Плоть и кровь - Страница 7

Повернувшись к ним спиной, он представил себе, что они превратились в старую пожелтевшую фотографию.

Он направился к зданию центра. Ему пришлось пройти мимо запертых гаражей и одного из трех двенадцатиэтажных жилых зданий. Центр был невелик и вид имел довольно непрезентабельный: забитые досками окна и нерасшифровываемые граффити. На плоской асфальтово-черной крыше разлеглись четыре голых по пояс подростка с сигаретами во рту. Футболки они повязали на поясе. На крыше было столько битого стекла, что ребята вполне могли бы выступать факирами в цирке. Перед одним из парней лежала стопка бумаги, он сворачивал самолетики и пускал их с крыши. Судя по числу самолетиков в траве, в диспетчерской аэропорта сегодня выдалось напряженное утро.

С дверей центра краска облупилась, и один слой фанеры под ней был пробит ударом кулака или ноги. Но дверь была надежно заперта не на один, а на два навесных замка. Еще два парня сидели на земле, опершись спиной на дверь и вытянув перед собой ноги, – ни дать ни взять охранники, присевшие отдохнуть в тенечке. Рваные кроссовки, латаные-перелатаные джинсы. Может, мода у них такая. На одном была черная футболка, на другом – расстегнутая джинсовая куртка на голое тело.

– Закрыто, – сказал Джинсовая Куртка.

– А когда откроется?

– Ночью. Но полицейским вход воспрещен.

Ребус улыбнулся:

– Мы, кажется, не знакомы. Тебя зовут-то как?

В ответ он получил наглую улыбку. Черная Футболка издал полусмешок. В волосах парня Ребус заметил белые хлопья перхоти. Ни тот ни другой отвечать не собирался. Подростки на крыше встали на ноги, готовые спрыгнуть, если что.

– Крутые мужики, – сказал Ребус, повернулся и пошел прочь.

Джинсовая Куртка поднялся и догнал его.

– А что случилось-то, дяденька полицейский?

Ребус не повернулся в его сторону, но остановился.

– Обязательно должно что-то случиться?

Один из бумажных самолетиков, прицельно или нет, попал ему в ногу. Он поднял его. Парни на крыше беззвучно давились от смеха.

– Почему обязательно должно что-то случиться? – повторил он.

– Ну вы даете. Ведь вы не с нашего участка.

– Перемены – хорошая вещь, лучше только отдых.

– Под дых? За что?

Ребус снова улыбнулся. Теперь он повернулся к парню. Он, видно, только-только перерос юношескую прыщавость, и в ближайшие несколько лет его лицо обещало быть привлекательным, пока его не коснется печать деградации. Плохое питание и алкоголь сыграют свою губительную роль, если наркотики и драки не изуродуют его еще раньше. Волосы у парня были светлые, по-детски кудрявые, хотя и не густые. Он смотрел на Ребуса умными, прищуренными глазами. Ум его тоже был какой-то прищуренный, сосредоточенный только на одном – на следующем ходе. А еще в его глазах сверкала злость, и под ней что-то такое, о чем Ребус и думать не хотел.

– Ты прямо артист – тебе бы на «Фриндж».

– Видал я ваш фестиваль!..

– Разделяю твои чувства. Так как тебя зовут, сынок?

– Вы что – зациклены на именах?

– Я так или иначе смогу узнать.

Парень засунул руки в тугие карманы джинсов:

– Вам это не пойдет на пользу.

– Да?

Парень неторопливо покачал головой:

– Нет, не пойдет. – Он повернулся и пошел назад, к своим приятелям. – Не то в следующий раз ваша машина вообще здесь не появится.

Ну конечно: стоило Ребусу подойти поближе, как он увидел, что его машина лежит брюхом на земле. Вид у нее был такой, словно она хочет стать невидимкой. Но на самом деле у нее всего лишь были спущены покрышки. Они еще проявили великодушие – прокололи только две. Он оглянулся. Группки ребятишек как не бывало, хотя, наверное, они и смотрели на него с безопасного расстояния из окна многоквартирного дома.

Ребус оперся спиной на машину и развернул бумажный самолетик. Он был сложен из листовки «Фринджа», и рекламный текст на заднике сообщал, что данная театральная труппа переезжает из центра города, чтобы дать одно представление в клубе муниципального округа Гарибальди.

– Вы сами не ведаете, что творите, – пробормотал себе под нос Ребус.

Навстречу ему через футбольное поле шли какие-то молодые мамаши. Одна сотрясала коляску для успокоения плачущего младенца. Другая тащила за руку орущего во все горло малыша постарше, но тому это не нравилось, он отказывался двигать ногами, и они просто скребли землю. В конце концов и младенца в коляске, и того, что постарше, доставили обратно в Гар-Би. Хотя и не без сопротивления с их стороны.

Ребус не мог осуждать их за нежелание возвращаться.

В оперативном штабе сержант уголовной полиции Брайан Холмс, рассмеявшись какой-то шутке, протянул констеблю уголовной полиции Шивон Кларк пластиковую чашечку с кофе.

– Над чем смеемся? – полюбопытствовал Ребус.

– Над кальмаром.

– А, это тот, в ресторане?

Холмс кивнул, отирая воображаемые слезы с глаз:

– Блеск, правда, сэр?

– Блеск.

Ребус оглянулся. В оперативном штабе кипела целеустремленная деятельность. К стене были прикноплены фотографии жертвы и подземелья, неподалеку висел график дежурств. График был расписан на пластиковой доске, и женщина-полицейский жирным синим маркером вставляла соответствующие имена из своего списка против графы «Место дежурства». Ребус подошел к ней и на ухо шепнул:

– Сделай так, чтобы мы с инспектором Флауэром дежурили подальше друг от друга, ладно? Даже если для этого придется ошибиться.

– У меня могут быть неприятности, инспектор.

Она улыбнулась, и Ребус подмигнул ей. Все знают, что держать в опасной близости друг от друга двух враждующих детективов контрпродуктивно. Но Лодердейл был тут старшим, и список составлял он, а он так любил смотреть, как летят искры, что счастливее мог бы себя почувствовать разве что в литейном цеху. Холмс и Кларк догадывались, о чем говорит Ребус с сотрудницей, но помалкивали.

– Я иду в тупичок Мэри Кинг, – спокойно сказал Ребус. – Кто со мной?

Вызвались двое.

Ребус присматривал за Холмсом. Холмс заявления об увольнении пока не подал, но поди знай, когда его подбросит. Тот, кто поступает на службу в полицию, обычно тянет лямку долгие годы, но вторая половинка Холмса тащила его в другую сторону, и трудно было предугадать, кто победит в этой игре на перетягивание.

Зато Ребус перестал присматривать за Шивон Кларк. Ее испытательный срок остался позади, и она обещала стать отличным детективом. Умная, проницательная, с хорошей реакцией. Далеко не каждый полицейский может похвастаться всеми тремя достоинствами. Сам Ребус по их сумме мог набрать процентов тридцать – в лучшем случае.

Небо было затянуто тучами, и день стоял влажный; гнуса было видимо-невидимо, и ничто не предвещало ветерка, который разогнал бы скопище отвратных мелких тварей.

– Это кто – тля?

– Может, мошкара.

– Я вам скажу, что это: гадость невыносимая.

Когда они доехали до здания муниципалитета, все лобовое стекло почернело от мошек, потому что жидкость в бачке омывателя кончилась. Ребусу вдруг пришло в голову, что фестиваль неразрывно связан с Хай-стрит. Большинство других центральных улиц города оставались такими же – тихими или шумными, – как обычно. Хай-стрит всегда была в эпицентре событий. На небольшой парковке муниципалитета места не нашлось, а потому он остановился на Хай-стрит. Выходя из машины, он прихватил с собой обрывок кухонного полотенца, поплевал на него и протер лобовое стекло.

– Нам бы не помешал хороший дождичек.

– Не говорите этого.

У входа в тупичок Мэри Кинг были припаркованы фургон и трейлер – явный знак того, что строители вернулись на работу. Вход в мясную лавку опечатан, но реставрационные работы шли своим чередом.

– Инспектор Ребус?

Его ждал пожилой человек. Он был высок, подтянут и, несмотря на жаркий день, одет в кремового цвета дождевик нараспашку. Его седые волосы не отливали серебром, скорее, они приобрели какую-то горчичную желтизну; на кончике носа сидели очки со стеклами в форме полумесяцев, словно очки требовались ему исключительно для того, чтобы разглядывать трещины в тротуаре.