Пленница - Страница 9

— Это всего лишь изящная старинная лампа, — промолвил Жозеф.

Верно, ах как верно! Алекс кивнула. Нужно уходить. Нужно забыть эту лавку, эту лампу и свои романтические бредни.

«Купи ее».

Эти слова громом прогремели у нее в голове. Отчетливо. Повелительно.

И она почувствовала, что он стоит за спиной, она ощутила исходившую от него силу и убежденность.

С тех пор как девушка покинула Нью-Йорк, она ни разу не чувствовала его присутствие.

Что-то должно произойти. Удивительное. Ошеломляющее…

— Алекс? — всполошился Жозеф. — Что с вами? Вам опять плохо?

Алекс не в силах была отвечать. В голове все еще звучал его голос. Он приказывал: «Купи ее. Забери ее. Так надо».

«Так надо! — гремело у нее в ушах. — Так надо! Так…» Никогда прежде он не разговаривал с нею в таком тоне.

— Алекс? — окликнул Жозеф.

Она подняла глаза, привлеченная странными нотками в его голосе, и увидела, что юноша сильно побледнел.

— Что здесь творится, Алекс? — понизив голос до шепота, он принялся тревожно озираться.

— Я беру ее, — сухо заявила она. И тут же почувствовала, что он не будет настаивать на обратном. — Сколько?

— Сто пятьдесят долларов, — вмешался торговец, держа перед собою бумажку с нацарапанными на ней цифрами. Не успела Алекс промолвить и слово, Жозеф накрыл ее руку своею и, заглянув в глаза, хрипло сказал:

— Вы не могли захотеть купить эту штуку сами.

Однако в ушах у Алекс по-прежнему звучал повелительный голос: «Так надо!»

— Так надо.

Пушистые ресницы на миг прикрыли серые глаза. Жозеф неохотно убрал руку. Он повернулся к отцу и резко заговорил с ним. Отец и сын тут же горячо заспорили. Но вот юноша обернулся к Алекс:

— Для вас он снизит цену до пятидесяти долларов.

— Спасибо. — Она полезла в карман рюкзака. Ее сердце билось, как птица в клетке. Мужчины следили за тем, как девушка выписывает чек. Ее руки заметно тряслись.

И тут Блэкуэлл сказал:

— Теперь мы можем уйти, Александра.

Голова у Алекс шла кругом.

Она стояла на ступеньках магазина перед Жозефом, и ей хотелось смеяться и плакать, обнять этого милого мальчика и бежать прочь отсюда. Жозеф не спускал с нее глаз. Алекс криво улыбнулась:

— Между прочим, завтра я собираюсь побывать в музее.

— О, да ведь я знаю его, как свои пять пальцев! — просиял юноша. — Вы позволите быть вашим гидом? Клянусь, я сделаю все, чтобы вам понравилось… Я даже покажу вам потайной ход.

— Я буду очень рада, Жозеф, — кивнула Алекс. — Увидимся завтра.

Он следил за тем, как новая знакомая закидывает за плечи рюкзак, все еще держа лампу в руках, и уходит прочь. Алекс ощущала этот взгляд спиной — пока не повернула за угол. До чего же странно. Она до сих пор упорно пыталась вспомнить, где и когда могла встречаться с ним раньше. Только ей почему-то казалось, что его звали по-другому.

Солнце клонилось к закату. Откуда-то сверху донесся протяжный крик на арабском. Алекс застыла от неожиданности. Но сразу догадалась, что слышит всего лишь призыв муэдзина к вечерней молитве.

Несколько местных жителей, шедших по тесной улочке, мигом пали ниц на том самом месте, где их застал крик с минарета, лицом к Мекке на восток. Алекс невольно прижала к себе лампу. Почему-то она показалась ей горячей. И в то же мгновение на девушку накатила неимоверная усталость. Она была уверена, что теперь дух Блэкуэлла ее покинул. Хотя, несомненно, это он говорил с нею там, в магазине. Ведь она слышала его голос совершенно отчетливо. И не только она. Жозеф и его отец опешили, услышав незнакомый мужской голос. Хотя предпочли об этом умолчать.

Да, дух Блэкуэлла обитает здесь, в Триполи. Она не зря прилетела за тридевять земель. Однако их все еще разделяет временная бездна. Может быть, то, что она услышала его голос, означает, что он пытался прорваться сквозь тьму веков, чтобы оказаться рядом с нею? От одной мысли об этом Алекс пробирала дрожь. Зачем ему это, скажите на милость? Что ему от нее нужно?

Темнело на удивление быстро, а Алекс все еще стояла на месте, опасаясь помешать арабам, молящимся на мостовой. Вновь накатила дурнота. Ну что ж, коль скоро горе-путешественница опять грохнется в обморок — винить в этом ей придется только себя. Нечего было мотаться по городу после столь утомительного, изматывающего перелета. Только сейчас до нее дошло, что под влиянием всего пережитого в магазине она шла обратно пешком, вместо того чтобы взять такси.

Прохожие уже закончили молиться и снова спешили по своим делам по темной улице. Алекс пошла за ними.

Лампа становилась все горячее, будто сама по себе разгоралась у нее в руках. Пока не обожгла ладони.

Алекс совсем опешила. Она уставилась на гладкую, тускло поблескивавшую в руках безделушку. Она действительно жгла ладони. Алекс была бы рада бросить ее, но не могла разжать пальцы.

Да что же это такое?..

А тут еще проклятое головокружение. Перед глазами все плыло. Или здесь сумерки такие? Алекс зажмурилась. Ноги стали ватными. Тут ей стало страшно не на шутку.

Дура, идиотка! С какой стати ее понесло на улицу в этот час?! Вот хлопнется в обморок — кто станет ей помогать?

А руки жгло нестерпимо. Алекс закричала, но вместо крика раздался слабый писк. Совершенно непостижимым образом утратив контроль над собой, она не смогла ни бросить лампу, ни двинуться с места. По сути дела, она вообще перестала чувствовать тело — будто ее душа вылетела из него.

От ужаса Алекс совсем потеряла голову. Лампа наверняка уже спалила ей руки. Ночь закружилась вдруг бешеным вихрем, слизывая улицу. Тьма, тьма, вокруг густая и вязкая тьма. Все тело налилось свинцом.

Внезапно вспыхнувшая в голове мысль заставила ее сделать несколько шагов вперед. Видимо, виной всему было не просто переутомление, нет — ее угораздило подцепить какую-то тропическую заразу. Ее уже парализовало. Неужели ее судьба — умереть вот так, на улице?

Алекс попыталась позвать на помощь. Но то ли губы вообще не раскрылись, то ли раскрылись, но не издавали ни звука. Больше всего на свете ей хотелось сейчас отшвырнуть подальше лампу, но руки отказывались слушаться. Ладони жгло, жгло нестерпимо. А ночная тьма все быстрее крутилась вокруг нее.

Внезапно она ощутила, что кружащийся вихрь превратился в необъятных размеров воронку, подобную некоему циклону, который неумолимо затягивает ее в себя.

Казалось, Алекс привели в чувство сразу несколько ощущений. Прежде всего — бившее в глаза ослепительное солнце, затем — острые булыжники, которые пребольно впились в спину. В ушах шумело, к горлу подступала тошнота.

Алекс попыталась открыть глаза — и тут же зажмурилась, не в силах выдержать яркий свет. В висках застучало с удвоенной силой.

Что с нею случилось? Где она?

Алекс заставила себя приоткрыть глаза и заметила прямо перед собой белую стену какого-то здания. Ее взгляд скользнул выше, на оранжевую черепичную крышу и единственное распахнутое настежь окошко, на котором почему-то не было ни занавесок, ни жалюзи. Узкая дверь под арочным входом скорее всего заперта наглухо. Правда, судя по запаху, кто-то из обитателей дома готовил некое чрезвычайно острое блюдо. Да, пахнет жареной бараниной. И тут ее слуха коснулись нежные женские голоса, о чем-то болтавшие по-арабски. Оживленный разговор то и дело прерывался звонким смехом.

Алекс кое-как заставила себя сесть, огляделась. В висках снова застучало. Она не могла припомнить ни эту узкую загаженную улочку, на которой сейчас находилась, ни нависшие над нею каменные здания. И тут же заметила тускло блестевший голубой бок масляной лампы, валявшейся рядом.

Боже милостивый, да что же все-таки случилось? Алекс отлично помнила, как попала в магазин. Там познакомилась с Жозефом и купила лампу. Там она слышала голос Блэкуэлла. А что было потом? Как она оказалась в этом тесном вонючем переулке? Она что, забрела сюда в беспамятстве? Ей опять стало дурно? Но ведь сейчас, судя по всему, примерно полдень — значит, она провалялась без сознания всю ночь? И куда ее занесло? Это явно не тот квартал, где находилась антикварная лавка. В этом Алекс была уверена. В центре города, да еще рядом с музеем, не могло быть таких трущоб. Кстати, очень странных трущоб. Рядом с домом она увидела самую настоящую помойную яму — ее предназначение доказывало висевшее над нею на веревке грязное ведро.