Плоть и кровь - Страница 5
– Тем не менее попробуйте мне о ней рассказать.
– Поменяться ролями? Что ж, я думаю, именно это и было у меня на уме. – Он чуть подался вперед в шезлонге, материал натянулся и издал жалобный звук. – Ну, тогда слушайте. Вы знаете Пилмьюир?
– Не валяйте дурака.
– Да, глупый вопрос. Квартал Гарибальди в Пилмьюире?
– Гар-Би – самый гнусный район в городе, а может быть, и в стране.
– Там есть хорошие люди, но вы правы. Вот почему церковь послала туда социального работника.
– И у него начались неприятности.
– Возможно. – Отец Лири допил пиво. – Это была моя идея. Там есть общественный центр, только он был уже несколько месяцев как заперт. Я подумал, что мы могли бы открыть в нем молодежный клуб.
– Для католиков?
– И для протестантов тоже. – Он откинулся на спинку. – Даже для тех, кто не верит. В Гарибальди преимущественно протестанты, но там есть и католики. Мы заключили соглашение и собрали кое-какие деньги. Я знал, что руководить этим может не всякий, тут нужен по-настоящему динамичный лидер. – Он нанес удар по воздуху. – Кто-то, кто смог бы объединить две стороны.
«Миссия невыполнима», – подумал Ребус. Эта схема саморазрушится за десять секунд.
Не последней из проблем Гар-Би было непримиримое разделение между католиками и протестантами или отсутствие такового – это как посмотреть. Протестанты и католики жили на одних и тех же улицах, в одних и тех же многоэтажках. По большей части они жили в относительной гармонии и равной бедности. Но поскольку делать в районе практически было нечего, молодежь стремилась организоваться в противостоящие друг другу банды и развязать военные действия. Каждый год происходило по меньшей мере одно генеральное сражение, в которое приходилось вмешиваться полиция. Обычно это случалось в июле, обычно где-то вокруг двенадцатого числа[11], в святой для протестантов день.
– И вы призвали на помощь спецназ? – спросил Ребус. Отец Лири не сразу оценил шутку.
– Ни в коем случае, – ответил он. – Мы нашли молодого человека, самого обычного, но у него есть внутренняя сила. – Его кулак рассек воздух. – Духовная сила. Сначала это был сплошной кошмар. В клуб никто не ходил, зато окна били исправно – не успевали вставлять заново, все исписано пуще прежнего, только теперь еще с личными оскорблениями. Но потом начался прорыв. Казалось, чудо свершилось. Посещаемость стала расти, причем с обеих сторон.
– И что же случилось?
Плечи отца Лири обвисли.
– Как-то все пошло не туда. Я-то мечтал привлечь ребят к спорту, может, создать свою футбольную команду, что-нибудь в этом роде. Мы купили форму и подали заявку в местную лигу. Но ребятам все это было не нужно. Они приходили и часами ошивались в клубе, остальное их не интересовало. Да и о балансе говорить теперь не приходится – католики прекратили вступать в клуб. А из прежних большинство перестало ходить. – Он посмотрел на Ребуса. – Не подумайте, что я просто ищу себе оправданий.
Ребус кивнул:
– Клуб захватили протестантские банды?
– Я этого не говорил.
– Очень похоже на то. А что же этот ваш социальный работник?
– Его зовут Питер Кейв. Он по-прежнему туда ходит, на мой взгляд слишком часто.
– Все равно пока я не вижу проблемы.
Вообще-то, проблему он видел, только предпочитал, чтобы ему о ней сказали прямо.
– Джон, я общался с людьми и там, и в других частях Пилмьюира. Банды не стали ни лучше, ни хуже, только теперь они объединили усилия и поделили сферы влияния. В результате они теперь лучше организованы: вместо потасовок устраивают в клубе собрания и перекраивают территорию.
– Ну, хоть не торчат на улицах.
Отец Лири не улыбнулся.
– Так возьмите и закройте ваш молодежный клуб.
– Легко сказать. Для начала выглядеть это будет неважно. И разве это решит что-нибудь?
– А с мистером Кейвом вы говорили?
– Он меня не слушает. Его как подменили. Это-то и беспокоит меня больше всего.
– Прогоните его.
Отец Лири сердито затряс головой:
– Он мирской человек, Джон. Я не могу ему приказывать. Мы сократили финансирование клуба, но деньги на содержание откуда-то поступают.
– Откуда?
– Я не знаю.
– Много?
– Да много-то и не нужно.
– И чего же вы хотите от меня?
Ребус долго пытался удержать себя от этого вопроса.
Отец Лири снова устало улыбнулся ему:
– Откровенно говоря, я не знаю. Может быть, мне просто нужно было кому-нибудь об этом рассказать.
– Не морочьте мне голову. Вы хотите, чтобы я туда съездил.
– Только если сами захотите.
Теперь пришел черед улыбаться Ребусу.
– Я бывал в местах и поприветливее.
– Но и в местах похуже.
– Я вам и про половину из них не рассказал, святой отец.
Ребус допил пиво.
– Еще?
Он покачал головой.
– Здесь так хорошо и тихо, верно?
Отец Лири кивнул:
– Вот в чем прелесть Эдинбурга – спокойное местечко всегда где-нибудь неподалеку.
– Так же как и беспокойное. Спасибо за пиво. – Ребус поднялся.
– А ваша команда вчера выиграла.
– С чего вы взяли, что я болею за «Хартс»?
– Они же протестанты? И вы тоже протестант.
– Сгинь, нечисть протестантская, – рассмеялся Ребус.
Отец Лири поднялся на ноги. Морщась от боли, распрямил спину. Он намеренно демонстрировал свою немочь. Что взять со старика?
– Что касается Гар-Би, Джон, – сказал он, широко разводя руки, – то я целиком в ваших руках.
«Как гвозди, – подумал Ребус, – как гвоздь столярный ты в моих руках».
3
В понедельник утром Ребус снова был на службе – в кабинете старшего суперинтенданта.
Фермер Уотсон лично разливал кофе себе и старшему инспектору Лодердейлу. Ребус отказался. Он в последнее время пил только декафеинизированный, а Фермер даже слова такого не знал.
– Ну и вечерок выдался в субботу, – сказал Фермер, протягивая Лодердейлу захватанную кружку. Лодердейл принялся незаметно большим пальцем стирать с кромки темные пятна. – Кстати, как ты себя чувствуешь, Джон, получше?
– Гораздо лучше, сэр, спасибо, – сказал Ребус и глазом не моргнув.
– Чтобы такие – и прямо под зданием муниципалитета!
– Да, сэр.
– Так что у нас есть?
Настала очередь вступить в разговор и Лодердейлу.
– У жертвы семь пулевых ранений; стреляли, похоже, из револьвера калибра девять миллиметров. К концу дня поступят результаты баллистической экспертизы. Доктор Курт говорит, что смертельным оказался выстрел в голову – последняя пуля. Его заставили помучиться. – Лодердейл отхлебнул кофе (кромку он уже очистил).
Дальше по коридору развернули оперативный штаб для расследования убийства, ответственным назначили Лодердейла. Поэтому сегодня на нем был его лучший костюм. Предстояло общаться с прессой и, может быть, раз или два мелькнуть на экране телевизора. Лодердейл явился в полной готовности. Ребус с удовольствием опрокинул бы кружку кофе на сиреневую рубашку и галстук с «турецкими огурцами».
– Какие мысли, Джон? – спросил Фермер Уотсон. – Кто-то вроде бы упоминал шестерной комплект.
– Да, сэр, в Северной Ирландии так обычно карают провинившихся.
– Я слыхал про коленную чашечку.
Ребус кивнул:
– За небольшие провинности простреливают локти и голеностопные суставы. За серьезные проступки – колени. И наконец, шесть выстрелов подряд – в оба локтя, обе голени, оба колена.
– Ты хорошо осведомлен.
– Я служил в армии, сэр. До сих пор интересуюсь этими делами.
– И в Ольстере был?
Ребус задумчиво кивнул:
– В самом начале.
Старший инспектор Лодердейл осторожно поставил кружку на столешницу.
– Но ведь обычно они провинившегося не убивают?
– Обычно не убивают.
На несколько секунд в кабинете воцарилось молчание, которое нарушил Фермер.
– Карательный отряд ИРА? Здесь, у нас?