказал Мика. – Женщина – ты, и нравится это кому-то или нет, окончательный выбор должен принадлежать тебе.
– Твое тело – и выбор твой, – подтвердил Натэниел, – но тест на беременность нам нужен. Нам нужно знать.
– А сейчас мы опаздываем, – сказала я. – Вам, ребята, нужно в душ, и потом всем нам ехать к Жан-Клоду.
– И ты действительно со всем этим можешь ехать на прием? – спросил Натэниел.
– Должна.
Он покачал головой:
– Опаздывать сейчас модно, а Жан-Клод не будет возражать, когда узнает почему.
– Но… – начала я.
– Он прав, – перебил Мика. – Или только я считаю, что свихнусь, если буду вынужден сегодня улыбаться и кивать, все время гадая?
Я обхватила себя за плечи:
– Но что, если он окажется положительным, что, если…
Я даже договорить не могла.
– Тогда и разберемся, – ответил Мика.
– Что бы ни случилось, а все будет хорошо, Анита. Обещаю, – сказал Натэниел.
Мой черед настал посмотреть ему в лицо и осознать, как он молод. Между нами всего семь лет разницы, но это могут быть важные семь лет. Он обещает, что все будет хорошо, но некоторые обещания сдержать невозможно – как ни пытайся.
Ощущение тяжести сдавило мне горло, выступило на глазах. Я заревела и не могла остановиться. Натэниел обнял меня, прижал к себе, и почти тут же сзади придвинулся Мика. Так они и держали меня вдвоем, пока я выплакивала страх, смятение и гнев на себя – «злость» слишком слабое было бы слово.
Когда я немного отрыдалась и смогла дышать, не всхлипывая, Натэниел сказал:
– Я пойду принесу тест. Мика сходит в душ, пока меня не будет. Я как раз успею вовремя, чтобы тоже помыться, и мы опоздаем совсем чуть-чуть.
Я отодвинулась посмотреть ему в лицо:
– Но если там «да»? То есть как мы тогда поедем веселиться, если «да»?
Мика наклонился над моим плечом, прислонился щекой к щеке:
– Ты не хочешь знать, потому что тогда будет легче притвориться на вечеринке.
Я кивнула, и получилось, что потерлась об него щекой.
– Я принесу тест, – сказал Натэниел, – и мы его проделаем сегодня вечером, когда вернемся. Но возьмем с собой один или два.
От партнера, который считается подчиненным, странно было слышать такую интонацию. Не то что бескомпромиссную, а просто сообщающую, что будем делать.
– А что, если кто-нибудь его в наших вещах найдет? – спросила я.
– Анита, тебе придется когда-нибудь сказать Жан-Клоду и Ашеру, – сказал Натэниел.
– Только если результат будет положительный.
Он посмотрел на меня с сомнением, но кивнул:
– Хорошо, только если положительный.
Положительный. Черт, совершенно неправильное слово. Если я беременна, то факт этот резко отрицательный. Жирный и мерзкий отрицательный факт.
Глава третья
Через полтора часа мы припарковались на служебной стоянке за «Цирком проклятых». Натэниел помог мне наложить тени на веки. Он умел смешать десяток различных цветов и сделать так, будто никакой краски на мне нет, а глаза становятся неотразимыми. Практика у него была – он собственные глаза разрисовывал для сцены. Мое платье – это на самом деле был юбочный костюм. Черный плотный материал, такой, что пистолет в кобуре на пояснице не просвечивал через темную ткань. Как и нож в наспинных ножнах – рукоять скрывалась под волосами. Крест я оставила в «бардачке», поскольку шансы, что никто сегодня не попытается «случайно» воздействовать на меня вампирской силой, оценивались где-то между исчезающими и нулевыми. Да, они наши «друзья», но все равно каждый из них – мастер города, а я – Истребительница. Кто-нибудь не сможет подавить искушение меня испытать, ну хоть чуть-чуть. Как когда руку жмут слишком сильно. Но такое «рукопожатие» может оставить на теле ожог, а второй крестообразный шрам мне не нужен.