Пленница Волчьего Пламени (СИ) - Страница 6

— Дядя Толвар ни разу не поднимал плеть на рабов!

— Я не дядя Толвар. Привыкай. Пойдешь сама или опять связать тебя?

— Пойду, — бросила Вирелла.

Что ей остается? Он во всем прав. У него есть документ, подписанный ее матерью. Его право на нее скреплено навечно. Навечно! Как, как мама могла так с ней обойтись?!

Оборотень зашагал по тракту. Ви поплелась следом. В голове завертелись ужасные картины ее будущего среди нелюдей. Он заставит ее работать на себя? Или… делать те постыдные вещи, что нужны мужчинам от женщин?

Вирелла не была неженкой и белоручкой. В доме дяди и мать, и она не были прихлебательницами и дармоедками. Обе старались отработать кров и хлеб. Конечно, самую черную работу им никто не поручал, но они не брезговали помогать и по дому, и на скотном дворе.

Девушке случалось наблюдать сношения животных — и слуги объясняли ей, что от этого рождается помет. И у людей случается так же. Она знала, как многие мужчины в их городе используют самых красивых рабынь. Пару лет назад дядя Толвар тоже привел одну такую…

Не прошло и месяца, как бедняжка отравилась насмерть рыбной похлебкой. А дядя потом несколько недель не разговаривал с тетей Фетмой. Мама говорила, что злыдня сжила со свету соперницу.

Вирелле было безумно жаль красивую девушку с глазами олененка. Она ни в чем не была виновата. Наверняка ей ничуть не хотелось служить подстилкой женатому мужчине и вызывать ненависть его жены. И погибнуть из-за ее ревности. Ее просто продали на утеху и погибель.

И вот теперь сама Ви в таком же положении. Какая-то рабыня. Ее продали, не спросив ее воли, ее желания. И как этот зверь станет ее использовать — ведомо лишь богам…

И кто знает — вдруг у него тоже есть ревнивая жена? Волчица, которой порешить соперницу — что травинку растоптать?.. Среди волков уж точно никто не заступится и не станет переживать за пришлую рабыню-человечку.

Так они шли еще пару часов. А потом оборотень объявил привал и перекус. Интересно, он сейчас пойдет охотиться на зайцев? Сдерет с бедного зверька шкурку заживо и сожрет сырым?

К удивлению Виреллы, Фернир охотиться не стал. Вытащил из-под широкой полы кафтана кожаный мешочек. Совсем небольшой. Сунул руку внутрь — и достал кусок ароматной буженины! Большой и тяжелый… Который совсем не мог уместиться в таком маленьком мешочке…

А следом — головку сыра, буханку хлеба — да не черствых сухарей, а свежего и душистого, словно только что из печи! Виреллу аж обдало теплом, исходившим от буханки.

И даже маленькую скатерку, свернутую в несколько раз. Ви поняла, что стала очевидцем некой запредельной магии. В их мелком провинциальном городке магов почти не было. Несколько лекарей, да и те больше пользовались отварами да порошками.

Чары использовали только за приличную плату — и в непростых случаях. Слишком много сил отнимало колдовство. Среди простых людей ходили слухи, что сами знахари платили ни много ни мало — днями своей жизни. Потому и не практиковали чары в лечении. Кому охота губить себя самого ради чужого спасения? Да и ради денег не особо.

Другой магии, кроме лекарской, Вирелла и вовсе не видала. Хотя слышала истории о разных чудесах и диковинах. И вот у нее на глазах творилось самое натуральное волшебство!

Девушка зачарованно смотрела, как Фернир расстилал скатерку, раскладывал на ней мясо, хлеб и сыр. Нож он отстегнул с пояса. Ловкими быстрыми движениями, не примеряясь, отсек тонкие, идеально ровные куски. Сложил бутерброды. Подвинул пару к Вирелле.

— Ешь. Захочешь добавки — не стесняйся, еще нарежу.

Девушка сглотнула слюну. Но не притронулась к зазывно пахнущей пище. Выжидающе смотрела на оборотня. Тот заметил ее взгляд, поднял бровь.

— Думаешь, отравлю? И зачем оно мне надо? Переводить добротную еду, когда можно спокойно перерезать горло?

Вирелла вздрогнула. Перед глазами вновь встала картинка, как легко и четко он нарезал бутерброды. А ведь и верно. Что мешало ему так же непринужденно отсечь ей голову? Хоть мечом в заплечных ножнах, хоть этим самым кинжалом. Он с легкостью бы одолел ее и тем, и другим. И голыми руками.

Это и так понятно. Но он мог подсыпать ей чего-то другого. Того, что заставляет людей терять голову и забывать, что они творят. Такому Ви тоже не собиралась поддаваться.

Кажется, волчара уловил и эту ее мысль. Хмыкнул.

— И дурманить мне тебя тоже ни к чему. Хотел бы — взял силой в любой миг.

Девушка вновь затрепетала. И тут зверь был прав. Она вся в его власти. Ни к чему прибегать к ухищрениям. Он может сотворить с ней все, что ему вздумается. Убить, лишить девственности, продать или подарить другому. Так решила родная мать.

Слезы вновь подступили к глазам. Прежде чем она всхлипнула, оборотень поспешно бросил:

— Ешь давай, сколько можно повторять? Хватит себя жалеть! Раз до сих пор не зарезал, не снасильничал — чего бояться-то? Будешь голодом себя морить — силенок сбежать не хватит!

Теперь Вирелла сама хмыкнула. Ну-ну, можно подумать, пара кусков буженины ей помогут против него. Но упрямиться дальше не стала. Взяла душистую краюху с сочным мясом и сыром, надкусила. И уплела за обе щеки.

Второй кусок тут же отправился следом. Оборотень усмехнулся и нарезал еще несколько, не дожидаясь ее просьбы. Когда оба насытились, он свернул скатерку и засунул обратно в колдовской мешочек. А затем поглядел на Ви… будто ждал чего-то.

— Ничего сказать не хочешь?

— А надо?

— Нда. Твоих мать с дядей надо самих высечь, за то что воспитали такую невежу. Или у вас во всем городе не принято благодарить за еду?

Теперь усмехнулась Вирелла.

— Вообще-то не принято. Рабам. Ни разу не слышала, чтобы раб говорил хозяину спасибо за пищу. Хозяин кормит раба, чтобы тот мог исправно служить и не издох. Это все равно что обувь почистить или кафтан заштопать. Не будешь ведь ходить в грязном и дырявом. Так и полудохлого раба держать ни к чему.

Оборотень скривился с досадой. Похоже, Ви его уела! Так-то, получи, чудище зловредное! Не все же ему над ней насмехаться.

— А ты хочешь, чтобы с тобой как с рабыней обращались? Гляди, могу ведь и сделать все, чего ты так боишься.

Непроизвольная ухмылка сползла с лица девушки. Да уж,

— Не хочу, — буркнула она. — За еду спасибо.

— На здоровье. Вставай, пойдем дальше. До заката далеко. Еще успеем пройти немало.

Она повиновалась, неохотно поднялась с земли и пошла подле него, с трудом приноравливаясь к быстрому шагу оборотня. Он тоже явно старался замедлиться, подстроиться под нее. Но подчас забывался и привычно ускорял шаг.

— Ты собираешься идти пешком до своей родины? — спросила Ви.

— А что ты предлагаешь?

— Я думала, раз ты так богат, чтобы купить рабыню, лошадь тоже мог купить.

Фернир хохотнул.

— А ты верхом умеешь ездить? Так, чтобы от рассвета до заката в седле трястись?

Ви покраснела. Ездить она, конечно же, умела. Но целый день в седле ей и верно не по силам… Но и пешком в такую даль не легче.

— Кроме того, кое-чего ты не знаешь. Ни одна лошадь не примет волка всадником. Встревожится, даже если я просто окажусь рядом. А уж если попытаюсь сесть на нее, совсем взбеленится. Так что верховая езда не для меня.

— И ты все время ходишь пешком?

— Вообще-то волки перемещаются на большие расстояния в истинном обличье. Но с тобой это не получится. Разве что посадить тебя сверху — как всадницу на коня. Но к такому ни ты, ни я не готовы.

Если до этого щеки Виреллы покрыл стыдливый румянец, то теперь она залилась пунцом от ушей до кончиков волос.

— Я лучше пешком, — буркнула и засеменила быстрее.

И будто услышала беззвучное хихиканье оборотня. На самом деле он и не думал смеяться, молча шел вперед. Это Ви упорно казалось, что он каждым словом и движением высмеивает ее.

Не прошла даром жизнь с теткой Фетмой и ее подпевалами, которые норовили высмеять Виреллу и ее мать по поводу и без повода. Вот и этот оборотень… Боги знают, что у него на уме. А ей мерещится, будто он над ней постоянно издевается.