Пленница - Страница 12

У нее по спине побежали мурашки. Не может быть! Не может быть! В голове все плыло и кружилось — наверное, вот так и сходят с ума. Или же ей каким-то образом удалось попасть в иное время, в начало девятнадцатого века!..

Нет, невозможно. Это безумие.

Алекс снова посмотрела на гавань — все то же.

А вдруг она не сошла с ума? Вдруг она вернулась назад, в прошлое? И теперь находится в Триполи девятнадцатого века? О Господи! Ведь здесь сейчас должен быть и Ксавье Блэкуэлл!

Алекс вцепилась в край скамейки. Сердце так бешено билось, что казалось, вот-вот выскочит наружу. Она все еще с трудом верила собственным глазам — хотя уже понимала, что именно видит. Необходимо успокоиться и как следует подумать. Похоже, самые дикие мечты обернулись явью, не так ли?

И тут Алекс поняла, почему ни разу с тех пор, как очнулась, она не смогла дозваться духа Блэкуэлла. Потому что сейчас он живой, а не мертвый. И теперь остается лишь разыскать его.

Она глубоко вздохнула. Страх отступил. Конечно, она сумеет его отыскать. Разве иначе она смогла бы совершить это невероятное путешествие во времени? Здесь вмешалась сама судьба. Их союз предречен — и неизбежен.

И тут новая, ужасная мысль сверкнула в голове: Блэкуэлла ждет казнь по приказу паши! Примерно в середине июля 1804 года!

Какое сегодня число? Она знала, что Блэкуэлл еще жив. Знала, и все тут. Иначе путешествие потеряло бы смысл.

Алекс оглянулась на двоих чернокожих часовых, оставшихся в комнате. Теперь-то было ясно, что оба они — рабы. Что француз оказался настоящим работорговцем. И что он всерьез намерен продать ее.

Алекс облизала пересохшие губы. До сих пор она не совсем понимала, что ее ждет. А на поверку выходило намного хуже, чем участь женщины двадцатого века, попавшей в рабство. В девятнадцатом веке еще не была принята Декларация прав человека, а о правосудии можно было лишь мечтать. Ничего удивительного, что она попала в плен и скоро станет чьей-то рабыней. Но тогда, лишившись свободы, она не сможет разыскать Блэкуэлла!

Однако Алекс была целеустремленной натурой и теперь намеревалась во что бы то ни стало выжить — и встретиться с Блэкуэллом.

Но тут на нее накатила новая волна страха. А что, если по какому-то немыслимому капризу судьбы она переместилась во времени лишь для того, чтобы стать свидетельницей жестокой гибели Ксавье Блэкуэлла?!

Алекс была замотана во множество слоев материи и упрятана под паранджой — как и положено женщине-мусульманке. Француз предупредил, что она должна будет куда-то отправиться с ним. Алекс едва оправилась от шока после бесцеремонного обследования, учиненного какой-то местной дамой. Арабка не постеснялась изучить даже состояние ее зубов и половых органов. Алекс до сих пор трясло от бессильного гнева и унижения.

И все же она нашла в себе силы спросить, как только вышла из дома в сопровождении шести темнокожих рабов:

— Куда мы идем? Что происходит? — Ее голос дрожал и прерывался.

— Я получил хорошие новости. — Как всегда, улыбка на губах Риго не касалась холодных голубых глаз. — По городу уже распространился слух о вашем появлении, и паша пожелал взглянуть на вас прежде остальных возможных покупателей.

Алекс споткнулась. И заспешила за Риго. При мысли о предстоящей встрече с человеком, который, судя по историческим хроникам, в течение более чем десяти лет являлся проклятием для всего американского флота, ей становилось страшно. Но с другой стороны, это означало, что они попадут во дворец. А ведь туда же попал и Ксавье Блэкуэлл! Значит, с каждым шагом она приближается к нему! Дрожа от страха и от ожидания предстоящей встречи, она почти не замечала, что творится вокруг — как во сне двигалась по тесной загаженной улочке. Она не взглянула ни на караван верблюдов, ни на чудесную мечеть, укрывшуюся за высокими пальмами.

Но вот наконец над ними нависла громада дворца. Теперь это был не безобидный исторический музей, а настоящая крепость. Алекс вздрогнула от неожиданности: их путь пересек отряд вооруженных до зубов солдат, которые прошли в те самые ворота, что оказались запертыми на ночь еще вчера, когда девушка считала себя самой заурядной туристкой.

— Телохранители из отряда Юсуфа Корамалли, — не переставая улыбаться, пояснил француз.

У Алекс пересохло во рту от волнения. Вчера, когда она смотрела на эти стены, они не щетинились жерлами настоящих грозных пушек.

Во дворе за внешней стеной толпилось еще больше солдат. Риго остановили и задали несколько вопросов, после чего разрешили пройти дальше. Алекс робко шла за ним.

В следующем дворе, кроме солдат, было полно королевской челяди и придворных: турок, арабов, бедуинов и даже европейцев. Миновав просторные внешние помещения, они оказались в небольшом прохладном зале. В центре, на возвышении восседал роскошно-одетый вельможа, окруженный толпой подобострастных слуг и рабов. Француз схватил Алекс за руку и грубо толкнул к краю помоста, а сам согнулся в низком поклоне.

Вельможа, которого Алекс назвала для себя капитаном лейб-гвардии паши, внимательно ее разглядывал, пока Риго что-то говорил ему, угодливо улыбаясь. Через какое-то время — причем Алекс не имела ни малейшего понятия, о чем говорил француз, — им разрешили двинуться дальше.

Они прошли в просторный, мощенный булыжником крытый двор с мраморными колоннами. На верхней площадке мраморной лестницы находился золоченый трон. Сейчас трон был пуст.

Алекс оглядывалась, едва дыша от волнения, — она ожидала, что вот-вот увидит Блэкуэлла. Он ведь тоже пленник паши. Однако пленник непростой — он, наверное, не носил железного ошейника раба и мог свободно ходить по дворцу.

— Где мы? — прошептала она.

— В тронном зале паши. Он сейчас явится — ему уже доложили про нас.

Алекс помертвела от страха. Нервно теребя край паранджи, Алекс постаралась взять себя в руки. Распахнулась дверь над лестницей, и в зал вошел невысокий бородатый человек в парчовом халате, алом бархатном жилете и расшитом самоцветами тюрбане. Его сопровождал еще один человек, также щеголявший бархатным жилетом, парчовым халатом, белоснежными шелковыми шароварами и алыми сафьяновыми туфлями. На обоих были белые мантии. У обоих на золоченых перевязях в роскошных ножнах висели парадные сабли.

Француз рухнул на колени.

Паша небрежным взмахом руки позволил ему подняться. И сам паша, и вошедший с ним более молодой мужчина уставились на Алекс.

Она чувствовала, как запылали ее щеки. Ее бил озноб от страха и растерянности.

Риго выпрямился. Прежде чем она сообразила, что он делает, паранджа с нее была сорвана. Француз молча взялся за ворот платья. Алекс закричала, догадавшись, что сейчас случится.

Работорговец разорвал платье до пояса. Под платьем на ней ничего не было.

Так, с пылающими щеками, с обнаженной грудью, она и застыла — ошеломленная, униженная, гневная.

Паша все так же глазел на нее.

Алекс потупила взгляд, заставляя себя медленно считать до ста. Она в плену, она христианка, она женщина. Она в Триполи, в девятнадцатом веке: здесь никому нет дела до ее чувств. А все здешние мужчины — свиньи.

Державшийся за спиной у паши спутник решительно выступил вперед.

Алекс медленно подняла голову. Незнакомец оказался примерно ее возраста, с гладкой оливковой кожей и светло-карими глазами. Черты лица были почти правильными — при желании его можно было бы даже счесть красивым. Однако оно, несомненно, было обаятельным — в отличие от жестокой надменной физиономии паши. Волосы молодого человека были светло-каштановыми.

— Я — Джебаль, — представился он. Улыбка у него была очень теплой. — Я сын паши и бей [4]Триполи.

Алекс хмуро смотрела на него. Она не собиралась улыбаться в ответ — по крайней мере до тех пор, пока стоит на виду у всех с голой грудью. Француз больно дернул ее за руку и грозно посмотрел в глаза.

Джебаль сердито покосился на работорговца и протянул руку. Алекс скривилась: решила, что он сейчас прикоснется к ней. Но вместо этого Джебаль только поправил платье, подняв ворот.