Пленники чёрного метеорита. HЛO из Грачевки
(Фантастические повести) - Страница 7

— Это верно, ваша милость, кругом, — согласился Брус. — Не найдете такой дыры, где бы их не было. Но и то сказать, как еще узнаешь, верит народ, что ты Бескорыстный, или нет? А так посылаешь шпиона потолкаться на рынке, он тебе и докладывает: так точно, мол, все, как один, верят, весь народ только и мечтает положить жизнь во славу Бескорыстного Вождя…

— А если кто-нибудь не мечтает? — настаивала Марина.

— Ну, про этих Бескорыстному не докладывают, зачем такого человека огорчать? На то есть начальник Единодушного Одобрения.

— Какой начальник? — переспросил Ростик.

— Единодушного Одобрения. Когда-то все и правда были за Бескорыстного, и он даже слыл защитником слабых и угнетенных. У него тогда друзей было много, и они всю страну освободили от загорных борзаков, которые тут хозяйничали.

И Серебрилл — меч этот… Бескорыстный с ним не расставался. Бывало, как в битве или стычке какой — все равно, сверкнет только лезвие голубое, самосветное — сейчас враги разбегаются. Потому что против Серебрилла воевать сумасшедший разве что станет, да псаук безмозглый.

Так, значит, всех и победили. Жизнь пошла — лучше некуда, мир, достаток. Грабители из-за гор и носа не высовывали. И так это славно лет пятнадцать пролетело — до сих пор люди вспоминают… Ну, друзья Бескорыстного, которые разъехались постепенно, а которые и померли, один он остался. Но не успокоился, все подвигов хотел, искал, кому бы помочь бескорыстно. И надумал, наконец, напасть на загорские земли.

Как сейчас помню: созвали нас в воскресенье на городскую площадь, и стал нам Бескорыстный расписывать, как тяжело жилось при борзаках и что, мол, перед потомками, первейший наш долг — вырвать с корнем эту заразу, уничтожить разбойничье логово у наших границ. Ну, мы молодые тогда были, зеленые совсем, вроде вас…

Брус вдруг поперхнулся.

— То есть я не то… ваша милость. Я не вам… не вас.

Ростик отмахнулся:

— Дальше, дальше!

— Ну и вот… Я говорю… молодые были, юные, стало быть. Ну и кричим ему, Бескорыстному, веди, мол, мы им покажем!..

А старики-то молчат.

А Бескорыстный кричит:

— Что же вы? Смелее! Наша слава ждет нас там!

Выхватил он меч и показывает на горы. Тут все так и сели — лезвие-то не светится!

А Бескорыстного чуть и вовсе удар не хватил, побледнел он, безумными глазами поглядел на меч, потом на нас, но ничего не сказал — повернулся и ушел.

После уж нам разъяснили, что из-за большого числа добрых дел, которые совершил Бескорыстный, волшебная сила у меча кончилась. Да только проверить нельзя было, никто другой его в руках не держал…

С тех пор и пошло: доносы, шпионы — очень уж Бескорыстного заботит, как к нему народ теперь относится, зовут ли все еще Бескорыстным или выдумали новое прозвище. Набрал он себе помощников, а те и рады — законы издают, недовольных ловят. И сказано: к Бескорыстному относиться всем одинаково — с любовью и уважением, и что он ни скажет — сейчас воем выражать Единодушное Одобрение… Такая вот жизнь наша… Ну, пришли…

Они остановились перед низенькой дверцей с зарешеченным окошком, сквозь которое снаружи пробивался бледный свет. Брус отпер дверцу и по коридору вывел наконец Марину и Ростика на воздух — в тесный хозяйственный дворик позади замка Бескорыстного. Здесь они укрылись в тени раскидистого дерева и осмотрелись.

— Ворота видите? — прошептал Брус. — Сразу за ними повернете налево и бегом на перекидной мост. За мостом уже две дороги. Налево — вниз, в город, а направо — в горы. Но в горы не ходите, там такие чудовища обитают, что в одиночку да без опыта нечего и соваться. Бегите вниз — если будет погоня, спрячетесь в переулках. А дальше так, спросите харчевню старого Перешника на борзаковской дороге, ее всякий знает. Ну, а старику шепнете, что, мол, привет ему от Бруса, Он вам поможет… Да! Серебрилл-то без надобности из ножен не вынимайте, ваша милость, да поглядывайте вокруг повнимательней. Ну а если уж придется драться — тогда рубите смело, нет такой силы, чтобы против этого меча устояла!

— А вы-то что же, остаетесь? — спросил Ростик.

— Нет, — ответил. Брус. — Оставаться мне никак нельзя. Мне теперь с Бескорыстным не по пути. Только и с вами я не пойду, уж не сердитесь. Не тянет меня больше на приключения, стар стал. Если Перешник спросит про меня, скажите — на север ушел, родственников навестить… Ну, прощайте. Вам первым бежать…

Ростик хотел ему что-то сказать, но в это время из замка донеслись протяжные звуки трубы. Брус махнул рукой. Быстрее!

Марина и Ростик вышли из тени, миновали сараи и коновязь и бегом пустились к воротам. Как Брус и говорил, за воротами оказалась мощенная камнем дорога, ведущая к подъемному мосту. По ту сторону рва поднимались черные зубцы скал. Охраны нигде не было видно, наверное, она попряталась от лучей нещадно палящего солнца.

Мост прошли без помех. Дальше дорога повернула влево и стала спускаться в долину. Внизу показались громоздящиеся друг над другом крыши города…

Арвид кончил мести и выбросил мусор в большой деревянный ящик, стоявший у дверей. Веник он швырнул туда же и на подгибающихся от усталости ногах поплелся к своему месту.

— Веселей шевелись, дохлятина! — крикнул ему один из дежурных сержантов.

— Ничего, когда пойдут глоты, у этого молодца прибавится резвости, — добавил другой, сдавая карты.

— Только пятки засверкают! — взвизгнул третий, толстенький краснощекий коротышка, и затрясся от хохота, радуясь собственному остроумию. Первые двое, глядя на него, тоже загоготали.

Несколько заспанных физиономий поднялись над нарами, и кто-то спросил хриплым шепотом:

— Что, подъем?

— Ну-ка, тихо там! — рявкнул сержант. — На цепь захотели?

Головы сейчас же попрятались.

Арвид добрался, наконец, до своего места в дальнем конце казармы. Здесь, у стены, рядом с крохотным окошком, выходящим на освещенный прожекторами плац, приткнулись двухъярусные нары. Угол этот считался особым, мелюзгу желторотую только что набранную по деревням, сюда не селили, нары стояли широко, не в ряд, и помещались на них ребята, успевшие нюхнуть пороху.

Арвид снял кожаный панцирь, ослабил ремни на сапогах, бросил на тумбочку штык и фонарь и без сил повалился на нары.

Несмотря на усталость, сон все не шел. В тяжелом спертом воздухе казармы глухо раздавался дружный храп, чей-то надсадный кашель, тихо потрескивал динамик сигнального пульта на столе дежурного. Из-под решетки у противоположной стены доносились стоны и всхлипывания пленного нетопыря, на котором во время занятий децим Беляш демонстрировал болевые приемы. Встревоженные близким соседством нетопыря, угрожающе порыкивали коняки в стойлах, трещало дерево, когда они точили о него свои крепкие загнутые когти.

Над собой Арвид видел плохооструганные доски верхних нар. Стоило лежавшему там Выдерге повернуться с боку на бок, как на Арвида сквозь широкие щели сыпалась соломенная труха. Ворочался Выдерга часто, шумно вздыхал и, наконец, шепотом спросил:

— Хруст, эй, Хруст… ты спишь?

Арвид промолчал. Хруст… Прошло всего несколько дней с тех пор, как он стал Хрустом, курсантом отдельной учебной центурии, но ему казалось, что никто не называет его Арвидом уже целую вечность.

В гарнизонном госпитале, где его держали из-за контузии, он звался «лежачим из второй палаты», только старый военный знахарь во время ежедневного обхода называл его «голубчиком-привстаньте».

Однако, когда Арвид пытался рассказать добродушному старичку о том, как по музейному коридору попал сюда из другого мира, тот лишь досадливо морщился и назначал новые процедуры.

— Придется, голубчик, вам полежать еще день-два, — говорил он, протирая очки. — Да вы не расстраивайтесь — все это пройдет! Главное — не вставайте и не думайте ни о чем.

В конце концов, Арвид понял, что лучше помалкивать, если не хочешь проторчать здесь всю жизнь. Он должен отыскать дорогу домой, но для этого нужно, как минимум, выбраться из лазарета.